Игорь Денисенко - Проект Повелитель
Я покосился на деда. Сдавалось мне, что все-таки дурь он курит. Но из уважения к старости я ничего не сказал, только покосился. А дед, видимо опомнившись, стал оправдываться:
– Боже мой, о чем я говорю! Разные поколения не способны понять друг друга, разные ценности, взгляды. Мир меняется и изменяет всё и всех. Только духовные ценности, как бы их ни отрицали, как бы ни отказывались, ни втаптывали в грязь, остаются вечно и расцветают на грязи, как роза на навозе.
– И при чем тут моя Роза и навоз?
– Да притом, что любите вы друг друга, и это видно. Любовь – духовная ценность, которая будет существовать вечно, пока существует человек.
– Ладно, Хаймович, хватит курить, пойдем спать, – и я взял деда за плечи, собираясь вернуться в дом. Ну не могу я серьезно разговаривать о любви. Думать могу, а вслух говорить – что с голой жопой ходить: и поддувает, и перед людьми неудобно. Именно поэтому включаю дурака. Но тут вдруг где-то далеко загрохотал пулемет. Насчет пулемета я сразу сообразил – у автомата рожок давно бы кончился.
– Сработал, однако, – загадочно сказал Хаймович.
– ?
– Я что, по-твоему, могу только сказки рассказывать? Внес я изменения в программу, теперь он срабатывает на объект размером полкуба.
– Чего?
– Ну чуть больше кошки.
– Они думают, что мы еще там?
– А то! – поднял Хаймович указательный палец. Я обнял деда за плечи – наш человек!
* * *Снился мне сон, странный и жуткий. Облезлая, какая-то склизкая рожа смотрит на меня через окно. Нехорошо так смотрит. Не то чтобы злобно, а как-то неодобрительно, словно делаю я что-то нехорошее. Словно пайку от братвы прячу. Глаза белесые, как бельмами заросшие, и зрачки размытые, нечетко очерченные. Знаю, что есть они, а рассмотреть не удается. А лицо течет. Сначала я подумал, что это вода так с неба обильно поливает, что лицо как стеклом покрыто. Пригляделся – ан нет, кожа вся на голове играет и меняется, будто яйцо разбитое растекается. Рожа сама водой исходит. Волосенки на голове жидкие и длинные, до плеч, водой прилизанные. Такая на меня брезгливость напала, словно слизняка руками схватил. А тут он вдруг зашипит, как змея, и я проснулся.
В ногах Хаймовича Душман выгнулся дугой и шипел, уставившись в окно. За окном мелькнул размытый силуэт и пропал. Светало. Хаймович открыл очи.
– Ты чего, Душманушка? Увидел кого?
– Я, кажется, знаю, кого он увидел… Мне он тоже во сне примерещился.
– Тссс! Ребенка разбудите, – прошептала Роза. Ребенок тут же отозвался недовольным кряхтеньем.
– Баю-баюшки-баю, ты усни, а я спою… – завела канитель Луиза.
– Какие там баюшки? Парень по нужде хочет, – фыркнул Мишка.
– Ах, какие мы умные! Сначала своих заведи, а потом советуй!
– Ну так что тебе примерещилось, Максим? – спросил Хаймович.
– Вот и заведу! – ответил Мишка.
– Ты чего на Мишу кричишь? На своего мужика покрикивай! – влезла Лена.
Видя, что день начался, как обычно в нашей дружной семейке, я Хаймовичу ничего не ответил и вышел во двор.
Следы под окном все-таки были. Такие же нечеткие и размытые, как сам слизняк. Словно ноги он по грязи переставлял, а потом волочил. Такое бывает, когда в ногу ранен. Но не в обе же? Четких границ следы хоть и не имели, но определенные ассоциации все же вызывали. Широкие, будто доски к ногам привязали. Пальцев и пятки вовсе не видать. Следы вели в конец огорода. Мне уже не надо было идти по ним до конца. Я и так знал, куда они приведут. С замиранием сердца я все-таки пошел. Следы обрывались у самой воды, как я и предполагал. Опираясь руками о штакетник, я всматривался в отпечатанное на глинистой земле. Отпечаток совковой лопаты, вот что это мне напоминало.
– Так-так… – донеслось из-за спины. – Был-таки гость. И как он выглядел, Максим?
– Паршиво он выглядел.
– А поподробнее?
– Скользкий весь, лысый, водой исходил. Сопливый, как слизняк.
– Понятно…
– А мне нет. Ты вот скажи, Хаймович, если в реке ничто жить не может, как он там живет?
– Значит, я ошибался.
– Хм, ты вроде никогда не ошибался, сколько тебя помню.
– Если б я никогда не ошибался, – вздохнул Хаймович, – то смотрел бы на мир двумя глазами, а не одним.
– И как ты его потерял? Глаз?
– Я не люблю об этом вспоминать… – ответил Хаймович и поправил повязку на глазу.
– Так что с лысым?
– Не знаю, – пожал Хаймович плечами. – Может, он питомец той лаборатории, помню, были там с рыбьими хвостами.
– Не, тот не такой был, – покачал я головой. – Я тоже про тех в колбах вспомнил. Но то, что не ноги у него, ты верно подметил. Сроду таких следов не видел. И есть еще одна странность – не чуял я его. Сдается мне, что и вчера они за нами присматривали, только вот засечь я их не мог.
– Максим, меня всегда интересовал вопрос, как ты видишь живое? Какие мы? Да и все остальные.
– По-разному, но люди, они как теплый шарик со своим фоном. Ну там, мысли, чувства. Общий эмоциональный фон. Зверей по инстинктам от людей отличаю. Они прямые и бесхитростные. Почти бесхитростные.
– А трупы?
– А при чем тут трупы? Кусок мяса.
– Да ладно, это я просто так спросил, – смутился Хаймович, теребя мочку уха, пряча какую-то затаенную мысль.
– Надо собираться в путь, пойду, потороплю наших.
– Стронуть с теплого места их будет трудно. Печка, дом, крыша над головой.
– Угу.
Когда я прошел пол-огорода, дед, все еще подпиравший забор, крикнул мне вслед:
– Про утопленника не забудь им рассказать!
* * *Ночь наполнилась шорохом крыльев. Руслан, бежавший бодрой трусцой, внезапно остановился и остановил Лиса.
– Летят! Воск доставай! И ищи ветки покрепче!
Лис вынул из кармана комок воска и, разделив его пальцами на две половинки, скатал две горошины и заткнул ими уши. Руслан подобрал две ветки покрепче, обломал и протянул одну Лису. Уши свои он тоже запечатал. Но тошнотворный, вводящий в стопор писк все же приглушенно доносился через воск. Правда, не настолько сильно, чтоб это стало опасно. Главное, не останавливаться и успевать отмахиваться. В темноте попасть тяжело, поэтому лучше средства, чем быстрые ноги, не придумаешь. Но и бежать по лесу в потемках – можно без глаза остаться и ногу подвернуть. Плевое дело. Хорошо, что луна из-за тучи вылезла и смотрит волчьим оком. Большая поляна подвернулась очень кстати. И друзья припустили со всех ног, тяжело пробивая ногами густую траву. В лесную чащу они уже ворвались, запыхавшись и нацепляв репейников на полы курток.
– Прогулялись! Мать твоя волчица! – в сердцах выругался Руслан. Лис все равно не слышит. Вроде оторвались. Друзья остановились, выковыривая из ушей воск.
– Чуешь? Дымком тянет. Деревня близко, – потянул носом Лис.
– Верно. Не время расслабляться. Пошли! – махнул рукой Руслан.
Вскоре они вышли к деревне и, не прощаясь, разошлись по своим домам.
* * *Староста сидел за столом и шевелил губами, читая тонкую книжицу в зеленой и тонкой, как лист дерева, обложке. На вошедшего Руслана он среагировал не сразу и нехотя:
– А… Здравствуй, Руслан.
– Здравствуй и ты, Михаил, Александров сын, – чуть качнулся Руслан в поклоне.
– С чем пришел?
Староста с сожалением отложил книжицу в сторону и прикрыл ее толстым домовым законом, шитым из оленьих шкур.
– Добычу принес.
– Так отдай хозяйке.
– Отдал, – Руслан засунул руки в карманы и замялся, не зная, как начать разговор о том, зачем пришел.
Староста, с седой окладистой бородой и ясным взором голубых глаз, был человек неглупый. К нему часто приходили и поспорить, и посоветоваться. Прикинув по виду Руслана и зная, кто он такой, он предположил, о чем тот мнется, и начал разговор сам:
– Жениться хочешь? Не знаешь, к кому посвататься?
– С чего это ты решил? – опешил Руслан.
– Да вижу, вон шары гоняешь, – кивнул с улыбкой староста.
Руслан быстро извлек руки из карманов.
– Да я, собственно, не по этому делу…
– А по какому? Если книжку заветную почитать, так не дам. Я сам там не все понимаю. А ты тем более не дозрел. Начнешь потом, как блаженный, ахинею всякую нести и народ смущать.
– Ябеду я потерял, – выдал, наконец, Руслан.
– Ябеда не ребенок, найдется.
– Да не просто так получилось…
– Не томи, рассказывай.
И Руслан без утайки, сначала сбиваясь и путаясь, а потом уже осмелев, выдал все, что приключилось за прошедшие сутки. По мере его рассказа староста менялся на глазах. Добродушие, каким светились глаза, пропало, густые седые брови нависли над ними, да и сами глаза казались уже не голубыми, а карими. И когда Руслан закончил рассказ, Михаил, Александров сын, был уже совсем не в духе.
– Значит, на Чертово поле ходили? Быть Лису еще год безымянным! Перекинулся, говоришь? То случай особый. Бранить я за это не буду. Ты жизни спас друзей бестолковых и свою бестолковую.
– Чего это бестолковую? – осмелел Руслан.
– А того, что здоровый лоб, а в парубка играешь. В дупле живешь. Избу свою рубить не хочешь? Жениться не хочешь? Да? Заботами себя обременять? Да какая от тебя общине польза?
