Андрей Валерьев - Родина
Макс выдрал сапог из грязи, поёжился от пронзительного ветра и, прищурившись, оглядел бухту. Волна даже здесь была нешуточная, а уж что творилась там, за сопками, на выходе из бухты… Несмотря на ясное и чистое небо со стороны моря раздавался непрерывный гул. Весенний северный океан это, знаете ли, не подарок. Однозначно! Максима передёрнуло.
'Не, братцы, море — это не моё!'
Возле пирса стоял катер, долбясь бортом о старые покрышки. Десяток 'братцев' орудовал самодельным подъёмным краном и грузил на борт какие-то ящики. Электромобиль, на котором он всё это привёз, увязнув по днище в грязи, прицепленный к четвёрке тяжеловозов медленно проплыл к навесам, где уже стояли два его собрата, ожидая когда же, наконец, просохнет проклятая дорога.
И всё равно — было хорошо! Максим вздохнул полной грудью. Этот воздух был сладок, чист и немыслимо вкусен. Никакого смога. Запах моря смешивающийся с запахом хвои и чуть-чуть дровяного, не угольного или, упаси Господь, мазутного, дымка. Благодать! На сопках шумел лес, ветер свистел в ушах, а по небу одновременно ползли солнце и тонкий серпик месяца.
Фантастика!
Настроение было преотличным — эта скала дрогнула и поддалась. Максим снова перечитал мятую записку Кошечкина.
— Ой, Ваня, чего я только не хочу!
Макс запнулся. Улыбка слезла с его лица в один миг.
'А чего я хочу? Я… я… не знаю'
Укасов выбрался на самодельный дощатый тротуар и уныло побрёл у дому. В голову ничего не приходило.
Марина тихо выдохнула и постаралась стать незаметной. Он её не узнал! В окно она видела, как Максим, устало волоча ноги, зашёл во двор, тяжело поднялся на высокое крыльцо и, хлопнув дверью, вошёл в дом. Было слышно, как он негромко ругается в сенях, стягивая с себя сапоги. А потом он вошёл в комнату. Сердце у Марины было готово выпрыгнуть из груди, кровь отхлынула от лица, а язык онемел. Но ничего страшного не случилось — мужчина через силу улыбнулся хозяйской дочке, чмокнул в щёчку саму хозяйку дома, хлопотавшую на кухне и, мельком поглядев в её сторону, кивнул.
— Это Марина, из Управы прислали.
Лене было не до гостьи — вокруг всё шкворчало и булькало, распространяя умопомрачительные ароматы.
— Привет.
Макс на неё даже не посмотрел. Повесил на гвоздь свою роскошную замшевую куртку, достал из кармана плитку шоколада и ушёл в комнату девочки. Оттуда сразу же донёсся радостный детский визг.
— Всё балует и балует. — Хозяйка покачала головой. — Саша скоро придёт. Есть будешь?
Марина, держась из последних сил, покачала головой и, отвернувшись к окну, беззвучно заплакала.
Сашка смотрел на гостью и не мог понять, что же с ней не то. А может, он её где то уже видел? Женщина была очень красива, хотя и не молода.
'Лет тридцать уже. Если не больше. Фигурка что надо. А держится скованно. Как будто болит у неё что'
Гостья, поужинав вместе со всеми, сидела на лавке у окна, украдкой бросая на Максима любопытные взгляды. Интерес женщины к Ходоку был понятен, но всё равно — Дубинину эта особа не нравилась.
Женщина словно почувствовала, что за ней наблюдают.
— Александр, мы можем поговорить?
Всё оказалось и просто и непонятно одновременно. По словам Марины выходило, что ей просто негде жить. Что она сирота — раз. Одинока — два. И Кузьмин ей выдал ордер на заселение в его бывший домик — три. И положил мизерный оклад за охрану посёлка.
Дубинин подавился.
— Ч-чего? Ты? Нас? Охранять?
В комнате повисла тишина. Даже Макс отложил ложку и с интересом уставился на неё. У Марины похолодело сердце.
'Узнает! Сейчас узнает'
Не узнал.
— Верховный считает, что постоянно здесь держать двух дружинников не разумно. Да и толку от них…
— А от тебя, значит, толк будет?
Марина мысленно перекрестилась, глубоко вздохнула и выдала.
— Так точно. Разрешите представиться…
— Я помню — лейтенант Егорова, — голос Ходока был всё так же, как когда то в машине, тих и спокоен. — Ты же блондинкой была?
А… э… — Марина смешалась и покраснела. — Я красилась. Когда туда… там…
— Понятно. — Максим прикрыл глаза и сжал кулаки.
— Лена, дети! Все быстро идём в гости к дяде Володе! — Дубинин выразительно посмотрел на друга.
'Мне остаться?'
'Спасибо, Саша. Не надо'
Молчание затягивалось. Этот привет из прошлого разбередил почти зажившие раны. Снова, как будто это было вчера, вспомнилась поездка на Витаре по зимнику. Вспомнилась окончательно исчезнувшая из его жизни Лейла и последний день свободы. Последний день жизни ДО. Макс открыл глаза и посмотрел на точёную фигурку женщины, всё так же сидевшую на лавке у окна.
— Как нога, не болит? Ты извини, что я тебя тогда… машиной…
Марина ждала чего угодно, только не этого. Криков. Ругани. Унижений. А тут… в его голосе не было ни намёка на издёвку или сарказм. Только искреннее сожаление от того, что всё так произошло. В груди у Марины лопнул тот огромный кусок льда, что все эти годы она носила у себя внутри. Женщина сползла с лавки на пол и, рыдая, стала бессвязно просить у него прощения. Макс не стал к ней бросаться и утешать, а неторопливо налил стакан ледяного морса.
— Пей.
Она рассказала ему всё. И про то, как её отец, ценой собственной жизни спас уже раненного Ходока. Как она, уже тяжело раненная, застрелила последнего конвоира. Рассказала про работу в газете. Про общественное мнение. Про свою жизнь. Одинокую и неустроенную.
Макс уже всё понял и с интересом смотрел на заплаканную женщину.
'Расскажет или не расскажет?'
Марина рассказала.
— Кузьмин и Шевцов решили меня тебе подложить. — Женщина сглотнула и выпрямилась, невидяще глядя в стену. — Чтобы у тебя здесь… была…
Она поникла и еле слышно добавила.
— Семья.
Макс восхитился. По идее он должен был разозлиться — за него опять решали! Но он, почему то, восхитился. И наглостью 'папаши' с Палычем. И смелостью Марины — сказать такое ей было очень нелегко.
'От суки!'
— У меня здесь уже есть семья. — Он обвёл рукой дом. — Здесь. Про жильё, про дом Кузьмина, про работу здесь правду сказала? Да? Ну что ж — тогда живи. Вещи твои туда мы перевезём.
— У меня нет вещей.
— Совсем?
— Ага.
'От суки!'
Снова восхитился Макс.
Алма-Ата
Март 2014 г.
— Вань, а сколько тебе лет?
— Сорок пять.
— Вань, а семья у тебя есть?
— Нет.
— Вань, а почему?
— Не сложилось.
— Вань, передай там… кому надо. Я в отпуск хочу съездить. В Таиланд, например. Или на Мальдивы. Задрался я от этой вечной зимы.
— Передам.
'Подпол, ну что за меланхолия?'
Максим сполз с кровати и добрался к стеклу. Вынул блокнот, карандаш и, приложив палец к губам, принялся за писанину.
'А чего хочешь ты?'
Лист на миг просиял синевой ультрафиолета.
'Туда'
Снова свет.
'Ай да Кошечкин! Ай да сукин сын!'
'Ты же сможешь?'
'Смогу, но не сейчас. Хочу бизнесом заняться. Ты сможешь здесь пристроить золотой песок?'
Кошечкин не колебался ни секунды. Едва прочитав написанное, он твёрдо и резко кивнул.
'Я смогу с каждой переброски снимать килограмм сто-двести. Никто не заметит'
'Не засыпешься?'
Иван помотал головой.
'У моего отца хранится мой баул. Там деньги. Сможешь его привести сюда?'
Макс доверил офицеру огромную сумму денег с лёгким сердцем. Если кто и мог провезти через границу такие деньги, так это только такой человек из спецслужб. А в то, что он просто сбежит, Макс не верил. Уж слишком умным мужиком был подполковник Кошечкин. Он знал, что с этого корабля ему деваться некуда. И никакие деньги его не спасут.
Укасов широко улыбнулся.
— Мдааа. Под пальму хочу. Ёлки меня, Вань, если честно, достали уже!
Дубровка
Май 14 г.
Неделю назад Максим, впервые на памяти Дубинина, долбанул по столу кулаком и, нагло глядя в глаза Шевцову, потребовал выстроить ему дом. Мол, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. И красноречиво покосился в окно. Там, помогая женщинам по хозяйству, неуклюже суетилась Марина.
Пал Палыч поперхнулся, покраснел и кивнул, сказав, что немедленно пришлёт переговорить прораба.
— Архитектора найди. — Максим скривился. — Не хочу я в простой избе жить.
И показал опешившему начальнику язык.
Для чего ему особняк Укасов до сих пор как-то не задумывался. Его в принципе вполне устраивали жилищные условия — дом Дубининых был для шестерых его обитателей невелик, но очень уютен. От ошкуренных сосновых брёвен несло теплом и ароматом смолы. На окнах висели занавески, пошитые из старого платья Леночки, а на полу — вязаные половички. На эти половички пошло вообще всё тряпье, которое хозяйка смогла найти. Ну и, конечно, шкура медведя! Не добытая лично хозяином дома в страшной схватке в глухой тайге, а купленная на базаре — но всё равно! Не хватало персидских ковров и турецких сабель. Уезжать отсюда Максим никуда не хотел — кто же ещё будет его так вкусно кормить?
