Алексей Калугин - Время лживой луны
– А может, у Антипа за столом? – предположил Стецук. – Мы к тому времени достаточно уинов нахватались.
– По-моему, там-то как раз ничего странного не происходило, – пожал плечами Игоряша.
– Жена мне Антипова не понравилась, – заявил Стецук.
– А мне показалось, что наоборот, – ехидно заметила Тарья.
– Ты все не так поняла, – показал ей открытую ладонь ефрейтор. – Я сразу насторожился, как только эту Анжелику увидел. Ну, не может у полоумного отшельника жена быть фотомоделью!
– Почему же не может? – удивился Игоряша.
– Потому что она не в его вкусе.
– Откуда ты знаешь?
– Спроси у Петровича, он тебе популярно объяснит: подобное всегда тянется к подобному.
– А я думал, наоборот – противоположности притягиваются.
– Ты ошибался, парень! – Стецук снисходительно похлопал Игоряшу по плечу. – Поживи с мое, тогда поймешь, в чем суть единства и борьбы противоположностей.
– А по-моему, реальность начала смазываться еще раньше, – сказала Тарья. – Когда луна на небе принялась выплясывать.
– Верно, – кивнул Петрович. – А началось это как раз перед тем, как мы Антипа встретили.
– Так что ж, выходит, мы вообще не были в поселке?
– Были. Только увидели его не таким, какой он есть на самом деле.
– Странно все это, – медленно покачал головой Муратов. – Я бы даже сказал, чуднó.
– Ну, хорошо, а что теперь-то делать?
Вопрос был задан всем, но ответить на него должен был Макарычев.
Сержант медленно наклонился, достал из кармана рюкзака фляжку, свернул с нее крышку и сделал два глотка. Вытер губы ладонью. Посмотрел на сидевшего с гордым видом на крышке своей переноски кота.
– Слушай, Петрович, а на кошачьи мозги уины воздействуют так же, как и на человеческие?
Удивленный таким вопросом, Синеглаз уставился на Спиногрыза. Кот недовольно фыркнул и почесал лапой нос.
– Ну, так что, Петрович?
– Не знаю, – пожал плечами Синеглаз. – По-моему, этим вопросом никто специально не занимался.
– А зря, – сержант сделал еще один глоток из фляги, закрыл ее и убрал на место. – Нужно двигаться.
– Куда? – спросил Портной.
– Да хоть куда-нибудь, – повел рукой по сторонам Макарычев. – Задача номер один – выбраться из зоны воздействия информационного поля.
– А как мы поймем, что выбрались? – спросил Стецук. – Уины – они ведь и вне зоны информационного поля продолжают мозги канифолить.
– Вне поля антидот нейтрализует действие уинов, – сказал Петрович. – Это совершенно определенно. Антидот именно для этих целей и разрабатывался.
– Почему же он сейчас не действует?
– Потому что воздействие уинов усиливается информационным полем. А на него, в свою очередь, каким-то образом воздействуют местные остолопы. То, с чем мы столкнулись, не имеет аналогов. Обычно в зоне информационного поля уины не вызывают галлюцинации, а лишь корректируют восприятие человеком окружающей действительности. Делают его более спокойным, уравновешенным и всем довольным.
– Местных я бы не назвал уравновешенными, – Стецук потер запястья, на которых остались следы от веревок. – То, что меня связали, как барана, это, я вам скажу, не было бредом.
– Но если аборигены могут контролировать наше сознание, почему они позволили нам уйти?
– Может быть, они именно этого и добивались? – высказала предположение Тарья. – Они хотели, чтобы мы ушли. Среди ночи, без связи и средств навигации, одурманенные, непонимающие, где мы и что с нами происходит.
– Но когда мы выберемся из зоны информационного поля…
– Из нее еще нужно выбраться, – перебила, не дослушав, Игоряшу Тарья. – Вокруг – болота. Топь непролазная. А мы видим не то, что есть на самом деле.
– Один из вариантов, о которых говорил Антип, – кивнул Макарычев. – Мы приговорены к тому, чтобы сгинуть в трясине. Все чисто и аккуратно. Никакого насилия – все случится само собой.
– Так что ж, – растерянно развел руками Портной, – нам с места теперь не двигаться?
– Ну их на фиг, – Макарычев подхватил кота под живот и сунул его в переноску. – Вместе с их дурацкими заморочками.
Сержант снял с автомата штык-нож, подошел к ближайшему тонкому деревцу, понятия не имеющему, что такое вертикаль, и тремя ударами ножа срубил его под корень. Очистив палку от веток, Макарычев укоротил ее до удобной длины и воткнул в землю.
– Идем, – он поднял с земли рюкзак, закинул его на спину и большими пальцами расправил лямки на плечах. – Только осторожно. След в след.
Макарычев повесил автомат на плечо, взял в руку палку и медленно двинулся вперед, осторожно прощупывая дорогу перед собой.
Самым трудным в данной ситуации было не потерять бдительность. Местность вокруг хотя и была похожа на болотистую, но пожухлая трава под ногами оставалась сухой. Казалось, кинь спичку – загорится. Ни ям тебе, ни оврагов. Так и хотелось зашвырнуть палку куда подальше и быстро зашагать, глядя только вперед, легко и уверенно. Однако не прошли они и пятисот метров, как палка, которой Макарычев проверял дорогу, вдруг ушла вниз. Прямо сквозь землю. Так, что сержант от неожиданности едва равновесие не потерял. Шедший следом Стецук схватил Макарычева за ремень.
– Что там?..
Сержант опустился на одно колено и опустил руку туда, куда ушла палка. Мокро и холодно. Макарычев стряхнул с пальцев капли воды.
– Чуть не влетели.
Прощупав край бочага палкой, Макарычев обошел его слева.
Вокруг по-прежнему стоял туман. Неба было не видно. Но при этом как будто стало немного светлее. Вскоре и местность начала меняться. Вместо деревьев все чаще встречались кусты с мелкими, в копейку размером, листочками. Трава под ногами сделалась гуще и зеленее. И, что самое удивительное, теперь стали отчетливо видны бочаги со стоячей, затянутой ряской водой.
– Никак вышли, – тихо, с надеждой произнес Пущин.
– Нет, – уверенно мотнул головой Портной. – Когда выйдем, Игоряша без сапог останется.
– Странно, – произнес спустя какое-то время Дергачев. – Болото будто вымерло.
И верно. То, что птиц и зверей не был видно, это еще куда ни шло, – заслышав людей, могли и попрятаться. А вот куда весь кровососущий гнус подевался?
– А может, мы уже того? – дернул головой в сторону Егоркин. – Ну, в смысле, умерли?
– Это ты так себе загробную жизнь представляешь? – усмехнулся Стецук. – Как нескончаемый путь по болоту?
– А ты ее как представляешь? – обиделся на насмешку Егоркин.
– Как сад с фонтанами вина и стаями гурий, – не задумываясь, ответил ефрейтор. – И чтобы они на своих ситарах все время Pink Floyd наигрывали. И не фальшивили при этом.
– Герасим! – не оборачиваясь, окликнул бойца Макарычев. – Ты говорил, что радиус зоны, накрытой информационным полем, километров десять?
– Может быть, двенадцать, – отозвался Пущин.
– Но не больше?
– Башня высотой с колокольню, что мы видели, не в состоянии покрыть большую площадь.
– А подземные стволы башен? – спросила шагавшая слева от колонны Тарья.
– Они только фонят, самое большое метров на сто.
– Мы идем со средней скоростью шесть-семь километров в час, – вслух принялся считать Игоряша. – Идем уже больше часа. Значит, примерно через полчаса, максимум, через сорок минут, мы покинем зону информационного поля.
Дробинин посмотрел на свои сапоги – они все еще были на месте, – и с тоской вздохнул.
– С чего ты взял, что мы идем полтора часа? – спросил Ерохин.
– А сколько же?
– Минут сорок – сорок пять.
– Нет, – улыбнувшись, покачал головой Дробинин. – Никак не меньше полутора часов.
– Какой смысл спорить, – мрачно буркнул Петрович. – Может оказаться, что мы вообще никуда не идем, а топчемся на месте.
– Точно, – хохотнул Портной. – А аборигены стоят в сторонке, смотрят на нас и со смеха покатываются.
– Эй! Кончайте! – прикрикнул Стецук.
– Что именно? – не понял Игоряша.
– Обсуждать всякую дребедень, подрывающую моральные устои группы.
Однако вскоре ефрейтор и сам втянулся в обсуждение проблемы относительности времени. Солнца на небе не было видно. Часы у кого-то стояли. А у кого работали, так шли с разной скоростью. Чтобы определить, сколько времени прошло, приходилось обращаться к собственным биологическим часам. Которые, да не покажется это странным, так же указывали разное время. Петрович вспомнил десятка два цветов, растущих в Средней полосе России, чьи бутоны раскрываются в строго определенное время суток. Вот только ни одно из этих растений не встретилось ему на пути. А если бы и встретилось – можно ли доверять цветку, проросшему сквозь поток галлюцинирующего сознания?
Спустя какое-то время – какое именно, никто точно сказать не мог, – пейзаж вокруг снова изменился. Причем не постепенно, а в один момент. Как будто на сцене упал нарисованный задник. Хоп! Были вокруг кусты и трава зеленая, а теперь – на тебе! – деревья с голыми стволами и кронами, похожими на соцветия брюссельской капусты, длинные плети сухой травы, стелющиеся по земле, и кочки, едва не в человеческий рост, поросшие ядовитого цвета зеленью с синеватыми вкраплениями. Туман исчез, будто втянутый огромным пылесосом. Но небо оказалось затянутым плотной пеленой грязных, мокрых, будто половые тряпки, облаков, из которых вот-вот должна была хлынуть вода. Влаги в воздухе было столько, что дышать, казалось, трудно. Как в бане. А вот солнца по-прежнему не было видно.
