Андрей Силенгинский - Курьер
Глава двадцать первая
Кабинет в доме Якова Вениаминовича снова оказал на меня благотворное влияние. Уютно, мило, старомодно. Мягкий диван. Книжные полки. Я даже решил, что перед уходом проведу-таки пару минут у этих полок и обязательно попрошу что-нибудь почитать. Наверняка найдется что.
На этот раз Яков Вениаминович предложил испить чаю, и я согласился, не из вежливости вовсе, а с полным удовольствием. Тем более, чай пах просто изумительно, да и на вкус был тоже ничего. Разумеется, хозяин воздал заслуженную похвалу Римме Аркадьевне, как изобретательнице рецепта. Я настоятельно просил передать этой чудесной женщине мои самые искренние благодарности, со вкусом пил чай и со вкусом ел вишневое варенье. Роберт сидел рядом со мной и тоже наслаждался плодами кулинарного искусства своей матушки, отдавая предпочтенье варенью айвовому.
Все было просто здорово, и не хотелось говорить ни о каких делах, обсуждать проблемы или искать решения. Какое-то время мы так и поступали — в основном именно пили чай, перебрасываясь редкими ничего не значащими репликами о делах простых и житейских. Но зачем-то меня все же пригласили, забыть об этом было трудно, да я и не пытался, просто отодвинув мысли об этом на задний план. Но, прикончив вторую чашку чая. от третьей отказался, похлопав себя по животу и, тяжело выдохнув, откинувшись на спинку дивана.
— Вот что вы наделали, Яков Вениаминович! Я ж теперь не смогу пить другого чая, он мне будет казаться безвкусным.
Старый маг вежливо посмеялся.
— Вам ничего не остается, как навещать меня почаще, Вадик. Я буду только рад.
— Ловлю вас на слове, — кивнул я. — Но на этот раз вы хотели меня видеть с какой-то определенной целью?
Лицо Якова Вениаминовича быстро утратило следы веселости. Пожалуй, маятник даже качнулся в сторону печали.
— Думаю, будет правильней, если вам обо всем расскажет Роберт. Но после того, как вы его выслушаете, я попрошу вас дать слово мне. Я имею что сказать по этому поводу и буду настаивать, чтобы вы прислушались к моему мнению.
Вот так вступление! Очевидно, что отец с сыном разошлись в видении ситуации. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться о споре между ними, имевшем место до звонка Якова Вениаминовича. Единое мнение, судя по всему, найдено не было, но к некому консенсусу, ограниченно устроившему обе стороны, прийти удалось. Высокая дипломатия в тесном семейном кругу!..
— Говорите, Роберт, я заинтригован, — поощрил я достаточно долго собиравшегося с мыслями черного мага.
Или он уже не черный? Я ведь даже не спросил, принял ли Роберт предложение Александра Константиновича. Как-то неловко было, не до того, так чудно мы чаевничали... Впрочем, в любом случае, называть его черным магом теперь, наверное, неправильно. Либо он не черный, либо он не маг. Не думаю, что ему позволят третий вариант.
— Знаете, Вадим, ваши слова... если говорить точнее, слова Томашова, которые вы передали, подтолкнули мои мысли в любопытном направлении, — неспешно начал Роберт.
Я его торопить не думал, куда мне спешить.
— Я провел некоторые несложные эксперименты с фразой для собирания текста из фрагментов. Для примера я взял одну известную английскую песенку. В оригинале, это важно. Разбил на части, и фраза легко справилась с воссозданием текста.
Роберт сделал паузу и посмотрел на меня. Словно учитель, пытающийся прочитать на лице ученика, усвоил ли тот первую часть доказательства теоремы. Я кивнул, так как пока ничего сложного для понимания не видел. Удовлетворившись моим кивком, Роберт продолжил.
— Затем я записал те же самые слова на английском, но русскими буквами.
— Транслитом, что ли? — уточнил я.
Роберт едва заметно поморщился.
— Да, транслитом. Так вот, с этими фрагментами фраза работать отказалась категорически.
— Почему? — спросил я.
— Ну, это у Белого шара спросить надо, — развел руками Роберт. — Возможно, дело в том, что написание кириллицей не передает точно произношение оригинала. А может, подобное написание просто не встречается достаточно часто, чтобы считаться сложившемся текстом...
В моей памяти всплыла картинка, как Роберт пытается заставить Белый шар сложить вместе два заклинания, записанных на клочках бумаги. Русскими буквами записанными, разумеется...
— После этого я провел еще третий опыт, который, в общем-то, можно считать излишнем. С текстом той же песни в переводе Маршака. Все получилось.
Я покачал головой.
— Этот перевод вполне может считаться самостоятельным текстом. С точки зрения Белого шара, — улыбкой я обозначил несерьезное отношение к этому уточнению. Хотя сам не уверен, что шутил.
— Возможно, — согласился Роберт. — Как я уже сказал, этот опыт в какой-то степени избыточен. Но первые два показательны, вы не находите?
— И на каком языке вы планируете написать заклинания? — вместо ответа в лоб спросил я.
Роберт посмотрел на меня, чуть склонив голову набок.
— А каково ваше мнение, Вадим?
Я не только пожал плечами, но и почесал в затылке.
— Трудно сказать. Томашов — человек, открывший Белый шар, — русский, но едва ли это что-то значит. К тому же. заклинания, написанные по-русски, соединяться не захотели...
— Не по-русски, а русскими буквами, — мягко поправил Роберт. — Какими буквами стоит писать фразы Белого шара, чтобы они могли собираться в текст — вот более правильная формулировка вашего вопроса, Вадим.
— И какими же? — переспросил я. — Ответ-то примерно тот же самый — не вижу ни у одного алфавита Земли преимущества перед остальными, когда дело касается Белого шара.
Роберт просто смотрел на меня. Долго смотрел. И улыбался. Ну правильно, последний вывод перед словами «что и требовалось доказать» ученик должен сделать самостоятельно.
Через несколько секунд я почувствовал, что волосы на моем затылке пришли в движение.
— Подождите... — севшим голосом произнес я. — Вы что... что, считаете, что у Белого шара имеется свой собственный алфавит?
Роберт улыбнулся еще шире.
— А разве это не самый логичный вывод? Конечно, его нельзя считать строго доказанным, но по меньшей мере обоснованным — несомненно. И — да — я очень хотел бы обладать фразой, позволяющей выучить этот алфавит.
Мне потребовалось порядочно времени, чтобы вновь обрести возможность дышать. Это было... черт возьми, у меня даже не было подходящих слов, чтобы адекватно описать идею Роберта. К счастью, заговорил Яков Вениаминович.
— Вот что, Вадик, вы пока приходите в себя — я вижу, вам этого надо — а я пока скажу вам то, что собирался сказать. Роберт считал, что вы должны о его идее услышать, и я с этим согласился. Не сразу и без удовольствия, но согласился. Вы имеете право знать... Но я в самой категоричной форме против того, чтобы вы пытались достать это заклинание! В самой категоричной!
Роберт покачал головой.
— Да я, в общем-то, и не предлагал.
— Вот именно, в общем-то! — Яков Вениаминович был недоволен сыном, горячился и заметно нервничал.
— Вадим — курьер, ты хочешь иметь заклинание, а заклинание достают курьеры — очень простая цепочка, не так ли, сын? Только вот чувствую я, это заклинание, если оно вообще существует, недоступно человеку. Не-дос-ту-пно!
Я счел нужным успокоить старика... да и себя самого тоже, если на то пошло.
— Яков Вениаминович, да вы так не переживайте. Не собираюсь я в Тоннель. Вообще, ни в какой Тоннель я в ближайшее время не собираюсь. От последнего едва отошел. Знаете, как весело, когда за каждым углом какой-нибудь напасти ждешь, — я вымучил улыбку, решив про другое проявление той же болезни даже не упоминать. — А потом встряхиваешься, и еще хуже — ясно понимаешь, что у тебя с головой не все в порядке. Да и Томашов мне сказал, что сдохну, если за этим заклинанием сунусь.
— Лучше бы ваш Томашов вообще молчал! — все еще сердито, но с меньшим напряжением в голосе сказал Яков Вениаминович. — А ты. Роб, если не терпится облагодетельствовать человечество, расскажи все Александру Константиновичу.
— Не уверен, что он уже не в курсе, — Роберт криво усмехнулся. — Пугающая осведомленность...
— Вас только осведомленность комитета пугает? — спросил я. — Кстати, я сделал верный вывод, что вы пока не приняли их предложение?
Роберт улыбнулся чуть более открыто, хотя без особого веселья.
— На первый вопрос — нет. На второй — да. Да — в смысле, не принял. И очень не хочу принимать, хотя альтернативы не радуют.
— А почему, сын? — вопрос Яков Вениаминович задал вовсе не осуждающим тоном. Скорее, с надеждой на правильный ответ, который сможет его удовлетворить. — Только про золотую клетку не надо, ерунда это все. Тебя и Александр Константинович по делу отбрил, и я могу от себя добавить. С ростом возможностей человека неизбежно большую жесткость обретают и ограничительные рамки. А вовсе не наоборот, как представляют себе многие. И усиление контроля взамен несомненно выгодных приобретений, хотя бы в виде информации, это естественное условие. Так почему ты не хочешь работать с комитетом — давай уж по-честному сформулируем сделанное тебе предложение?
