Добравшись до горы - Алексей В. Мошков
Мужчины согласно закивали.
— Однако не все так плохо, мои боевые товарищи, — поспешил закрепить успех старый вояка. — Слава Светлым Силам, с нами чистая принцесса!
Шатер наполнили громогласные крики. И Тианин, потупив взор, вышла из-за кресла главнокомандующего, который немедленно поднялся.
— Благодарю вас, мои храбрые воины, — сказала Тианин глубоким грудным голосом, от которого у всех мужчин, что столпились в шатре, по телу побежали сладкие мурашки. — Глубокоуважаемый Брендан уже сообщил вам главное. В столице заговор. Его организаторы уже отстранили моего отца, да достигнет он Блаженного Брега, от власти, передав ее так называемому магистрату. Так что, вернувшись, мы только восстановим законную власть и справедливость. И если вы назовете меня своей королевой, моя благодарность не будет знать границ.
Крики стали еще громче. Все присутствующие опустились на одно колено и, сняв шлемы, присягнули своей новой властительнице.
— Я принимаю вашу присягу, господа офицеры, — сказала самозванка. — Поднимайте своих солдат. Сворачивайте лагерь. Выступаем к столице. Я уверена, что с этого мгновения настают новые, лучшие времена для моего… нет, для нашего королевства.
Она вдруг легонько скользнула к выходу и жестом приказала охраняющим шатер солдатам пропустить участников военного совета, которые и не подозревали, что, если бы кто-нибудь из них выразил хотя бы малейшее сомнение в законности происходящего, свободным человеком он бы отсюда не вышел. Так над маленьким королевством нависла угроза, но никто в нем об этом пока не подозревал. Разве что мудрейший верховный старейшина Рудгер.
Государственные дела были не единственной и не главной заботой верховного старейшины. К своим основным обязанностям Рудгер относился ревностно. Едва луна поднималась над башнями королевского замка, к Дому Светлых Сил стягивались похоронные процессии. Тихо, без траурной музыки и плача. Так полагалось по обряду. Таинство очищения праха должно было совершаться в торжественной тишине. Почивших вносили в Дом по одному и оставляли наедине с верховным старейшиной. О том, что происходило дальше, не было известно никому. И это очень многих раздражало. По городу и стране о Рудгере ходили разные слухи. Например, о том, что старый колдун давно продался Прόклятым Силам и отправляет души усопших отнюдь не к Блаженному Брегу…
Рудгер заранее знал, что так будет, когда принимал свой сан, но ведь кому-то надо проводить обряд очищения, помогая душам избавиться на последней дороге от мелких и крупных прегрешений! Конечно, не ему решать, достигнет ли душа умершего Блаженного Брега или погрязнет в темных теснинах Неназываемого, он должен лишь в точности исполнить все положенное, ни словом, ни жестом не отходя от предначертаний, завещанных предшественниками. А что именно он должен говорить и делать при этом, верховный старейшина сообщит лишь своему преемнику, и никому больше. Так происходило с незапамятных времен и пребудет вовеки, покуда стоит земля. А что до сплетен и слухов… Людям, эльфам, гномам и другим народностям, населяющим страну, рты не заткнешь. Пусть болтают.
Иное тревожило мудрого волшебника. Он знал, что от чистой принцессы не будет никаких известий, и потому не ждал их. Он надеялся лишь на ее возвращение, веря, что со своим спутником будущая королева сумеет не только добраться до цели, но и… вернуться. И все же неизвестность не давала ему покоя. А еще странная угроза, которая накапливалась где-то не слишком далеко от города. Однако что это за угроза, Рудгер распознать не мог. Только обыватели думают, что волшебники всесильны, когда на самом деле лишь практикующие темные искусства обретают временную, но огромную власть над душами и вещами и пользуются ею, покуда Прόклятые Силы не призовут их к себе, обрекая на вечные муки. Истинный же волшебник, который, кроме добра, иных дорог не ведает, должен ограничивать себя, предпочитая колдовству знание.
А вот знания сейчас верховному старейшине и не хватало, как и времени на то, чтобы разобраться со своими предчувствиями. И посоветоваться он мог только с другом Бернаром. Конечно, тревожить старика среди ночи нехорошо, но ждать до утра Рудгер не мог. И потому, едва безутешные родственники забрали последнего в эту ночь покойника, он снял церемониальные одежды, вымыл руки, накинул свой обычный темный балахон и вышел из Дома Светлых Сил. Над городом светила луна, перечеркивая улицы и площади глубокими тенями. Верховный старейшина быстро пересекал их, и полы его одежды трепетали, словно черные крылья. В столь поздний час других прохожих не было, а стражники, завидев высокую сутулую фигуру, предпочитали не окликать волшебника.
Слуга Бернара открыл гостю сразу. Рудгер понял, что его ждали. Да и сам хозяин дома вышел навстречу, чтобы проводить гостя к накрытому столу. От вина верховный старейшина отказался. Он редко позволял себе пить его, предпочитая родниковую воду. А вот поужинал с удовольствием. Обряд очищения изнурял сильнее, чем рытье канав. Бернар смотрел на гостя сочувственно и молча, дожидаясь, пока тот сам заговорит о деле, которое привело его в дом бывшего однокашника. Со стороны они выглядели как два старичка, страдающие бессонницей, которые набивают брюхо посреди ночи. И при этом молчат, как будто давно уже обо всем переговорили. Да вот только никто посторонний не мог быть свидетелем позднего ужина двух волшебников, уж об этом они позаботились.
— Благодарю за угощение! — проговорил верховный старейшина, отодвигая тарелку. — Теперь попотчуй меня своей мудростью.
— Ты же знаешь, я всегда рад помочь.
— Тебе известно, дорогой друг, что наша будущая властительница вынуждена была отправиться к Разлучной горе, но ты не знаешь еще кое-чего… Дабы пресечь кривотолки, я нанял актрису из бродячей труппы фокусника Бруха, чтобы та изображала нашу чистую принцессу, покуда отсутствует она сама. А для того, чтобы актрису не разоблачили придворные лизоблюды, я отправил ее с Бренданом на маневры.
— И что же тебя беспокоит, дружище? — осведомился Бернар.
— Не совершил ли большую глупость?
— Глупость?! — переспросил звездочет. — Боюсь, это называется другим словом.
— Ты полагаешь?..
— Я почти уверен.
— К сожалению, я тоже… —
