Андрей Уланов - Автоматная баллада.

— А я, — спокойно произнес Швейцарец, — убивец с большой дороги. И чем же мы не пара? — Не говори так! — А ты не начинай! — повысил голос Швейцарец. — Не смей, поняла?! — Хорошо, — покорно кивнула девушка и тут же тихонько добавила: — Но правду–то не спрячешь… Подушечка. — Какую правду? — Правду о том, кто я. — Уж точно не та, кем пытаешься назваться, — усмехнулся Швейцарец. — И не вздумай повторять это при Полине. — Думаешь, Поля оскорбится за честь заведения? Ну, она может… хорошо, Подушечка, я — не дешевая б***, я — дорогая, высокооплачиваемая шлюха. Устроит?

— Подходящая пара для… — Нет! Бьет — значит, любит, вспомнил он, осторожно перехватывая маленькие кулачки. Любит. Любит. Любит. — Ты не такой! — яростно шептала она. — Зачем наговариваешь? Ты хороший, ласковый… добрый. Только вот детей непослушных мной отчего–то пугают, хотел пошутить Швейцарец, но вовремя сообразил — бесполезно! Она сейчас не поймет, не воспримет никаких доводов, ведь по–настоящему любимому человеку женщина может простить почти все, а иной раз даже и просто все! Ему приходилось сталкиваться с этим, не один раз — но в те разы он был по другую сторону прицела. — Маша… — Размечталась, — всхлипнув, она вновь уткнулась носиком в его плечо. — Дура. Навыдумывала… как уедем отсюда далеко–далеко, на край земли, подальше от прошлого. И там начнем жить заново! — Маш, — хрипло прошептал Швейцарец. — Малыш. Ну как бы это… если тут и впрямь кто кому не паpa, так это я для тебя. Подумай — ты ведь у меня умная, знаю — какой из меня… муж? Стрелять умею, а в остальном… посмотри сама. И потом, кто возьмется сказать, что со мной будет завтра. — Я возьмусь, — Маша отодвинулась от него, глянула внимательно, словно и впрямь стараясь высмотреть отпечаток будущих событий. «И тень лежала на его челе», — моментально припомнилось Швейцарцу. Ну и глупости же. Она всматривалась долго. Минуту, а то и больше, и лишь затем, слабо улыбнувшись, кивнула. — С тобой все будет хорошо, — уверенно сказала она. — Точно. Иначе и быть не может, ты ведь — лучший. — Ты тоже. — По этой самой, — Маша мотнула головой в угол кровати, — части? — Нет. Просто лучшая. И, — с горячностью добавил он, — Малыш, поверь, пожалуйста: мне действительно жаль, что у нас не сложилось того, что могло сложиться! Он попытался обнять ее, но девушка вывернулась и, отодвинувшись, уселась по–турецки, смешно сдвинув брови — задумалась. — Можно тебя попросить? — Да, конечно. — Если ты не врешь и тебе в самом деле на крохотную, маленькую–малюсенькую капелюсечку жаль… жаль того, что не сложилось у нас… полюби ее! Не меня — так ее! Пусть хоть кто–то будет с тобой счастлив… и пусть будешь счастлив ты сам! — Ты про ту девушку, что я привел? — ошеломленно переспросил Швейцарец. — Конечно. — Малыш… я, разумеется, позабочусь о ней, раз уж вытащил. Но… почему? — Я же разговаривала с ней. Все правильно — ей выпало куда больше моего… теперь и удача ей повинна улыбнуться пошире. Должна же быть на свете ну хоть какая–то справедливость? — Да откуда она возьмется, эта справедливость?! — почти выкрикнул он. — Она должна быть, — убежденно повторила Маша. — А иначе… как жить? Без надежды жить нельзя. «Без надежды, без веры, без любви, — мысленно договорил Швейцарец. — Нельзя. Никак нельзя. А я живу. Пойти, что ли, застрелиться? Так ведь тоже нельзя». Глава 10

Ядерный грибок висит–качается. Под ногами плавится песок. Жаль, что радиация кончается, Я бы побалдел еще часок.

ШЕМЯКА

Это было просто… обидно — ведь они почти дошли до скелета. Почти. Лес кончился, резко, словно боясь подходить вплотную к черным, с провалившимися крышами остовам бывших домов. Не город, но уже пригород, зеленое бешенство жизни осталось за спиной, а они входили в царство смерти, первый круг порожденного звездой Полынь ада. Подошвы сапог с хрустом ломали серую, жесткую, словно щетина, траву, однако шорох мелкого дождя глушил этот хруст, за два десятка метров уже ничего слышно не было, а за пятьдесят и подавно не различить. И потому двое клановцев, вывернувшихся из–за полуобвалившейся стены навстречу им, явно не готовились к роли комитета по встрече. Они увидели друг друга одновременно — только Айсман и те, кто был рядом с ним, шли по чужой, враждебной земле, и свой был лишь тот, кто рядом. Клановцам потребовалось несколько лишних мгновений на то, чтобы уверенно идентифицировать в них чужаков — меньше секунды, но в скоротечном ближнем бою именно такие мелочи пудовой тяжестью ложатся на чашу весов, и стволы одних только начали подниматься, а другие уже коротко плюнули огнем и свинцом. Когда они подошли, второй клановец был еще жив. Впрочем, задерживаться на этом свете он вовсе не планировал: розовая пена .вместе с кровью толчками выплескивалась из развороченной пулями груди в такт все более редким всхрипам. — Не фига себе! — вырвалось у Айсмана. — Ну ты и дал… Сергей был действительно крайне удивлен — он впервые лицезрел подобный эффект очереди «калаша»: два «обычных» входных отверстия и три дыры, в каждую из которых проходит кулак. — Дал, — судя по тону, скуластый был еще более не в духе, чем обычно. — Выпрыгнули, млин, как черти из омута. Пришлось, млин, потратиться… а не для людишек были эти пули. Он шагнул вперед, с ленцой, словно демонстрируя прием на учебном плацу, развернулся боком — под ботинком коротко хрустнуло, и клановец застыл, откинув голову назад и уставясь в низкое серое небо. Продолговатый цилиндр, который он все же успел вытянуть из гнезда на поясе, выпал из безвольных пальцев и, тихонько звякнув, откатился вбок. — Сигналка? — Она самая, родимая, — Айсман начал было наклоняться, но почти сразу же раздумал. — Дерни за веревочку, вылетит жар–птичка… и ее кто–нибудь да заметит… если этот кто–нибудь уже не расслышал пальбы. «А как обидно–то получилось, — с досадой подумал он, — обидно и глупо. Причем, как обычно и бывает в таких вот случаях, жизненных коллизиях, как любит говорить Артемий Поспешай Медленно, — винить можно разве что себя. Расслабился. Решил, что раз прошли сквозь лес, все уже, считай, позади, а в скелете риск нарваться минимальный, ибо, логически рассуждая, чего клановцы могли забыть в давным–давно вдоль и поперек исхоженном скелете? Просто тоска берет, до чего обидно, не злость, а именно тоска — почти ведь дошли, и на тебе!» — Что вы стали, как два столба? Это был еще не визг — Анне удалось остаться в рамках своего любимого «командирского» голоса, но «на грани визга». — Думаю, — не оглядываясь, бросил Шемяка. — Думаешь?! Кой хрен думать?! Действовать надо! Прячем тела, и ходу! Краем глаза Шемяка зафиксировал — и немало подивился, — что Энрико среагировал на последнюю тираду Анны так же, как и сам Сергей. То есть не сдвинулся с места ни на миллиметр. Хоть что–то радостное в этой жизни. Но девочку нужно срочно успокаивать, пока и впрямь беситься не начала. — Если сможешь их до болота докинуть, — сказал Айсман. — Или хотя б до леса, валяй, тренируйся в метании тяжестей. По–другому никак, в этих развалинах все мусорные кучи давно заросли, тронь любую, сразу будет видно, где в гробнице Тутанхамона собака порылась, — эк завернул, самому приятно! Ну и травку, что мы потоптали, тоже распрямить да подклеить не забудь. — Сергей! Шемяка с интересом ждал продолжения фразы, однако Анна, на миг замерев с распахнутым ртом, словно рыба на прилавке, опустила голову, шумно выдохнула и, вновь вскинув подбородок, почти спокойно спросила: — Что ты сам предлагаешь? — То, что ты сейчас проделала. Взять себя в руки. Не дергаться. Это для начала. Он хотел добавить еще что–нибудь, могущее сойти за комплимент, ведь она и впрямь проявила себя с лучшей стороны… но передумал, вернее, не додумал эту мысль до конца. — Пытаться их прятать бессмысленно. Наоборот, — он оглянулся назад, — так есть шанс, что на запах какой–никакой стервятник заявится. Хлипкий шансик, бестолковый, но хоть какой–то… — Обыскать? — Энрико, не дожидаясь ответа, присел, подхватил сумку первого клановца и, недолго думая, вытряхнул ее содержимое прямо на землю. — Только быстро. — Да уж понятно, что не медленно. Анна, подскочив, схватила за плечо второй труп, перевернула, скривилась — правая ладонь оказалась измазанной в крови — и полоснула ножом по лямкам рюкзака. Отступив на шаг, Айсман наблюдал за лихорадочной деятельностью своих нанимателей, даже не особо пряча усмешку. Так смотрят профи на работу дилетантов, и, в общем, именно так дело и обстояло. Он–то был «горелый следопыт», в переводе на обычный язык — мародер высшей квалификации. И хотя теоретически на трупах клановцев можно было неплохо поживиться, наработанное чутье подсказывало ему — здесь и сейчас не будет ничего такого, ради чего стоило бы снимать «притершийся» к спине рюкзак, марать руки в крови и тратить драгоценные минуты. Будь по–другому, он первый бы этих дохляков на раз–два, за пару десятков секунд бы выпотрошил, а так… — Главное, — негромко произнес Шемяка, — как можно скорее добраться до асфальта. Следы на асфальте человек не различит, собаки же в скелет и подавно не полезут, они звери умные. ШВЕЙЦАРЕЦ