Алексей Калугин - Время лживой луны
– Тарья!
– Ну, что раскричался? Здесь я.
Портной от неожиданности едва с кочки не свалился.
– Ты где была?
– Что значит где? Здесь.
– Здесь?
– Ну, да.
– Рядом то есть?
– Именно.
Портной озадаченно поскреб ногтем указательного пальца ствол автомата. Ноготь подцепил комочек черной смазки.
– Тогда где же я?
– Странный вопрос.
– Согласен.
– Может быть, как-нибудь перефразируешь?
– Хорошо. Где остальные?
– Тоже здесь.
– Где?
– А это уже не ко мне вопрос. Откуда я знаю, куда мы забрели?
– Но это не бред?
– Конечно, бред, – усмехнулась Тарья. – Ты же сейчас разговариваешь сам с собой.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
– Может, и понимаю, – Тарья сложила руки на груди и посмотрела в сторону. – А может, и нет… О! Смотри-ка!
Сквозь серую пелену прорисовались контуры человеческой фигуры. Портной поднял автомат. Черт его знает, кто тут бродит. Человек сделал шаг вперед и будто вывалился из призрачного мира теней в мир реальных объектов. Одет в камуфляж – значит, свой.
– Эй! – махнул рукой Портной. – Сюда.
Человек поднял руку в ответном привете. Опущенная маска инфравизора не позволяла увидеть лицо, но по тому, как неловко сидела на нем армейская форма, Портной догадался, что это Петрович.
Следом за Синеглазом из серой пелены вынырнули еще двое – Дробинин и Дергачев.
– Инфравизор сними. И так все видно.
Петрович поднял маску и озадаченно посмотрел по сторонам.
– Где мы?
– Хороший вопрос, – усмехнулся подошедший к нему сзади Игоряша. – Мне бы тоже хотелось это знать.
– Странные вы какие-то, – чуть прищурившись, посмотрела на бойцов Тарья. – Какая разница, где мы сейчас находимся! Нужно думать о том, как отсюда выбраться.
– Логично! – щелкнул пальцами Игоряша.
Из небытия выпали еще двое – Егоркин и Пущин.
– Петрович, – с обидой в голосе обратился к Синеглазу Герасим. – Ты чего там в свою гранату напихал?
– При чем тут граната? – не понял Синеглаз.
– Так это ж в ее дыму мы до сих пор блуждаем!
– Окстись, милый! Какой же это дым? Самый обыкновенный предутренний туман!
– Предутренний, говоришь, – Егоркин посмотрел на часы. – На моих одиннадцать двадцать три.
– А у меня три пятнадцать, – сказал, проверив часы, Игоряша.
– Семь сорок, – гордо заявил Стецук. – Мои часы меня никогда не подводили! «Командирские»! Ручной сборки!
– А мои вообще стоят, – обиделся Пущин.
– Ситуация хреновая, – подвел итог Петрович.
Все согласно закивали в ответ.
– Всем привет! – помахал рукой явившийся из тумана Макарычев. Вместе с ним – Муратов и Ерохин. – Что обсуждаем?
– Сложившуюся хреновую ситуацию, – живо отрапортовал Стецук.
– А вот, значит, как, – Макарычев скинул с плеч рюкзак, поставил его на землю и достал из переноски кота. – Все в сборе?
– Да вроде все.
– Ну, вот и славно… Стецук, подержи кота.
– Это еще зачем? – непонимающе сдвинул брови ефрейтор.
– Тебе что, трудно? – Макарычев сделал шаг вперед и протянул Стецуку кота.
– Да ну его, – Стецук спрятал руки за спину.
– Это приказ, ефрейтор.
– Слушай, Серега, кончай…
– Я повторяю – приказ.
– А, черт с тобой! – Стецук схватил кота и прижал его к груди. Видно, слишком сильно прижал – Спиногрыз принялся недовольно выкручиваться. – Ну, что, доволен?
– Вполне, – усмехнулся Макарычев. – А теперь пусть каждый подержит на руках Спиногрыза. Чтобы мы могли быть уверены, что среди нас нет рипов.
– И я тоже? – кокетливо улыбнулась Тарья.
– Королева, – сержант прижал ладонь к груди и слегка наклонил голову, – как всегда, вне подозрений.
– Так, значит, ты меня за рипа держал? – Стецук отдал кота Дергачеву. – Так, что ли, получается?
– Так же, как и всех.
– А почему с меня начал?
– Потому что своими глазами видел, как тебе перерезали горло, – Макарычев достал из кармана армейский жетон и вложил его Стецуку в ладонь. – Держи, на память. Только, боюсь, он исчезнет, как только мы отсюда выберемся.
Ефрейтор посмотрел на жетон и прикусил губу.
– Слушай, а как же они так быстро успели мой рип заделать?
– Спроси у специалиста, – сержант кивнул на Петровича.
– Ты помнишь, что с тобой было после того, как тебя схватили? – опередил ефрейтора Петрович.
– Смутно. – Ефрейтор погладил ладонью затылок. – Они мне по башке чем-то здорово заехали.
– Кто именно, помнишь?
– Поп, – пришел на помощь ефрейтору Муратов. – Тот самый, что с нами ужинал. Отец Иероним.
– Не, – покачал головой Стецук. – Когда мне по голове дали, отец Иероним прямо передо мной в дверном проеме стоял.
– Верно, – согласился Муратов. – Только там четверо попов было. И еще один незнакомый нам тип с бородой.
– Тебя тоже вырубили? – спросил у Муратова Петрович.
– Нет. Мне руки связали, рот заткнули и мешок на голову надели.
– И что было потом?
– Потом нас куда-то повели… Вернее, меня повели. А Олега, должно быть, следом тащили.
– Долго шли?
– Да не очень…
– Пол был ровный?
Муратов задумался.
– По-моему, наклонный.
– Ну, вот вам и ответ, – Петрович развел руки в стороны и взглядом победителя обвел всех присутствующих. – Их завели в башню, где имелись уже почти готовые заготовки для рипов. Болванки, которым лишь требовалось придать законченную форму.
– Все равно странно, – обхватил подбородок ладонью Стецук. – Чтобы так быстро изготовить точную копию…
– Да не переживай, – хлопнул его по плечу Макарычев. – Рип, честно говоря, так себе был. Он даже слова не произнес. Стоял на коленях со связанными за спиной руками и ждал, когда его прикончат.
– Стецук дело говорит, – указала на ефрейтора пальцем Тарья. – Если у рипа уже сформировался костный скелет тела и лица, то придать ему новую форму не так-то просто. Можно, но на это нужно время. Если же рип-болванка совсем сырая, так и подавно уйма времени требуется, чтобы довести ее до ума.
– Но ты же сама видела…
– Видела. И меня это удивляет.
– Слушайте, не о том мы сейчас говорим! – взмахнул обеими руками сразу Портной. – Дым накрыл нас рядом с Антиповым домом. Скорее всего, мы не успели далеко от него уйти. Вокруг бродят рипы, готовые нас убить, а мы, вместо того чтобы бежать без оглядки, стоим тут и обсуждаем совершенно не относящиеся к делу вопросы!
– Так нет же рипов.
– И дома нет.
– И поселка.
– Не могли же мы за несколько минут учесать черт знает куда.
– Бред…
– Точно! – щелкнул пальцами Макарычев. – Это все не настоящее! Мы видим то, что проецируют в наш мозг уины!
– Мы же принимали антидот.
– Значит, что-то не сработало. Либо антидот слаб, либо местные уины злее обычных.
– Это было бы слишком простым объяснением, – с сомнением покачал головой Петрович.
– Предложи другое. Чем еще объяснить то, что происходит?
– А как же Тарья? – кивнул на девушку Игоряша. – На нее уины не действуют.
– Я вижу мир таким, каким видит его Миша, – кивнула на Портного Тарья. – Так что если бредит он, то и я не отстаю.
– И когда же это началось? – спросил Егоркин.
– Что именно? – не понял Макарычев.
– Когда исчезла реальность?
– Ну, она не совсем исчезла, скорее, несколько видоизменилась, – уточнил Петрович.
– Пусть так, – не стал спорить Егоркин. – Когда мы потеряли контроль над реальностью?
– Интересный вопрос, – Макарычев помял пальцами мочку уха. – Может быть, когда нас дымом накрыло?
– А почему не раньше? Например, когда Петрович принялся боеприпасы из ведра с водой вытаскивать.
– Точно, – кивнул Синеглаз. – Мне и самому это бредом казалось. Сунул руку в ведро, – Петрович изобразил соответствующее движение, – и на тебе – обойма! – Он поднял руку вверх и в растерянности посмотрел на сжимающий пустоту кулак. – Так не бывает.
– А может, у Антипа за столом? – предположил Стецук. – Мы к тому времени достаточно уинов нахватались.
– По-моему, там-то как раз ничего странного не происходило, – пожал плечами Игоряша.
– Жена мне Антипова не понравилась, – заявил Стецук.
– А мне показалось, что наоборот, – ехидно заметила Тарья.
– Ты все не так поняла, – показал ей открытую ладонь ефрейтор. – Я сразу насторожился, как только эту Анжелику увидел. Ну, не может у полоумного отшельника жена быть фотомоделью!
– Почему же не может? – удивился Игоряша.
– Потому что она не в его вкусе.
– Откуда ты знаешь?
– Спроси у Петровича, он тебе популярно объяснит: подобное всегда тянется к подобному.
– А я думал, наоборот – противоположности притягиваются.
– Ты ошибался, парень! – Стецук снисходительно похлопал Игоряшу по плечу. – Поживи с мое, тогда поймешь, в чем суть единства и борьбы противоположностей.
– А по-моему, реальность начала смазываться еще раньше, – сказала Тарья. – Когда луна на небе принялась выплясывать.
