Евгений Прошкин - Война мертвых
Тихон поразился своим познаниям из области психологии, но скоро обнаружил, что копается в закрытом разделе энциклопедии. Там было еще много такого, что на досуге могло бы развлечь, но сейчас его волновали совсем другие вопросы.
– Приказываю открыть огонь, – жестко произнес он.
– На каком основании? – спросил Филипп, борясь с желанием подчиниться.
– На таком, что я здесь главный.
– Главный по чему? По убийствам?
"Капризничает, – умиротворенно подумал Тихон. – Воспитывает в себе новую боль, взамен старой. Это хорошо. Пусть воспитывает. Может, из Филиппа что-нибудь и получится”.
Отряд медленно продвигался от окраин к центру. Семь машин раскидывали вокруг голубой огонь, и только Тихон да танк с поврежденными орудиями вынуждены были довольствоваться ролью катков.
Колонисты не успели разбежаться, и Тихон влетел в самую гущу. К отрывистым крикам добавились скрежет и хруст. На траки намоталось что-то эластичное, и ему пришлось повертеться, счищая какую-то скользкую гадость.
Уцелевшие конкуры ринулись в один проулок. Дома там стояли тесно, и на всех места не хватало. Возникла свалка, наиболее хилые оказались на земле, и сородичи затоптали их не хуже, чем танки.
Сейчас они особенно напоминали стадо. Многие тащили по одному, а то и по два свертка, в которых угадывалось слабое шевеление. Домашние животные? Странное единство вкусов, да еще и редкостная сентиментальность. Тихон не видел, чтобы кто-нибудь оставил кулек в покое и занялся спасением собственной персоны, хотя простая логика подсказывала именно это.
Он свернул вслед за толпой и, снеся броней половину хижины, воткнулся в первые ряды. Пробуксовав, танк двинулся дальше, но улица сузилась настолько, что он начал цеплять постройки по обе стороны. Дома, слепленные из глины и высохших стеблей, осыпались, но скорость все же гасили. Колонистам удалось немного оторваться, и, перейдя на панический галоп, они понеслись к тупику с овальным отверстием на уровне земли.
Тихон уже решил, что конкуры уйдут через лаз, но в этот момент торцевая стена рухнула лавиной пыли, и из-за нее показалась другая машина. Бешено заверещав, трехногие принялись карабкаться в боковые окна. Чтобы скоординировать действия, танкам даже не пришлось выходить на связь: оба приняли правее и поехали навстречу прямо по хибарам. Крыши из дерна и еще какой-то дряни с треском обваливались внутрь, если под обломками кому-то и удавалось спастись, то лишь до тех пор, пока сверху на них не наезжали тяжелые траки.
Разворотив последний дом в переулке, Тихон обнаружил, что города уже нет. За пробитой стеной разворачивалась панорама из серых руин. Кое-где торчали одинокие углы с косыми навесами крыш, местами сохранились даже целые дома, выдержавшие сквозной проезд танка, но жизни в этих развалинах не было.
Некоторые колонисты все-таки сумели выбраться за пределы поселения и, обессилев от гонки, вяло плелись в разные стороны. Такими занимался специально назначенный Владом “перист”. Птица с обманчивой неторопливостью перелетала от одной букашки к другой и педантично их склевывала. При двадцатикратном увеличении было хорошо видно, как после каждого виража в бурьян падают извивающиеся обрубки. Еще два “периста” азартно дожигали пустые жилища, остальные двое куда-то сгинули.
– Молодцы, тараны!
– Кто говорит?
– Башни вверх, земноводные! Совсем в небо смотреть разучились!
Низко над головой пронесся одинокий перехватчик-истребитель. Влад.
– Это было красиво, – похвалил он. – Впервые жалею, что я не танк.
– Ты где был?
– О! Ты и меня, начальник, решил в оборот взять? А был я неподалеку. А что там нашел, словами не передать. В общем, такой же населенный пункт, только раза в три больше.
– Это же прекрасно!
– Для кого как. Наш ресурс заканчивается, еще минут пять, и баста.
– Тогда не тяни, – потребовал Тихон. Он принял координаты и на всякий случай раздал их экипажам. Сорок километров на северо-запад, в глубь равнины. И какого дьявола конкуры привязались к этой степи? Трава и глина, больше ничего.
Тихон уже собирался попрощаться с “перистами”, как вдруг почувствовал, что упустил из виду нечто существенное. Он несколько секунд промучился невозможностью вспомнить какую-то важную мысль, пока Филипп, сжалившись, не подсказал:
– Карла разыскать.
– Точно! Влад, ты еще здесь? – Он ощупал радаром небо и с облегчением заметил пять мелких точек. – Влад, ответь!
– Вещай, но быстро.
– Наш общий знакомый, двести второй... как на него выйти? Ты это можешь?
– Вы с ним одной породы, вам состыковаться легче. А мы только между собой общаемся.
– Да не легче, не легче! – Тихон поразмыслил и, решив, что ничего ему за это не будет, сказал:
– Нас с Карлом разводят. Не знаю, как объяснить, времени мало. Если коротко, то не поймешь...
– Почему? Очень даже понятно. Только выкинь это из головы, слышишь? Такой треп в эфире не нужен... Черт, и меня заодно подставляешь! То, что разводят, это для вашего же блага. Не старайся с ним встретиться, все равно не дадут. И вообще, забудь...
– Да я уже...
– Я о другом, – нетерпеливо перебил Влад. Он определенно знал, что имел в виду Тихон. – Не ройся в этом дерьме, завязнешь. Думай о чем-нибудь позитивном, о бабах, к примеру. Или забудешь по-настоящему.
– Ты... ты говоришь про сброс памяти?
– Молчи, дубина! – испуганно крикнул Влад. – Все, прощай. Удачно подраться.
Вот так номер! Влад, оказывается, тоже из “склеротиков”. И если б действительно болезнь какая, так ведь сброс! Он страшен даже не тем, что необратим, а тем, что происходит по чьей-то воле.
Тихона тогда развеселило, как представился в Лагере вербовщик. Он сказал: “Я склероз”. И сбросил воспитателю память на семь минут. Совпадение просто фантастическое. Впрочем, теперь уже ясно, что никакое это не совпадение. Их сбрасывают в массовом порядке. Не “до жопы”, конечно, как курсантов-недоучек, мягенько – от тридцати до пятидесяти часов, чтоб все необходимые навыки остались. Что же из них вымарывают? Что они такое могли узнать – и неуловимый Карл, и зоолог-гуманист Зенон, и он, Тихон? Находиться на разных Постах и узнать почти одновременно!
– Сто семнадцатый, дельные советы игнорировать не следует, ясно? – спокойно сказал Игорь, и Тихон спохватился, что думает в открытую, на весь эфир.
Экипажи подавленно молчали – либо сочли его сумасшедшим, либо еще что.
Операторы “перистов” уже отлипли, и за чертой города крестом темнели пять кострищ. Крылатые любили, чтоб все было аккуратно и симпатично. Даже смерть.
– Чего приуныли? – с показной бодростью спросил Тихон. – Возражения против второго рейда имеются? Нет? Тогда пошли!
– Имеются, – нерешительно вякнул Филипп.
– А ты права голоса лишен, – заявил он, и стрелок покорно согласился. – И чтоб обязанности свои выполнял!
Филипп не издал ни звука, лишь мысленно кивнул и совсем поник.
Танки привычно построились в колонну, и дефективный, встав на случай обнаружения мин во главе, тронулся с места. Вторая машина выждала, пока он не отъедет на безопасное расстояние, и отправилась следом.
В спешке нужды не было, поэтому отряд набрал среднюю маршевую скорость и, поделив диапазоны, раскинул по окрестностям сеть интенсивного внимания. Всех смущало одно и то же: полтысячи трупов – и никакого возмездия. Если конкуры так легко относятся к жизни своих сограждан, то ради чего они воюют?
– Ноль девяносто девятый, – позвал Тихон. – Игорь, ответь.
– Я надеюсь, ты хорошо подумал, что можно и чего нельзя говорить в эфире?
– Не напрягай. Меня же не выгонят. Такие операторы, как я, на вес золота. В худшем случае подвергнут каре. Кстати, я до сих пор не понял, за что ты меня тогда наказал.
– Да ни за что, – благодушно отозвался Игорь. – Традиция такая: каждый должен через это пройти, иначе не будет страха. Сейчас тебя легко удержать в рамках, ты привязан к машине. А раньше, когда еще только учился, нужен был бич. Слишком много внутренней свободы – это нехорошо. Это разъедает дисциплину, ясно?
– Так мои поиски родственников ни при чем?
– Повод. Кто у тебя напарник – сто тринадцатый?
Спроси, чем заслужил кару он.
– Смешал морковную пасту с яблочной, – буркнул
Филипп. – Все равно дерьмо, но так хотя бы есть можно.
– Забавно. Одинаковые наказания и за кулинарные эксперименты, и за выход в интервидение.
– Филипп получил на балл меньше, – возразил ради справедливости Игорь. – Но я же говорю: под кару попадали абсолютно все.
– И ты?
– И я.
– Интересно, как ты мог провиниться.
– Так же, как и ты. Молодой был, глупый. Озарило про сестер-братьев, вот и сунулся в общую сеть.
– Ну и?.. Нашел?
– Нашел, – сказал он с усмешкой. – Четыре балла на нейровибраторе. А, ты про это? Не знаю, больше желания не возникало. Мне мой лейтенант тогда мозги запудрил, я и поверил. И сейчас верю. Так удобней.
