Террариум 3 (СИ) - Гром Макс
***
Она шла по улице укутавшись в драный пуховик и прикрыв голову грубой шерстяной шапкой. Её ноги скрывала длинная юбка и толстые колготки. Потрясающие ступни ютились в тяжёлых, поношенных, рабочих ботинках с самодельными шнурками.
Раньше бы она не позволила себе в таком ходить. Ходила бы в дешёвом, в сделанном своими руками, но в хорошем, подобранном или сделанном тщательно. Ну и конечно ярком, подходящим её глазам, волосам, чтобы подружки завидовали, и бабка соседка обязательно сказала, что в её время в таком не ходили, ибо срам, когда у девки юбка выше колен.
Но не теперь. Теперь она ходила в чём придётся. Чтобы не выделяться, чтобы не столь часто её замечали. Ведь она жена предателя, жена ублюдка. И каждый теперь мог наорать на неё беспричинно, пнуть, плюнуть ей в лицо, и никто плохого человеку не скажет, а даже наоборот хавальником своим что-нибудь одобрительное залепетает.
Ручки у Ольги огрубели покрылись мозолями и чёрной грязью, которую невозможно смыть до конца. Лицо побледнело, осунулось. Девушка, что работала раньше в бухгалтерии, корпела над кипами бумаг, теперь работала с утра до позднего вечера на заводе, где ей плотили по пониженной ставке.
Ольга прошла мимо усатого мужика. Так тот так искривил лицо, словно ему говна в рот наложили, и он это говно тут же выплюнул. Харкнул Ольге прямо на ботинок. Та притворилась, что не заметила этого.
Степан так и хотел порвать того мудака на мелкие кусочки, но не подходил, продолжал следить.
Ольга зашла в жалкую, покосившуюся халупу. Возле входа висела табличка с надписью: «Дом позора № 4.». И вот из-за этой таблички никто не подходил к этому дому близко. Даже другие постройки стояли от него чуть в отдалении.
Дверь за Ольгой закрылась. Степан смотрел на неё ещё долгую минуту, держа радостного Шарика и прикрывая ему пасть, чтобы не залаял. Он, Степан вернёт её себе. Отомстит подонку, а потом сбежит с ней как можно дальше от всего этого, подальше от войны.
Степан вытер слёзы и пошёл мстить.
***
Матвей глядел через замерзающее стекло окна кареты и дивился, как же спокойно в столице коммунизма. Народ ходит потихоньку, или спешит по своим делам, ну или делает их. Война словно и не стояла на пороге и от того было очень жутко. После того, что наговорили на собрании на сердце у генерал-лейтенанта Демьяненко было тяжело.
— Чего скуксился Матвей? — Спросил его друг, полковник Юшкевич. Не высокий, растолстевший тип.
— Неужели всё что нам наговорили правда? То есть неужели всё так страшно? Я думал, проведём классическую мобилизацию и всё, а оказалось…
— Не бери в голову. Справимся. — Полковник закурил папиросу. — Наши предки с нацистами справились, так что мы с кучкой варваров точно сладим.
— Кучкой? Кучкой?!
— Не кипятись говорю, а то ещё давление поднимется. — Полковник заулыбался и выпустил из рта дым. — Знаю я сколько их там. Я ведь тоже на том собрании был, на отчёты разведки смотрел. Преувеличивают они. Уверен. Такого не бывает. Не в наше время. Если уж люди за всю новейшую историю столько народа не собрали, то ебучие орки точно не смогли.
— Если преувеличивают, то зачем эти законы принимать, срамные законы? — Не унимался Демьяненко. — А я тебе сам отвечу. В совете пересрались от таких новостей. Сам главнокомандующий обделался.
Карета остановилась.
— Ну бывай Матвей. Скажи жёнке, чтоб прелести свои дала пощупать, а то не успокоишься ведь. — Сказал Юшкевич и заулыбался ещё шире.
— Да пошёл ты. — Сказал зло Демьяненко и вышел из кареты.
Расстояние до подъезда он пробежал. Влетел в дверь и тут же на него залаяла какая-то шавка. Потрёпанная, словно дворняга. И куда только старший по подъезду смотрит.
— А ну брысь! — Крикнул на псину Матвей и поспешил уйти от тварюги.
Поднялся на нужный этаж, наконец отряхнулся от снега и вошёл в квартиру. Там смёл с валенок снег метёлкой, снял с себя шинель и пошёл к кухне.
— Маруся! Я дома! Что сегодня на ужин?! — Сказал Демьяненко громко, наконец улыбнулся. Вошёл на кухню и сразу замер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Ужин стоя на столе. Макароны с мясом и подливой, и ещё компотик. Маруся сидела рядышком, заплаканная, но пальцем не тронутая. А рядом с ней сидел незнакомец. Демьяненко его сначала не узнал. Да и как тут узнаешь, обросшего, потрёпанного, исхудалого человека, о котором он уже и думать давно перестал. Но потом Матвей пригляделся и понял, кто перед ним сидел, с револьвером в руках, и кипучей злобой в глазах.
— Яковлев! — с Испугом крикнул Демьяненко.
— Молчи. — Сказал ему Степан. — И сядь.
Демьяненко закрыл рот и сел.
— Я поговорил с твоей женой. — Начал говорить Степан. — Она о многом мне рассказала. А я ведь думал, что вы товарищ Демьяненко хороший человек. Что вы спасли мне жизнь. Но оказывается, вам хотелось моих страданий, за смерть братца предателя. У вас это получилось. Вы разрушили мне жизнь. Я предатель, которому некуда податься, а моя Ольга живёт словно нищенка в доме позора. Когда я шёл сюда, то надеялся, что это всё ошибка, что не вы это сделали, но… теперь я уверен в себе.
— Прошу, не…
— Заткнись. — С трудом сдерживая крик, сказал Степан.
Но Демьяненко не замолчал:
— Прошу, отпустите мою жену, и мы всё решим. Вы ведь не убийца. Вы честный солдат.
— Я им был. Теперь я преступник.
— Нет, вы и продолжаете им быть. Вы колеблитесь. Я это вижу… Вы до сих пор не залили эту квартиру кровью, а это, значит, что вам трудно решиться… Поэтому, я прошу вас ещё раз… отпустите мою жену, товарищ Яковлев… Как коммунист коммуниста прошу, отпустите. Не нужно класть на свои плечи груз, который вы не сможете выдержать. Пускай моя жена уйдёт, и тогда вы сможете сделать со мной всё что захотите.
Степан смотрел Демьяненко в глаза. Пристально. Жадно. Хотел найти в них ложь, лукавство. Не нашёл. Из-за смерти брата предателя, он разрушил жизнь целой семье. За жену, он был готов умереть.
— Мария, прошу вас, уйти. — Сказал Степан спокойно.
Перепуганная женщина посмотрела на гостя, а потом на мужа и снова на гостя.
— Иди Маруся. Иди.
— Я не уйду. — Сказала она сквозь слёзы.
— Иди я сказал! — Крикнул на неё Демьяненко. — Уходи к сестре!
Женщина встала, постояла немного, смотря на мужа и на револьвер, и ушла.
— Уверен, к нам скоро придут гости. — Сказал Степан. — Прошу, не умоляй меня пощадить тебя, чтобы это не затянулось.
Степан взвёл курок, направил ствол на лоб врага.
— Простите Степан, но я буду умолять. Я уже не молод и меня мучает спина и сердце, однако, я слишком люблю жизнь. Да и вам это выгодно.
— Что ты блять несёшь? — Разозлился Степан. — Мне выгодно? Ты небось собрался утверждать, что сможешь вернуть мне нормальную жизнь?!
— Да! Именно это я и собрался сделать! — Расхрабрился Демьяненко. Когда его жена была далеко, он расправил плечи.
— И всё это будет брехнёй! Я не дебил! Я знаю, что за то, что я сижу здесь с револьвером, менты, которых сейчас позовёт твоя жёнушка пристрелят меня на месте.
— Но этого можно избежать! Ты слишком долго бродил по лесам и не знаешь последних новостей! — Демьяненко полез в нагрудный карман и достал оттуда сложенный лист бумаги. — Это копия отчёта разведки и ещё приказа под номером триста. Всё куда хуже, чем мы думали Яковлев. На нас идёт орда! Действительно орда! Весь генералитет недоумевает от того, как эти дикари смогли собрать такое войско. Миллион голов. Да даже сейчас, в пик могущества СКГ, мы не сможем собрать даже сотню тысяч. Такой огромной армии человечество не помнит со времён Великой Бойни! Поэтому был выпущен приказ номер триста. Мы мобилизуем узников тюрем и исправительных лагерей. И не в виде отдельных рот, а грёбаных полков! Да мы мобилизуем всех подряд! Даже баб! Даже генералов, арестованных по пятьдесят восьмой статье. Ты понимаешь, что это для тебя значит? Я могу вернуть тебе жизнь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})