Евгений Прошкин - Война мертвых
– Ну, говори.
– Мы вошли в Табанум, нас девять машин. Только чего нам здесь делать, если платформу эвакуировали?
– Что ты мелешь?
Тихон уже собирался охаять командование за вечную неразбериху, но осекся. Подвинуть станцию – значит сбить всю настройку. Платформа превращается в бесполезную металлическую плиту. Кому это нужно? Никому. Никому из людей, по крайней мере.
– Она у конкуров! – взволнованно крикнул Тихон. – Ты меня слышишь? Они ее захватили.
– Тебя это не касается, лейтенант.
– Ладно, высылайте транзитку.
– Транзитной камеры не будет, планы изменились. В принципе вы на Шадане больше не нужны, можете отлипать.
– Да ты!.. – Он запнулся, сортируя лексику на искреннюю и дозволенную, последней попадалось намного меньше. – Мы здесь... А ты там...
– Ну, разболтался! – рявкнул командующий. – Под кару лезешь? Кому ты указываешь, клубника? У нас семь транспортов погибло. Тысяча “УТ-9” – вся! Вся сгорела. Хочешь воевать – воюй, недалеко от вас звено “перистов” сшивается. Давайте, молотите, пока есть возможность, – закончил он уже спокойней.
– Будем возвращаться? – обратился Тихон к отряду.
– Ты что, сто семнадцатый?! – возмутился Игорь. – Зачем мы сюда тащились?
– Правильно. Сколько-нисколько прикончим – все впрок, – поддержал его миноискатель.
– Командующий, обеспечь связь с летунами и скоро нас не жди.
– Но предупреждаю: конкурских войск на территории вашего района практически нет. В основном – простые колонисты.
– Это же совсем другое! – возразил Филипп, но в эфир его реплика не попала.
– Не страшно, – ответил Тихон. – Вот и мой стрелок говорит, что ему все равно. Конкур – он и есть конкур.
– Ты что, сволочь?! – взбесился Филипп. – Ты что себе позволяешь?!
Тихон ощутил, как напарник вводит себя в транс, намереваясь задействовать механизм самоликвидации. Тема была все та же, сугубо анатомическая. Незаметно подобравшись к сознанию Филиппа, он доказал беспочвенность его страданий. Изобретать аргументы нужды не было, они хранились в собственной памяти стрелка, на почетной полочке.
Филипп получил назад свои сладкие воспоминания о Марте. Все то, что он с такой бравадой демонстрировал Тихону, теперь вернулось к нему. Тихон преподнес это не как утешение, а как черную зависть, и напарник поддался.
Простенькая конструкция его ненависти к жизни, основанная на комплексе неполноценности, затрещала и рассыпалась. В душе у Филиппа по-прежнему копошились сомнения, но, лишившись базы, они не тянули даже на легкую грусть. Это был самый короткий и самый эффективный сеанс за всю историю психоанализа, однако терапевтическая сторона Тихона не интересовала. Еще до того, как покинуть личность стрелка, он понял, что погубил неплохого оператора. Способность влипать в КБ Филипп сохранил, но о самоликвидации речи уже не шло. Для этого он был недостаточно несчастлив.
– Я отказываюсь убивать колонистов.
– Траками подавим, – безмятежно молвил Тихон. – Эй, насекомые! Вы нас слышите?
– Ползучим от окрыленных – большой воздушный привет! – отозвался Влад.
Как ни странно, Тихон узнал его сразу. На Глори они едва перекинулись парой фраз, гораздо больше он общался с сержантами, но те давно из памяти выветрились, а Влад почему-то удержался.
– Есть возможность поразмяться, – сказал он. – Мы тут развод очку провели, кой-чего обнаружили.
– Конкретнее, пожалуйста.
– Пожалуйста. Поселение конкуров, выглядит как временное, особей на пятьсот-семьсот. Нас всего пятеро, да и ресурс у “периста” не бесконечный, а вот вам раздолье.
– Лабиринт они случайно не строят?
Нет там никакого лабиринта. Просто живут.
Тихон запросил координаты и пометил на карте место в центре голой равнины, вдали от дорог, лесов и водоемов. Чем на этой пустоши конкуры собирались заниматься, для людей было загадкой, впрочем, разгадывать ее они не имели ни малейшего желания. Врага следовало уничтожать, и не исключено, что карательный рейд был более оправдан, чем столкновение с боевой техникой. Если конкуров убедить, что спокойной жизни в захваченных колониях не предвидится, то, возможно, охота воевать у них пропадет.
Теория о пользе геноцида не выдерживала никакой критики, однако Тихона это не смутило. Пожелай он найти глубинный смысл предстоящей операции – непременно нашел бы.
Конкурские дома и впрямь казались чем-то вспомогательным и непостоянным. От бесформенного города они отличались, как шалаш от небоскреба. Иметь отличную строительную технику и прозябать в хибарах, состряпанных из подручного материала, было по меньшей мере странно. Жилища напоминали глинобитные хижины, известные Тихону по курсу социальной истории. Он не сомневался, что поселок выполняет какую-то вспомогательную роль и скоро его либо бросят, либо возведут на этом месте что-нибудь более достойное. Например, транспортную систему. Очередной лабиринт.
Приблизиться к поселку незамеченными было невозможно, да и “перисты” уже пошуровали на славу. Тихон еще издали заметил стайку черных птиц с опущенными клювами, кружащую над поселком. Конкуры беспорядочно метались по кривым улочкам, забегали в дома, тут же выскакивали, неся в руках какие-то предметы, и, распоротые пополам, валились на землю.
Сопротивления колонисты не оказывали, возможно, они прибыли совсем без оружия. Будто несколько засад и мины-ловушки способны оградить их от всех неприятностей. Или уже расслабились, почувствовали Шадан своим? Рано, ребятки, рано! С началом войны такое понятие, как безопасность, ушло в прошлое. Достаточно одного маяка, чтобы на планете появились гости, и не обязательно с цветами. Один передатчик размером с яблоко, и колония уже не может спать спокойно: когда-нибудь вас навестят, сожгут дома, выпустят соседям кишки, растопчут весь уклад жизни.
"Перисты” полосовали городок вдоль и поперек, однако количество конкуров не убывало. Тихон раздал задания экипажам и переключил радар на инфракрасный спектр – примерно четыреста теплокровных особей. Работы хватит всем.
Безволосый конкур в фиолетовой накидке несся так быстро, что Тихон ему позавидовал. Прошло уже больше пяти минут, а трехногий до сих пор не выдохся, лишь оглядываться стал все чаще и чаще. Он крепко Прижимал к груди два каких-то свертка, и, хотя они мешали бежать, избавиться от них он не торопился.
– Что там – деньги или продукты? – спросил Тихон у Филиппа. – Какие предположения?
– Не знаю, – буркнул тот. Операция против мирного населения по-прежнему вызывала в нем протест.
– Для того чтоб эти мирные здесь расположились, другие, не очень мирные, истребили целую колонию наших, – назидательно проговорил Тихон, но Филипп вступать в дискуссию не пожелал.
Колонист еще раз обернулся и, напоровшись на спутанные стебли травы, выронил один из мешков. На морде конкура отразился неподдельный ужас, и Тихон всерьез заинтересовался его ношей. Чтобы так огорчиться, нужно потерять нечто особенное. Конкур неожиданно остановился и бросился назад, к свертку.
Расстояние между танком и упавшим кульком стремительно сокращалось, но трехногий все же предпринял отчаянную попытку спасти свое добро. Подыгрывая, Тихон затормозил, и конкур успел выхватить мешок из-под самого трака. При этом в его глазах блеснуло что-то вроде благодарности, так, во всяком случае, Тихону показалось.
– Эй, стрелок, не спи!
– Я же сказал: не буду, – упрямо заявил Филипп.
– Обуза, вот ты кто, – укорил Тихон, чуть прибавляя скорости.
На такую прыть конкур был не способен. Заостренный край брони неумолимо приближался и наконец стал подталкивать его в спину. Тварь с опозданием сообразила, что можно было попробовать свернуть, но теперь этот шанс остался позади – Тихон вел ее ровно посередине, и на лишний шаг в сторону требовалась далеко не лишняя секунда.
– Ладно, побаловались, – сказал он и, дав волю рвущемуся двигателю, отправил трехногого под днище.
Снизу раздался короткий крик, окрашенный обертонами, похожими на писки котят, но машина была уже далеко. Тихон заметил несущуюся толпу и нацелился в самый центр.
– По-моему, ты не одного прикончил, – сдавленно проговорил Филипп.
– Как это?
– Их там несколько было.
Тихон мельком взглянул на красную кашу, размазанную по траве, – подробностей было не разглядеть.
– Я пока еще в своем уме. Откуда остальные могли взяться?
Филипп опять промолчал, возразить ему было нечего. Тихон захотел еще раз слазить ему в душу, но передумал. То, что в ней творилось, он представлял и так. Сознание стрелка утратило ядро, вокруг которого вертелась его вселенная, – любимую занозу. Теперь оно в срочном порядке подыскивало альтернативу. Нечистая совесть – такой же действенный мотиватор, как и маленький пенис. Для деструктивной личности все едино, был бы только повод. Такие люди рождаются с установкой на страдание, а всякие там случаи из жизни – это лишь мишура.
