Дмитрий Воронин - Арена
– Неизвестно. Какой-то химический состав. Петровича из экспертного знаешь?
– Ну.
– Так вот, Петрович говорит, что это все-таки кровь. Жидкость по составу очень похожа на кровь, но…
Он на некоторое время замолчал. Михаил тоже не подгонял шефа, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет. Тот все скажет сам, поскольку раз уж начал, то останавливаться глупо. Просто нужно время, чтобы подобрать слова.
– Короче. Либо это не кровь вообще, либо кровь, но не человеческая.
– А чья? – Михаил не то чтобы не врубился, но просто на уровне подсознания оттягивал принятие неизбежного, стараясь найти выход из психологического тупика в известных и банальных вещах. – Животные в доме были?
– Мишка, это не наша кровь. – Одинцов вздохнул и, собравшись с силами, выпалил: – Не земная.
Наверное, он ожидал гомерического хохота, вращения пальцем у виска и банальных фраз типа «ты, брат, погнал». Наверное, он даже был бы немного рад, если бы Мишка выдал нечто в таком духе… Но тот молчал. Снова проглядел вторую подшивку и уперся в Одинцова вопросительным взглядом.
– Ну а это откуда?
– Это мне на следующий день дал Бурый, – вздохнул Одинцов. – Самоубийство. Дело закрыто.
– Самоубийство? Одиннадцать пулевых ранений, из них четыре смертельных?
– Особо жестокое самоубийство, – мрачно заметил Одинцов, даже не улыбнувшись. – Из дела изъяты все заключения экспертизы, вместо них вложены новые. У бабы этой, понимаешь ли, не пуля в животе, у нее там столовый нож. А мужик, оказывается, застрелился, причем из оружия, которое найдено рядом с телом.
– При осмотре его там не было?
– Ясный пень. И еще. Прилагающийся к делу в качестве вещдока пистолет имеет спиленные номера, по результатам баллистической экспертизы – не фальсифицированной, кстати, а самой что ни на есть честной – чист как стекло. Только вот все пули в хате этой выпущены были не из него… в отчете об этом, конечно, ни слова.
– Хреново… так, Генка, один очень важный вопрос. Какое, к едрене фене, это имеет отношение ко мне?
– Тебе фамилия потерпе… самоубийцы ни о чем не говорит?
Михаил еще раз вчитался в фамилию, в имя убитых мужчины и женщины. И вспомнил.
– Твою ж…
– Вот именно.
Мишка вскочил и заходил по квартире кругами, затем сорвал трубку телефона, набрал номер.
После нескольких долгих гудков на том конце линии послышался недовольный голос.
– Слушаю.
– Петро? Это Угрюмов. Бросай все дела…
– Как это, бросай? У меня…
– Насрать. Бери машину, дуй сюда, – он продиктовал адрес Одинцова, – и быстро.
– Может, уж лучше вы к нам? – неуверенно протянул Петр, но по угрожающему сопению в трубке понял, что спорить бессмысленно. – Еду. Пятнадцать минут.
Михаил швырнул трубку на рычаг.
– В «Арену» сообщил?
– И не собирался. Это дело дурно пахнет, поэтому сначала подумаем сами.
– Добро… сейчас подъедет один кореш, да ты его, впрочем, знаешь, он в курсе дела. Помозгуем вместе.
Анжелика смертельно не любила вечерних платьев. Наверное, для них просто не пришло еще время, а может быть, сказалось воспитание – она всегда была бой-бабой, почти мальчишкой, предпочитая куклам солдатиков, а пасьянсу – DOOM. И предпочтения в одежде отдавала джинсам, кроссовкам и прочему барахлу стиля «унисекс». По крайней мере в первые двадцать лет своей жизни.
Потом она познакомилась с парнем, который спустя месяц перебрался к ней на постоянное место жительства. Постоянство это оказалось недолговечным, но он, покидая эти стены навсегда, оставил за собой две очень важные вещи.
Прежде всего он убедил Анжелику, что у нее отличные ноги, которые просто грешно скрывать под джинсами. Он был настолько убедителен, что девушка, хотя и не смирившись с соблазнительными вечерними нарядами, сменила свою привычную униформу на шпильки и мини, иногда даже вызывающие. Собственно, к радости окружающих – видеть рядом очаровательную девушку куда приятнее, чем серое безобразие, пол которого определяется в основном отметкой в паспорте.
И главное, парню этому удалось убедить Анжелику в ее неотразимости. В этом его мнении, несомненно, достаточно важную роль сыграла банальная влюбленность, однако девушка поверила, прониклась и расцвела. На самом деле ее никак нельзя было назвать красавицей, по крайней мере если следовать общепринятым канонам красоты, но она была более чем симпатичной, и теперь, когда серая мышка ушла в прошлое, от поклонников не было отбоя.
Еще до своего появления в «Арене» Лика уверенно двигалась по карьерной лестнице, став неплохим переводчиком. Какое-то время она даже видела себя на литературном поприще и в преддверии этого светлого будущего научилась неплохо разбираться в компьютерах.
Попутно, поддерживая собственные представления о неотразимости, она решила заняться спортом. Правда, для серьезных занятий профессиональными видами она была уже стара, всякие новомодные шейпинги, калланетики и аэробики ее не привлекали, и проблему выбора она решила кардинально, записавшись в секцию карате. Нельзя сказать, что она преуспела там, где обучение следует начинать с детского возраста, но определенные навыки приобрела, а впоследствии закрепила и развила их в «Арене».
Правда, изящество и хрупкость фигуры она при этом утратила безвозвратно, теперь ее тело представляло собой великолепный набор мышц, у некоторых мужчин даже вызывающий мистический ужас. Может быть, именно поэтому она до сих пор была одинока, хотя в ее жизнь время от времени входил какой-нибудь мужчина. Долго они не задерживались – мало кто из мужиков способен выносить рядом женщину, мало того что умную и красивую, так еще и физически сильнее себя. Но надежды найти того, единственного, она не теряла. Правда, один из наиболее перспективных кандидатов был безнадежно женат на красивой длинноногой дуре…
Вот и сейчас она ждала гостя, в связи с чем домашний халат сменился весьма экстравагантным прикидом, огненно-рыжие волосы были особо тщательно уложены, а макияж был именно таким, какой нужен для романтического ужина, тем более что ужин этот, весьма вероятно, плавно перетечет в завтрак. А поскольку время до прихода гостя еще оставалось, Лика сидела возле компьютера, шаря по интернету в поисках последних новостей.
Звонок в дверь оторвал ее от чтения, но не заставил встать с кресла. Лишь рука с длинными ногтями двинула мышку, включая изображение с вмонтированной над дверью web-камеры. Эта игрушка была установлена одним из предыдущих ухажеров Лики, за что она была ему искренне благодарна. Она вообще умела быть благодарной и доброжелательной, и поэтому расставалась с парнями легко, не наживая себе врагов и сохраняя с бывшими любовниками теплые дружеские отношения.
В углу экрана зажегся прямоугольник, на котором высветилась лестничная площадка. Лика вздрогнула и напряженно уставилась на экран.
У двери стояли трое. Качество камеры было не слишком высоким, а освещение в подъезде – дерьмовым, как всегда, какая-то сволочь вывернула лампочку, и лестничный пролет почти тонул во тьме. Но она была уверена, что там, в полумраке, есть кто-то еще, и скорее всего не один.
Она внимательно рассматривала незваных гостей, не слишком беспокоясь за собственную безопасность. Тяжелая железная дверь – достаточно надежная защита для одинокой женщины. Даже если женщина эта в остальном беззащитна. А Лика таковой не являлась, и пару раз пьяным придуркам, возжелавшим любви в темном переулке, приходилось в этом убеждаться.
Женский взгляд сразу выхватил то, что мужчины отметили бы, возможно, в последнюю очередь. Троица перед дверью была… одинаковая. Одинаковая одежда – короткие куртки, почему-то белые брюки, черные вязаные шапки. Слишком все это было идентично, чтобы списать на случайность. И слишком подозрительно.
Вообще, на душе у нее было неспокойно. И на работе творилось что-то не слишком правильное. Ровно пять дней назад Штерн вдруг заявил, что, поскольку капитан укатил за бугор, смысла в хождении на работу он не видит и всем предоставляется двухнедельный отпуск. Видимо, она узнала эту новость одной из последних, поскольку ни Стаса, ни Игната, ни Наташки в тот день она вообще не видела.
Конечно, спорить было грех – как бы там ни было, а недельку не вставать рано утром, позволяя себе понежиться в постели подольше, – это всегда приятно, особенно когда это оплачивается в прежнем размере. Она и не спорила. Только потом, на третий или четвертый день ее стали посещать сомнения. Вообще говоря, Штерн так себя не вел – мало ли, что непосредственной работы нет, всегда остаются тренировки, работа над моделями матриц, да мало ли еще что.
Она позвонила коллегам, но никого не застала дома. Причем телефон у Стаса с Наташей вообще не отвечал, даже ночью. Лика даже решила при случае выразить им свою обиду – это немножко свинство, куда-то уехать и даже ее не предупредить. Команда они или как?
