Игорь Денисенко - Проект Повелитель
– Чего это бестолковую? – осмелел Руслан.
– А того, что здоровый лоб, а в парубка играешь. В дупле живешь. Избу свою рубить не хочешь? Жениться не хочешь? Да? Заботами себя обременять? Да какая от тебя общине польза?
– Я охотник! – вспылил Руслан. Уши и щеки его пылали, как угольки в костре.
– Охотник ты на чужих баб заглядываться. Ну не приглянулся ты ей, так что теперь, бобылем век прожить? Охотников у нас, почитай, каждый. Кожемяк двое. Кузнец один, но у него сын есть. А я гончар один! И каждый горшок и крынка в общине моими руками сделаны. Вот помру я, все горшки побьете. Кто их делать будет? Так что дело твое – немедля жениться на Насте, Николая дочке, и состряпать мне замену. Вот иди и без нее не возвращайся. Или женись, или иди в лес к ворлокам жить! Время тебе на раздумье до завтрашнего утра!
– А?..
– Я всё сказал, – рявкнул на Руслана староста и хлопнул ладонью по столу, давая понять, что разговор окончен. Дубовый стол загудел и зашатался.
Руслан с красным лицом опрометью кинулся в двери и выскочил из избы, как ужаленный. Дверь взвыла от грубого обращения и захлопнулась. И Руслан уже не видел разительных перемен в облике старца.
Михаил, Александров сын, расплылся в улыбке. Он давно ломал голову, как пристроить засидевшуюся в девках Настю и приблизить к себе смышленого и способного к грамоте Руслана. Но все повода не было, а теперь он был. Староста причесал и разгладил пальцами бороду. Он не сомневался, что завтра поутру община будет гулять свадьбу.
Надо к бортнику наведаться, как там у нас с медовухой, подумал он. Не теряя время попусту, староста, любивший предвосхищать события, отправился в путь. Кивнув своей хозяйке, что отправился по делам, он направился к пасеке. Бортник Семен жил на окраине деревни, у большой поляны, поросшей густым разнотравьем. Одуряющий запах цветущих растений теплой волной дыхнул навстречу. Михаил поднял глаза к восходящему красному солнцу. День будет жаркий, подумал он, отгоняя назойливую мошкару сорванной веточкой. Семен сидел на земле, оперев спину на улей и прикрыв глаза. Пчелы сновали вокруг него туда-сюда, казалось и не замечая его присутствия. Некоторые все же садились на него и ползали по голой груди с вьющимися кучерявыми волосами. И не одна же не укусит, с завистью подумал староста. Семен пребывал в своем извечном состоянии – то ли после вчерашнего, то ли уже после сегодняшнего. Сам Семен относился к своей жизни философски. Он утверждал, что его хмельным мама родила. Уговоры и запреты на него не действовали. Меда в общине было с избытком, и даже больше. Вот это «больше» Семен для изготовления хмельного напитка и использовал. Староста сам ему под это дело больших крынок налепил. А теперь иногда в этом раскаивался и все грозился часть горшков перебить. Но на свои творения рука не поднималась.
– Эх, Семен, Семен!.. – с укоризной начал староста. – Опять напился до одури!
– Дури у меня хватает своей, а водку я пью для запаха, – изрек Семен, приоткрыв левый глаз. – Чтобы пчелы не кусали. Они меня за своего держат.
– Я вот что пришел, – приступил к делу Михаил, Александров сын, – как у нас с запасами хмельного?
– Полно. А что? – оживился бортник и попытался встать. Но встать у него не получилось.
И он устало махнул рукой в сторону погреба:
– Сходи сам, утомился я.
Староста покачал головой и, ничего не ответив, пошел к погребу, где в прохладе стояли душистые ароматные крынки с хмельным медом. Возле избы жена Семена, Марфа, стирала детские портки в большой долбленой лохани. И когда он детей делает, если не просыхает? Пьет ведь так, что ни одним членом пошевелить не может. Или все-таки может? Дивились в деревне. Но дети рождались нормальные, здоровые и все как один походили на кузнеца Гришку.
* * *…трудностей. Никогда не думал, что мне придется осваивать многое из того, что я знал понаслышке. Гончар, кузнец, ткач… И много других ремесел, без которых не обойтись.
Это то, без чего человек – всего лишь дикарь в шкурах и с дубиной на плече. Мне больше всего не хотелось вернуться в каменный век, а к этому шло. Может, и не очень ловкий из меня получился гончар, не самый умелый кузнец, неважный ткач, но у меня было время на совершенствование. И времени было достаточно…
Сн………….Ошибки. Нет! Это не укладывалось в голове. Хотя поначалу я был слишком занят и мало обращал внимание на то, что процесс поглощения следов предыдущей цивилизации проходит слишком интенсивно. Но сам факт того, что я не нашел никаких следов города!.. Его попросту не было! Теперь, спустя много лет, я понял, что и не могло быть. Но что-то срочно нужно было предпринимать для борьбы с этой язвой. …Поскольку последствия…
* * *День выдался серый и промозглый. Такие дни хорошо проводить у печки, за спокойной дружеской беседой с кружкой горячего чая или еще чего более горячего. Неплохо и просто поспать, зарывшись с головой под одеяло или уткнувшись в ароматные, пахнущие ромашкой, волосы. Даже почитать непонятную книгу, и то лучше, чем идти по грязи. Когда разъезжаются ноги. Когда холодная моросящая взвесь стоит в воздухе, и дышишь этой водой, и холод проникает в тебя изнутри. И просачивается сквозь одежду, пронизывает через поры. И нет от него спасения. Одежда мокрым грузом виснет на тебе, притягивая к земле. Ну как тут не упасть, не урюхаться в грязь? И, поднимаясь, покрывшись коркой грязи, как не отпустить пару крепких слов в адрес неизвестно чьей матери?
Мы шли нехотя. Я с тревогой думал о том моменте, когда за спиной окажется последний заброшенный дом, а впереди будет только неизвестность. Стоит ли идти? Что ждет нас там? И с каждым шагом я все сильнее чувствовал это общее настроение, заражался им.
Мы искоса все время бросали взгляд на реку. Не появился ли камыш? Нет ли зарослей кувшинок и лилий на воде? Сам я их никогда не видел, но старый Хаймович объяснил, что это такое. И сердце тревожно билось. А вдруг сейчас за поворотом, на излучине реки, мелькнет что-то зеленое, и придется лезть в холодную темную воду. А на том берегу тебя никто не встретит с полотенцем и теплой печкой.
Меня уже била дрожь, когда мы подошли к последнему полуразрушенному дому с покатой крышей, поросшей травой. Казалось, он врос в землю. А может, земля поднялась до подоконников? Тем не менее перекошенные ставни плотно стояли на земле. Как я и предполагал, мы невольно остановились. Женщины откровенно оглядывались назад. Но я уже знал: что бы ни случилось, мы не вернемся. Это было предопределено изначально, даже если нам предстоит сгинуть в пути, мы не повернем. Только страх неизвестности пугал нас. Время было раннее, ближе к полудню, и предлога, чтобы оттянуть неизбежное, переночевав в этих развалинах, не было. Город обрывался внезапно. Слева и справа еще были видны развалины жилья, но впереди уже возвышались покатые и частые холмы. Им не было числа, и тянулись они, кажется, до самого горизонта.
Сережка быстро поднялся на ближайший холмик и крикнул:
– Там дальше еще дома. И деревьев много!
Все облегченно вздохнули. Даже Хаймович повеселел.
– Это дачный поселок, – пояснил он, – там, думаю, много фруктовых деревьев.
Перевалив через холмы, оказавшиеся городской свалкой, мы подошли к маленьким дачным домикам. Деревья и вправду были усыпаны мелкими красными яблочками, рыхлыми и сытными. Мы принялись рвать их целыми горстями и рассовывать по карманам. Дед Моисей радостно описывал, как они полезны для здоровья и полны витаминами, особо ценными для кормящих мам и девушек в положении. Девушки принялись энергично срывать с веток все, что видели, и уписывать витамины за обе щеки. Вдруг Марта зашлась кашлем и стала отплевываться.
Струйка крови побежала у нее в уголке губ. Я обмер. Мне на миг показалось, что она умирает.
– Что? Что это за горечь? – возмущенно и перепуганно вскрикнула Марта.
– Это, деточка, называется калина. Она всегда горькая. Обычно ее собирают после первого морозца. Нынче еще морозов нет. Но должен честно сказать, что и после мороза она слаще не становилась.
– Дед! Ты можешь просто сказать – ее жрать можно? – прервал Хаймовича Миша.
– В яблоках много железа, в калине витамина С. Что, собственно, способствует…
– Дед! – наступил на него Мишка. – Я тебя русским языком спрашиваю! Мы от нее с катушек не слетим и ласты не склеим?
– Да не бойся ты, Миша, она хоть и не мед, и хоть люди и не врут, от нее, бывает, мрут. Но, какие выживают, те до старости живут.
Видя как бледнеют лица Марты и Мишки Ангела, Хаймович не выдержал и гомерически рассмеялся. Просто загнулся от смеха.
– Съедобная она… – выдал он наконец сквозь смех, утирая слезы, – пошутил я…
Обстановка разрядилась. Хотя смеялся только дед. Все как-то осторожнее стали относиться к тому, что висит на ветках, и спрашивать у старого, прежде чем отправить себе в рот.
