Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 6
– Но как мы это сделаем? Противнику гораздо выгоднее спрятаться где-нибудь и ждать, пока твоя «шкатулка» не развалится. Хосино надо всего лишь переждать ближайшую пару часов. Не думаю, что он рискнет сюда явиться.
– Это не должно стать проблемой, если мы воспользуемся моей «Тенью греха и возмездием».
– Кстати, а на ком ты собираешься использовать «Ущербное блаженство», Омине?
– Зависит от того, как будет действовать Кадзу, но прямо сейчас нас здесь всего трое. Что оставляет лишь одного реального кандидата, – и я перевожу взгляд на Янаги.
– Э?
– Отличная новость, правда, Янаги? Тебе только что досталась новая роль, и ты снова чего-то стОишь!
– Э? А? Ах… – бормочет она и, по мере того как до нее доходит, к чему я клоню, постепенно бледнеет.
Ая становится между мной и Янаги и закрывает ее от меня.
– …Прости, но я совершенно не намерена использовать свое «Ущербное блаженство» на ком-либо, кто сам не просит о помощи. Даже если это потребуется, чтобы победить Хосино.
Понятно. Даже когда она решилась, ее правила остаются все теми же – она не ставит достижение результата выше, чем ненасилие над другими.
…Нет, в каком-то смысле это ожидаемо. Если бы она вела себя как-то иначе, это противоречило бы ее собственной цели, делать других счастливыми.
– Ладно. Придется, значит, подыскать кого-нибудь еще.
Мгновенно поняв, что она не уступит, я говорю какие-то пустые слова, просто чтобы пригладить ситуацию пока что.
Ая слегка кивает. Похоже, она удовлетворена.
Честно говоря, для меня заставить Янаги попросить о помощи – раз плюнуть: я же проглотил ее «тень греха». Во время «Игры бездельников» она приобрела глубокие душевные раны; а раз ее грех хуже, чем у большинства людей, мне достаточно всего лишь втереть в эти раны немного соли.
Конечно, Янаги не единственный кандидат. Я могу воспользоваться любым из друзей Кадзу, чтобы заставить Аю забыть его.
Однако нельзя слепо надеяться, что кто-то подходящий появится. Янаги мне нужна – это жертва, которая всегда будет под рукой.
Придя к такому выводу, я вновь возвращаю внимание к нашему разговору.
– Мы доставим Кадзу в «Кинотеатр гибели желаний» до завершения последнего фильма и задействуем «Ущербное блаженство» на ком-то из его друзей прямо у него на глазах. Теперь – как мы все это осуществим?
– Вот именно. Ты заявлял, что это будет нетрудно сделать; не мог бы ты пояснить?
– Значит, как этого добиться, хм…
Как насчет угрозы убить Аю, если он не сдаст «Кинотеатр»? Не знаю, насколько убедительной выглядит эта угроза, но Кадзу, вероятно, подчинится, если она затрагивает Аю – даже если угроза выглядит сомнительной.
Значит, я могу воспользоваться «Тенью греха и возмездием», чтобы передать ему эту угрозу? Может сработать; однако добраться до него за то небольшое время, что у меня осталось, может оказаться на удивление трудно. Блин, если бы мне помогла «О», было бы вообще без проб-…
…У тебя есть желание?
…Нет, погодите-ка. Я упускаю из виду что-то важное. Как вообще Кадзу заполучил «Кинотеатр гибели желаний»?
Очевидно, «шкатулку» ему дала «О». Он попросил «О» помочь ему, чтобы одолеть меня.
«О» на стороне Кадзу, не на моей.
Что «О» дала ему шкатулку, я знаю наверняка. Если только они не успели с того времени стать врагами, я должен принимать во внимание возможность того, что они сотрудничают.
Предположим, я осуществлю свой план и пригрожу ему, что убью Аю. Даже если мне удастся передать ему эту угрозу, не сможет ли «О» сообщить ему, что это лишь блеф, если ей не понравится развитие событий? Могу ли я исключить этот вариант?
Нет, не могу. Он выглядит более чем реалистично.
Значит, мне придется перехитрить еще и «О».
«О» не всеведуща, но, похоже, знает практически обо всем, что происходит. Если я сейчас выложу свой план, есть вероятность, что «О» тоже узнает о нем. Однако читать мысли «О» не умеет. Я могу скрыть свои намерения, если буду молчать о них; в этом отношении она не более чем человек.
Иными словами, я должен заставить Кадзу явиться сюда по собственной воле, при этом скрыть свой план от Аи и сделать так, чтобы «О» поверила, что все идет в пользу Кадзу.
…Какого хрена? Все запутанно до невозможности.
– Омине, что-то ты долго молчишь. Не придумывается план?
Я смотрю Ае в лицо.
Бесстрастное лицо. Лицо, полностью скрывающее все ее чувства.
Вдруг в голове всплывают несколько реплик из фильма «Повтор, сброс, сброс».
«Я знаю, к чему приведет такое "желание". Оно приведет…»
«…к краху».
«Но что я буду делать, если ты узнаешь про "шкатулки" и все равно возьмешь одну из них? Я не отберу ее у тебя. Я буду сражаться с любым другим "владельцем", но с тобой, скорее всего, не буду».
«Может, я снова с тобой вступлю в союз… нет, это исключено. Я не буду с тобой сотрудничать. Вообще никак не хочу вмешиваться. Наши с тобой цели случайно оказались близкими. Мы и не должны были становиться партнерами. Да, на самом деле мы…»
«…родственные души».
– …Как трогательно, – не думая произношу я – и тут же жалею об этом.
Эти ни с того ни с сего вспомненные слова, которые она сказала мне в фильме… нет, в одном из тех бесконечных повторов… сбивают меня с толку.
…Что для меня «Ая Отонаси»?
Для Кадзу «Ая Отонаси» – враг. Он хочет вернуть Аю – нет, в данном контексте я должен звать ее Марией – в свою повседневную жизнь, а раз «Ая Отонаси» и есть то, из-за чего Мария объявила себя «шкатулкой» и отказалась от звания человека, то она представляется ему главным препятствием.
Однако для меня все наоборот. Я не хочу, чтобы она была «Марией Отонаси».
– …
Не хочу?
Почему?
Потому что наши с Аей цели похожи? Потому что мы сотрудничаем? Потому что мы и в «Комнате отмены» сотрудничали? …Такое ощущение, что я упускаю что-то. Ни один из этих ответов не кажется верным.
Моя нужда в ней куда фундаментальнее; это означает, что она как-то связана с моей целью.
Моей цели достичь не обязательно должен именно я. В ближайшем будущем я сломаюсь под тяжестью грехов; к тому времени моя цель все еще не будет достигнута. Но я не против. Я не против, если только найдется кто-то, кто подхватит знамя – как Синдо; и мир постепенно будет меняться к лучшему. Мне безразлично, если я умру, если меня будут ненавидеть, если ко мне будут относиться как к мусору.
Но если так –
Ааа… понятно. Я знаю, что для меня Ая Отонаси.
Ая Отонаси – мой источник надежды.
Если ей удастся осуществить свое желание и создать мир, в котором все будут счастливы, моя цель тоже будет достигнута. Если ее желание осуществится, то и мое тоже.
То, как она живет, заставляет меня верить, что ее мечта действительно может обратиться в реальность, даже несмотря на то, что воплотить ее куда тяжелее, чем мою.
Ее отчужденность.
Ее благородство.
Ее корректность.
Ее цельность.
Она столь непостижимое существо, что даже мое «желание» может быть спасено.
Нет, не только мое «желание».
Она может спасти всех «владельцев».
Она – маяк надежды для любого «владельца».
Вот почему у нее такое же имя, как у «О». Она существо, исполняющее «желания» всех людей.
Она благородное существо, которое необходимо защищать.
Потому-то я и не имею права признать поражение.
Я не могу простить Кадзуки Хосино за то, что он топчется по нашим «желаниям» из-за такой банальной мелочи, как стремление быть с «Марией»; не могу простить ему такого эгоизма.
Мы должны раздавить Кадзу.
– Я придумал план.
Ради всего этого – я обману Аю, «О» и всех остальных, кого потребуется, и зашвырну Кадзу в бездну отчаяния.
– Мы используем Касуми Моги.
Кадзу.
Я не дам тебе вернуть нулевую Марию.
◊◊◊ Кадзуки Хосино – 11 сентября, пятница, 22.03 ◊◊◊
Как описать это парадоксальное чувство?
Ничто во мне не изменилось, и все же я изменился.
Все, что произошло, – я стал лучше понимать себя; я, так сказать, прочел мануал к самому себе. Но этого оказалось достаточно, чтобы изменить мой мир. В теле ощущается свежесть, будто кто-то влил ментол мне в жилы. В голове с каждой минутой становится яснее; все, что затуманивало мои мысли, исчезло без следа.
Туман, висящий над миром, рассеивается.
Теперь я могу сосредоточиться исключительно на спасении Марии.
Такое изменение произошло со мной, когда я заполучил «Пустую шкатулку».
– Уаа, что с этой девушкой?
Это первое, что произносит побледневший Харуаки, войдя в тоннель. Мы в пригороде, под железной дорогой, проходящей над рекой. Харуаки неотрывно смотрит на Ироху-сан. Она без сознания – сидит, привалившись к изрисованной граффити стене.
