Михаил Тырин - Желтая линия
Я после недолгого раздумья позвал охранника.
– Как мне с ним говорить, он ничего не понимает?
– Все он понимает, – усмехнулся Лиус. – Он не хочет разговаривать на твоем языке. Ты должен знать его язык.
– Ни фига себе, заявочки! – разозлился я. – И что мне делать?
– Не знаю, что делать. Могу, конечно, ногой в живот ударить, но ведь не поможет. Они такие – не хотят, значит, не заставишь.
– И что, нет никого, кто может с ними поговорить?
– Почему же никого? Я могу немножко.
– Так что ж ты мозги мне морочишь! – Я разозлился еще больше. – Давай, переводи, пусть дед споет мне песню.
– Песню... – Лиус озадаченно почесал ухо. – Как же это... Да, бывает, они тут начинают выть, не остановишь. Подожди, сейчас...
Он начал с большим трудом выдавливать какие-то звуки, то и дело замолкая и почесывая макушку. Старик слушал, но даже не смотрел на нас. Его сощуренные глаза глядели мимо. Я тайком начал крутить вал магнитофона – лучше позаботиться заранее.
Наконец ивенк начал говорить. Интонация теперь была довольно спокойной, не такой резкой, как до этого. Я уже понадеялся, что он все понял и сейчас быстренько организует мне маленький народный хор. Но снова ничего не вышло. Высказавшись, он замолчал и погрузился в себя.
– Что он говорил? Что ему опять не так?
– Я как-то плохо понял, – покачал головой Лиус. – Про какие-то тучи и бури говорил. В общем, сказал, не будет петь. А больше я не понял, я ведь по-ихнему только команды отдавать умею.
– Вот же, черт... – Я сокрушенно покачал головой.
– Тебе надо было капусты ему принести. Ты же на болотах ползаешь, нарвал бы капусты. Они за нее маму родную продадут, точно. Тут было пару раз, самолеты прорывались и капусту им сбрасывали.
– Какие еще самолеты?
– Ну, ивенкские самолеты. Ты разве не видел никогда?
– Не видел. И капусты у меня нет.
– А может, лучше девочку тебе привести, а? – предложил Лиус с явной жалостью ко мне. – Давай отведу вас в барак мужской, там сейчас пусто. Только воняет, и жуки ползают...
– Не надо мне ни жуков, ни девочек, – сказал я и разочарованно вздохнул. Повертел в руке магнитофон – а он взял и включился в режим воспроизведения. Зазвучал голос старика – искаженный, но вполне узнаваемый.
Ивенк вдруг встрепенулся, вскинул глаза и вскочил с прытью, мало свойственной дряхлым старцам. Несколько секунд он с ужасом смотрел на говорящую коробочку, затем отскочил и, хромая на обе ноги, побежал по траве, что-то выкрикивая.
Охранник проводил его насмешливым взглядом, потом обратился ко мне:
– Слышь, пехота, ничего у тебя тут не получится. Он говорит, что ты украл у него голос.
– Еще лучше, – прошипел я со злостью. Было обидно до слез – я же и в мыслях не держал ничего плохого.
– Ну давай девочку приведу! – сделал он последнюю попытку.
– Нет, – сказал я, бросая магнитофон в ранец. – Пошли, выпусти меня отсюда.
– Эй, обожди. Мы ведь... это... в общем, лепешки твои уже съели.
Вот что его беспокоило. Он боялся, что я отберу мзду, раз дело не получилось.
– Приятного аппетита, – ответил я.
* * *В последние дни вокруг поселка развернулось нешуточное строительство. С рассвета до темноты не смолкал гул машин, целые улицы из новеньких свежевыдутых пластиковых домов вырастали на глазах. Периметр отступил на добрую сотню метров.
Жизнерадостным ульдрам в силу их навыков и способностей досталось, как всегда, носить тяжести и убирать мусор. Ну а мы, естественно, обеспечивали их слаженную и организованную работу.
В один из дней поселок оказался полупустым. Офицеры говорили, что со стороны основной базы к нам вышла большая колонна и почти весь гарнизон прикрывал маршрут ее следования, оберегая от неприятностей. В небе кружили реапланы, готовые при малейшем движении внизу спикировать и смешать все с огнем.
После обеда колонну увидели дозорные на вышках. Я уже знал – бронированные вездеходы везут к нам начальство со свитой и горы имущества. Назавтра ожидался второй рейс. Основная база меняла дислокацию, переезжая к нам. В самом деле, наш поселок, стоящий меж четырех шахт, давно был чем-то вроде делового центра.
Начальство ожидали кварталы новостроек, красивенькие, еще не помятые заборы и вежливо-радостные офицеры, одетые во все новое. Меня все это мало касалось, мое дело было простое – прохаживаться по участку и искоренять тунеядство с помощью высоковольтных разрядов.
Я не чувствовал себя надсмотрщиком над рабами. Нет, ульдры вовсе не рабы, они добровольно согласились строить очередной форпост Цивилизации за вкусную еду, сухое жилье и удобную одежду. Но без электрической подзарядки их трудовой пыл быстро иссякал.
О прибытии колонны я узнал по поднявшейся беготне и шуму. Наверно, я тоже с радостью покрутился бы вокруг начальства, помог кому-нибудь из офицеров донести чемодан и поучаствовал бы в общем радостном оживлении. Но, увы, мои рыжебородые подопечные без присмотра устроят свалку, сравнимую с ураганом и землетрясением, вместе взятыми. Только вчера один из наших недоглядел за своим контингентом, и какой-то ульдр сунул любопытную физиономию в механизм землерезки. Клоки рыжей бороды и кровавые ошметки снимали потом со всех шестеренок.
У меня в голове вертелась мысль, что с первой же колонной должен прибыть незаменимый помощник коменданта Щерба. Мы уже много дней не виделись, я часто вспоминал о нем и размышлял, каких невообразимых карьерных высот он мог достичь.
– Еле тебя нашел! – Мощная ладонь шлепнулась мне на плечо.
На Щербатина было просто приятно посмотреть – круглощекий, полнокровный, донельзя довольный жизнью.
– Ну, пехотинец Беня, доложи обстановку!
– Вот она, обстановка. – Я кисло улыбнулся и кивнул туда, где шестеро ульдров впряглись в огромное металлическое корыто и волокли его к лесу. Соплеменники подбрасывали им камни и выкорчеванные пни.
– М-да, – проговорил Щербатин. – Технологии будущего во всем великолепии. В девятнадцатом веке один мечтатель написал: недалеки те времена, когда специальные машины будут подавать мешок на спину работнику, чтобы тот спокойно мог донести его до подводы.
– Вот они, специальные машины. – Я кивнул на ульдров.
– А как ты с ними общаешься?
– О-о, это очень просто, – сразу оживился я. И затем, найдя глазами ближайшего ульдра, рявкнул на него: – Ко мне!
Союзник подошел с большим булыжником в руках. Он с любопытством смотрел на нас и ухмылялся.
– Положи на землю! – скомандовал я. Он охотно послушался, бросив камень под ноги. – А теперь закрой глаза!
Он зажмурился, и я с размаху врезал палкой по волосатой смеющейся роже. Ульдр схватился за нее, заорал, но потом снова заухмылялся, схватил свой камень и потрусил прочь.
– Главное – вежливость и такт, – пояснил я Щербатину.
Он растерянно моргал, глядя то на меня, то на электродубинку.
– Я не верю своим глазам, – сокрушенно сказал он. – За что ты его?
– За нетленные ценности и за великие принципы. А ты как думал? Все работают, а он стоит тут, рожи корчит.
– Ну ты даешь... Беня, я тебя не узнаю.
– Постой здесь подольше, и ты тоже себя не узнаешь.
– Что с тобой творится? Вьетнамский синдром?
– Никакого синдрома. Нормальная рабочая обстановка. Ну а как у тебя успехи? Скоро станешь главнокомандующим?
– Не все сразу. – Щербатин загадочно улыбнулся.
Он повернулся к обширной панораме строительства и, кажется, залюбовался. Под нами стелился ровный склон холма, по которому катались строительные машины, тянулись трубы, суетились, как муравьи, сотни людей. На глазах кусочек дикой природы превращался в благоустроенный человеческий мир.
– Ты чувствуешь волнующую атмосферу колониальных войн, Беня? – восторженно проговорил Щербатин. – Есть в этом какая-то тайная прелесть. Замысловатый узор, сотканный из противоречий. Жестокость кровожадных аборигенов против холодного разума колонизаторов, дикарские обряды против достижений науки, соломенные хижины на пути у шагающих танков. И во всем – дух какой-то новизны, свежий ветер, музыка иной жизни...
– Тебе, Щербатин, только накачки перед новобранцами проводить... – пробормотал я. – Где нахватался этой лирики?
– Хорошая жратва и теплая постель иногда настраивают на лирический лад, Беня. Я думал, ты это знаешь. Бывает, после доброго ужина в кругу друзей начинаю задумываться – а не построить ли приют для ивенкских детей, чьих пап и мам размазали по земле наши штурмовики...
– Лучше построй приют для меня. В этих пластмассовых домах скапливается какой-то дрянной запах, кроме того, там любят селиться пауки и многоножки.
– Это плохо, – огорчился Щербатин. – Нам ведь тоже придется пожить в пластиковых домах.
– А чего вы вообще сюда приперлись?
– База теперь будет здесь.
– Это я слышал, но зачем?
– База тонет. Тонет в собственном дерьме.
– А если серьезно?
– Ты давно там не был? Там все залито водой. В нашей казарме уже по колено, оттуда всех выселили. База тонет в болоте.
