Алексей Гравицкий - В зоне тумана
Я подумал, что на самом деле ничего не знаю о своих спутниках. И они обо мне — не больше. Мы все вылавливаем какие-то черточки из общения, но и только. Никто из них о себе ничего не рассказывал. Ни трепло Мунлайт, ни балабол Хлюпик. В зоне вообще как-то не принято вспоминать о жизни вне зоны. Не то чтобы это правило, нет. Просто никто никогда на такие темы не говорит. А когда вокруг принято сторониться какой-то темы, ты волей-неволей тоже не станешь ее касаться.
Если говорить обо мне, то я ненавижу, когда мне лезут в душу. Да и говорить много, не в моих правилах, так что никому ничего о себе рассказывать не стану. А раз не стану сам, то не полезу и к другим. Потом, кому это может быть интересно? Мне их сопли слушать? Не очень-то и хотелось. Им?
Я бросил взгляд вперед, на чуть ссутуленную спину и без того некрупного Хлюпика. Потом — на широкие плечи Муна. А потом…
Нет, я не увидел, скорее почувствовал. Почувствовал то, чего не уловил расслабившийся и продолжавший трепаться с Хлюпиком Мунлайт.
— Стой! — рявкнул я. — Не двигайся!
Мун остановился как вкопанный. Что-что, а рефлексы, которые, если верить его байкам, спасли когда-то от псевдогиганта, работали у него хорошо. Приостановившийся Хлюпик, растерянно моргая, смотрел то на меня, то на Мунлайта.
Я сделал пару шагов, остановился и кивнул вперед.
В нескольких шагах от нас с Мунлайтом подрагивал воздух. Незаметное легкое марево. Как над раскаленной за день на солнце металлической крышей. Сейчас эту зыбь было видно, практически не напрягая глаза. Создавалось впечатление, что в воздухе зависла абсолютно прозрачная сфера. С дрожащими гранями и в полтора человеческих роста размером.
— Вижу, — поведал Мун независимо, но в голосе звучали виноватые нотки.
А ведь еще пара шагов, мелькнула мысль, и из Мунлайта навертели бы фарш. Чернобыльский мясокомбинат в действии.
— Вижу, — передразнил я. — Кто из нас сейчас ведущий?
— Что там? — заинтересовался Хлюпик.
Я стиснул зубы и привычно засчитал до трех, чтоб только не двинуть кому-то в челюсть. Раз, два, три. Выдох.
— Я тебе что обещал за вопросы не по делу? — напомнил Хлюпику, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче.
Хлюпик потупился. Мунлайт, хоть и чувствовал свою вину, вступился:
— Ладно тебе. Кинь лучше гайку. Пусть посмотрит.
— Обойдемся без аттракционов. Бери левее.
Мунлайт спорить не стал. Еще бы ему спорить, когда налажал, как пацан зеленый. Забрав сильно влево, сталкер обошел аномалию по широкой дуге. Хлюпик шел следом и сопел. Видно было, что его распирает любопытство, но рот открывать боится.
Ничего, потерпит. Пороки надо в узде держать, а не подкармливать. Ничего с ним не сделается, если он не узнает, что такое мясорубка. А лучше б ему никогда об этом не знать.
Лишних разговоров больше не было. Мунлайт прекрасно осознал масштабы своего промаха и шел молча. Хлюпик ничего не понял, но реакция охотно болтавшего и вдруг замкнувшегося Муна его явно впечатлила.
Мы успели пройти всего метров триста от силы, как снова пришлось остановиться. На этот раз впередиидущий сталкер среагировал как надо.
— В ружье, — тихо шепнул он, но так, чтобы услышали и Хлюпик, и я.
После чего сделал шаг вперед. Хлюпик подался следом, но я ухватил его за плечо. Ощутимо. Любопытный извернулся. Я поспешно разжал пальцы. Когда он повернулся ко мне, испепеляя обиженным взглядом и болезненно морщась, потирая плечо, я уже скинул с плеча автомат и взял на мушку ближайший бугор.
Именно к этой кочке направлялся Мун. Не доходя полпути до препятствия, он вскинул новенький, прикупленный взамен потерянного «Вал» и окликнул:
— Эй, там. Поговорим? Или сразу стреляю?
Впереди, там, где вроде бы никого, только трава росла, поднялась фигура в кожаной куртке. Наверное, именно такое эффектное появление называют «вырос, как из-под земли». У Хлюпика отвалилась челюсть. Ничего, судьба у него такая — удивляться простым вещам. Побегал бы по зоне подольше — и движение любое ловить научился бы, и внимание обращать на то, в горку идет или под горку, и еще много чего примечать.
Мужик поднял кверху руки, в одной из которых держал потрепанный жизнью МР-5, и очень медленно пошел навстречу Мунлайту.
— Поговорим, — крикнул он издалека.
На полдороге мужичок остановился, словно прикидывая свои шансы. Он шел по наклонной вниз, мы вверх. Свое присутствие он уже выдал и подтвердил. Нас трое, он, судя по всему, один. И он у меня на мушке. Это не считая Мунлайтова ствола и стискивающего в нерешительности автомат Хлюпика.
— Поговорим, — повторил он. — Только ты тоже… того… волыну убери.
— Перетопчешься, — отрезал Мун. — Хочешь жить — придется поверить на слово в наше миролюбие. Не хочешь, только рыпнись, и я тебе устрою увеселительную прогулку в райские кущи с билетом в один конец.
Мужик опустил руки, МР-5 зыркнул стволом в нашу сторону. Мун мгновенно вскинулся, палец его напрягся на спусковой скобе. Это увидел не только я, но и мужик. Он снова застыл, дико усмехнулся.
— На, держи!
МР-5 выскользнул из пальцев и шлепнулся на землю. Мужик поддал ногой. Автомат с характерным звуком отлетел к Муну. Тот резво нагнулся, подхватил и распрямился.
— Все равно я пустой, — сообщил мужик. — Ни одного патрона.
Ухмылка его стала шире, а глаза заблестели безумием.
— Ни одного, — расхохотался он.
Я поглядел на Муна, тот отбросил бесполезный ствол и кивнул:
— Пустой, — подтвердил слова хохочущего в истерике мужика.
Мужик тем временем продолжал ржать. Смех его сделался совсем диким, захлебывающимся. Вырывался с хрипами. Мужик запрокидывал голову, ухал и всхлипывал.
— Он сумасшедший, — еле слышно поделился догадкой Хлюпик.
Напарник ежился. И хотя видно было, что ему не по себе от присутствия незнакомого психа, он явно расслабился. Сумасшедший без оружия его не пугал. Вон и АК уже на плече болтается.
Наивный. Псих может быть и не псих, пустой МР-5 — отвлекающий маневр. Кроме того, если я брошу автомат, это еще не значит, что я останусь без оружия. Да и безоружные в зоне опасны бывают. И за пригорком еще человек десять могут лежать. Да мало ли что может случиться? Нельзя расслабляться, никогда. Но воспитательной работой заниматься теперь не время.
Мужик прекратил смеяться так же резко, как начал. Запустил руку за пазуху. Мун мгновенно вскинул опущенный было автомат. Пришлый снова хихикнул и, выудив пачку сигарет, показал сталкеру.
Пальцы пляшущим движением вытянули из пачки цилиндрик сигареты. Мужик чиркнул зажигалкой и принялся прикуривать. Получалось это у него паршиво. Пальцы тряслись, руки ходили ходуном. Наконец он затянулся и выпустил струю дыма.
— Вы тоже к Сахарову? — спросил он, подходя ближе.
— Какому Сахарову? — не понял Мунлайт.
Я предпочел смолчать. Однофамильца великого академика я знал лично. Этот Сахаров в отличие от создателя водородной бомбы гением и нобелевским лауреатом не был, но свою лепту в науку вносил. Причем занимался он наукой, а не коммерцией, потому немаленький бюджет на свои ученые изыскания тратил щедро, но по делу. Таскать артефакты для Сахарова в определенном смысле было выгоднее, чем для скупердяя-бармена.
Мунлайт с Сахаровым, по всей видимости, не общался, но мужик понял его по-своему.
— Не хотите, не говорите, — хихикнул он истерично. — Что я, сам не знаю? Только овчинка выделки не стоит. В гроб с собой деньги не возьмешь.
Он глубоко затянулся и выпустил Муну в рожу струю дыма.
— Тяпыч нас с Бродягой туда тоже тащил. Сулил золотые горы. Где теперь Тяпыч? Где Бродяга?
Мужик обвел нас победным взглядом сумасшедших глазок.
— Он точно ненормальный, — шепнул мне Хлюпик.
— И где? — уточнил у мужика Мунлайт.
— Нету, — пригорюнился мужик. — Убили. Мы дотуда-то добрались нормально. Тяпыч меня и Бродягу с Сахаровым этим познакомил. Гурскому представил. Обещал денег, если мы Гурскому этому поможем замеры снять.
Пришлый затянулся. Сигарета, догоревшая до фильтра, обожгла губу. Мужик чертыхнулся, уронил бычок и принялся трясущимися руками закуривать вторую.
А вот Гурский был для меня персонажем новым. Впрочем, оно и неудивительно. Это Сахаров практически вечен. Закрылся в своем бункере в лаборатории и сидит, в ус не дует. Изучает. В зону не выходит, за любыми материалами ему другие бегают. Артефакты сталкеры таскают, замеры свои помощники делают. А помощники эти — тоже ученые. Подготовки никакой. Потому и мрут, как мухи.
Интересный момент: например, гитлеровский доктор Август Хирт, известный своей жестокостью, ставил опасные для жизни опыты не только на жертвах концлагерей, но и на себе. Ради науки. В истории, однако, он запомнился как зверь и враг рода человеческого. А вот Сахаров собой не рисковал никогда. Ни ради науки, ни ради денег, ни ради чего-то еще. За него рисковали другие. Все его опыты и исследования оценивались не только финансовым вливанием, но и немалым количеством трупов. Однако, если он и добьется каких-то результатов, совершит какое-то открытие и оставит след в истории, эти трупы никто считать не будет. Их уже сейчас никто не считает. А доктор Сахаров станет очередным светилом, работавшим на благо человечества. Ну и где справедливость?
