Евгений Прошкин - Война мертвых
– Во что веришь? – не понял Тихон.
– В смерть биологических родственников. Стандартная школьная версия: мы умерли для них, они умерли для нас. Никто никого не ищет, а курсант получает дополнительную мотивацию.
– Постой... Значит, то, что ты рассказал про мою мать...
– Естественно.
– И не исключено, что она жива... – задумчиво произнес Тихон.
– Очень может быть, – равнодушно молвил Игорь. – Только тебе это зачем?
– Мамы, папы... Сто семнадцатый, а почему бы тебе прадедушку не откопать? – хохотнул кто-то из операторов. – Повесишь его черепушку в кубрике. Зато как занимательно! Люди удивляются, а у тебя гордость: родня все-таки. Гены-фигены и так далее.
– Ой, как смешно! – огрызнулся Тихон, но спорить не стал – тема была закрыта. Он пока еще не представлял, как поступит: возобновит поиски или махнет на них рукой. Если честно, то, конечно же, это было блажью. Вся Конфедерация живет без родителей, и ничего, одному ему неймется.
"Все – это все, – упрямо подумал Тихон. – Они существуют отдельно”.
Плавный подъем закончился, и за холмом показался конкурский поселок, который уже без преувеличения можно было – назвать городом. Какая-либо система в расположении улиц отсутствовала – узкие проходы начинались где придется и, пропетляв около сотни метров, упирались в глухие стены. Низкие дома были построены по тому же принципу, что и в первом селении, и скорее всего из того же материала.
Это обстоятельство Тихона особенно порадовало: земляные хижины рассыпались от первого же сильного толчка, поэтому никаких трудностей, кроме пылевой завесы, в бою не предвиделось. Затем он вспомнил, что стрелок обещал прекратить саботаж, и настроение поднялось еще больше.
– Ты готов?
– Возьми самый крупный план, – вместо ответа попросил Филипп.
Тихон нацелил объективы на ближний квартал и, последовательно увеличив картинку, получил портрет конкура с кульком. Из-под толстой материи выпростались три отвратительно гибких змейки, в которых он угадал верхние конечности.
– Ребенок, – мрачно произнес Филипп.
– Детеныш, – поправил его Тихон.
– Я бы даже сказал, зверек, – вмешался Игорь. – Особь на стадии взросления. Когда вырастет, заберется в кабину какого-нибудь “кита” и пойдет рубить наших колонистов. Все ясно?
– Ив том городе тоже находились дети, – пробормотал Филипп. – В каждом свертке – ребенок. Зачем мы это сделали?
– Сто семнадцатый, высади своего напарника, пусть возвращается на Пост пешком, – пошутил Игорь. – Еще слюнтяи имеются?
– Это не слюни, а элементарная порядочность, – высказался голос, успевший за время операции стать знакомым.
– Назовись, слюнявый, – велел Игорь.
– Шестьсот восемьдесят седьмой.
– Кто с тобой в экипаже?
– Шестьсот двадцать пятый, Петр.
– Твое мнение, Петя.
– Я это... подчиняюсь старшему.
– А сам что думаешь?
– Это... не нужно их убивать. Ну, я про мелких.
– Понятненько.
Игорь выехал из строя и, мгновенно развернув башню, ударил по одному из танков короткой голубой струёй. Разряд просверлил броню и, вонзившись внутрь, расплавил основные узлы. Машина конвульсивно рыпнулась вперед – назад, но командный блок уже сгорел, а без него она была мертвой телегой.
– Вот так, шестисотые, – удовлетворенно молвил Игорь. – За неподчинение приказу. Я никого не задел?
– А что, был какой-то приказ?
– А разве не было? Командир! Мы тебя слушаем.
– Приказ, – немедленно отозвался Тихон. – Зверинец должен сгореть.
Увидев, что танки не двигаются с места, он помедлил и слегка удивленно сказал:
– Это все.
Машины перестроились в шеренгу и покатились вниз. Город был лишен не только военной техники, но даже примитивных средств связи и оповещения – кон – – куры зашевелились лишь после того, как танки стали видны невооруженным глазом.
– Кажется, здесь одни самки, – опять заныл Филипп.
– Ты читал, что написано на сержантском шевроне? – спросил его Тихон.
– “Без жалости”, я помню. Но на шевроне было про врагов.
– А это кто? Друзья?
– Невиновные.
– Я тебя последний раз...
– Нет, – быстро сказал Филипп.
Тихон отгородился от него непроницаемой стеной и задумался. Дальше так нельзя. Все имеет свой предел, и терпение тоже. Он, оператор номер сто семнадцать, объединил отдельные экипажи в отряд. Он взял их под свое командование, хотя не очень-то и старался. И он не может справиться с каким-то комплексующим убожеством!
Тихон размягчил перегородку до упругой мембраны и осторожно ступил на территорию личности стрелка. Филипп был уверен, что водитель поглощен ездой, поэтому на защите особо не концентрировался. Вторжение прошло незамеченным, это уже полдела. Тихон полностью погрузился в чужое сознание – никакого сопротивления.
Найдя волевой центр, он нежно к нему прикоснулся и чуть надавил. Жесткий. Для такой дешевки, как Филипп, довольно странно. Тихон собрался с духом и... Это было похоже на влипание в КБ – ничего принципиально нового. Филипп всполошился, но поздно: теперь в нем находились двое. Тихон по-хозяйски осмотрелся и мысленно присвистнул, так, чтобы до Филиппа дошло.
Ага, что тут у нас? Новый узел боли почти сформирован. Из чего? Ну конечно, детоубийство: Быстро он управился. Где он детей-то нашел? Просто мазохист какой-то.
Филипп попытался вытолкнуть его обратно, но безуспешно. Тихон дотянулся до самых сокровенных уголков и вытряс наружу все, что в них накопилось. Богато. Этих переживаний хватило бы на целый Пост, а он морочит себе голову убиенными детенышами. Псих! А что здесь?
– Уйди, – простонал Филипп.
– Стрелять будешь?
– Буду.
– Неискренне. Сам себя обманываешь. Он нащупал какую-то глубоко запрятанную мыслишку и выволок ее на поверхность. Защитник младенцев оказался вовсе не безобидным.
– Ты что же, гнида, задумал? – медленно спросил Тихон. – Ты меня прикончить решил, да?
– В тебе много зла. Таиться Филиппу смысла не было, водитель уже вывернул его душу наизнанку и перебрал содержимое; рассортировал, взвесил, но до этого – подержал в своих грязных ладонях. Осквернил.
– Много зла, – повторил Филипп. – Такое говно и в таком хрупком тельце. Я же тебе голову сверну двумя пальцами. Привык понарошку умирать, но убиваешь-то по-настоящему! Настал твой черед. Что, страшно? Бойся, подонок. Наши кабины рядом, я приметил. Это в танке ты такой могучий, а в жизни щупленький совсем. Сломаю тебе позвоночник, получу полный сброс, и домой. Уже скоро.
– Ты закончил? – осведомился Тихон.
Он неторопливо извлек из Филиппа всю его боль и, многократно умножив, швырнул обратно.
Первое влечение – сравнение размеров – смутная тревога. Лагерь – спор – разбитое лицо друга. Пыльная улица – жалобный писк – тонкий хруст под траками – жидкие внутренности, волокущиеся по земле. Белые зубы – нежный поцелуй – брюки на полу – презрительный смех. Пробуждение – похвала капитана – гордость – забытые подробности – непонимание – страх.
– Тебя это тоже беспокоит, дружище? Провал в памяти. Он был у многих, и никому еще не удалось его восстановить. А что мы там делали? Чем мы занимались все это время? Может, расхаживали голиком перед тысячей женщин? И каждая видела нашу ущербность? Может, мы живьем пожирали конкурских зверят? А может... Эй, эй!..
Филипп выразил облегчение – он снова обрел то, без чего самоликвидация была невозможна. Это не имело точного определения – просто нежелание жить.
– Сейчас побеседуем иначе, – пообещал он. – И никто тебе не поможет. Потому, что я здоровее. И потому, что всем наплевать.
Филипп вцепился в свои мучения мертвой хваткой. Это все, что у него было. Это и был он сам.
– Мышцы остались в кабине, – сказал Тихон. – Борьба здесь совсем другая. Вот такая. Смотри.
Он вырвал волевой центр Филиппа и придавил его камнем исступленного страдания. Вся та боль, что Тихон изведал и вообразил, легла на плечи стрелка.
– Мне плохо, – еле выговорил стрелок.
– А будет еще хуже. Выбирай.
– Что? – с тоской и надеждой крикнул он.
– Инфаркт или инсульт? Вообще-то, заранее не угадаешь. Как получится.
Вспомнив опыт с Анастасией, Тихон вышел за пределы чистой психики и ворвался в область психоневрологии. Пребывание в одном командном блоке с чужой личностью позволило участвовать в ней на физиологическом уровне. Тихон не различал органов, не видел ни сердца, ни мозга, но как их повредить, он знал точно.
– Хочу жить...
– Понимаешь, Филипп, я ведь тоже этого хочу. Он сделал последнее усилие, и сознание стрелка опало невесомой паутинкой. Филипп все еще присутствовал рядом, но уже в виде какой-то полумертвой субстанции. Тихон отряхнулся и окончательно вытеснил напарника из КБ. С этой секунды танк принадлежал ему одному. Никаких соседей, никаких разногласий. Кто здесь главный? Я!!!
– Сто семнадцатый, что с тобой? – встревоженно спросил Игорь. Судя по интонации, он вызывал Тихона уже не в первый раз.
