Игорь Денисенко - Проект Повелитель
Но вот на белом фоне явно проступали какие-то знаки. Буквы? Разобрать было сложно, и я в задумчивости отломил краешек сотов. Из отвалившегося краешка выглянула проволока, как арматура из бетонной плиты. Обломок сотов расслоился под моими пальцами. На одном из слоев я увидел надпись: «Проект „Повелитель“». Вот и всё, что мне удалось разобрать. А теперь назад. Меня ждут.
На третьем этаже я осторожно снял с себя крылатого наездника, переместив его на пол, и припустил по коридору, догоняя своих.
Они недалеко ушли, это я понял, когда забрался в нору и услышал доносящиеся до меня шорохи и обрывки разговоров. Из всех слов звучали лишь нехорошие междометия.
Нагрузились мы тяжело. Мужчины продовольствие не брали – только патроны, и как можно больше. На этом настоял Косой, и с ним никто не спорил. Женщины взяли соответственно всё остальное. Им было тяжело. Особенно Луизе с ребенком. Поэтому их постоянно подсаживали, подтягивали – в общем, всячески помогали. Так что ползли мы в два раза дольше, чем в первый раз, и нора показалась несказанно длиннее. Но, как я ни старался, догнать их не смог. Выбрался я на поверхность уже тогда, когда они переоделись в сухое и ждали меня. Куча грязных вещей горкой возвышалась у входа. Жадно хватая воздух ртом, я вывалился из норы.
Роза подбежала помочь.
– Да брось ты. Я сам.
– Вот сухое уже приготовила, переодевайся.
– Долго ты что-то возился, – хмуро выдал Косой.
– В улей заглянул.
– И что там?
– Представляешь, они соты из бумаги сделали, на осиное гнездо похоже. Спрессовали из всего, что нашли.
И еще вот, – и я достал из кармана стеклянные ампулы с клеймом в виде мухи на донышке. Хаймович обомлел и кинулся ко мне, заключив в объятия. И совершенно не обращая внимания, что я мокрый и грязный, с головы до ног облепленный глиной. А мне стало неловко.
– Дорогой ты мой! Ты даже не представляешь, что ты сделал! Что ты для всех нас сделал! Это же жизнь! Долгая жизнь и здоровье! И много ты взял?
– Да вот еще в сумке, – сказал я, смущенно вытряхивая ампулы из сумки вперемешку с осколками стекла. – Подавились, правда, пока я полз…
– Господи! – Хаймович всплеснул руками. – Это не просто долгая жизнь! Это… это… это…
От волнения он стал заикаться.
– Это бессмертие!.. – наконец вымолвил он.
* * *Дождь влупил внезапно. Тяжелая багровая туча, вылезшая неведомо откуда, закрыла небо, от чего в лесу сразу стало темно. И струи дождя, как кинжалы, пробились сквозь густые поросли и достигли земли. Руслан с Лисом прижались спинами к густой пихте, пытаясь укрыться. Но вездесущая вода настигла их и здесь.
– Эх, топорики не взяли, – вздохнул Лис, – сейчас бы шалашик срубили. – Ты сам на прогулку звал, вот и прогулялись.
– По-быстрому, думал.
– По-быстрому только зайцы…
– А ты сам умный, да? А топорик не взял.
– С кем поведешься, от того и наберешься.
– Рус, еще слово – и ряд зубов!
– А зубов моих не боишься? – хмуро улыбнулся Рус.
И Лису на миг показалось, что в темноте блеснули желтым светом глаза с вертикальными щелями зрачков.
– Слушай, Руслан, а кем это ты перекинулся? Сроду такого урода не встречал и не слышал.
– А я знаю? Говорю же тебе, первый раз со мной такое. Просто выдумал такого зверя, чтоб волкам не по зубам.
– Не бывает такого, чтоб совсем не было. Вот дети малые, в кого при опасности перекидываются? В кошку. И как чухнут на дерево, а потом сидят и ревут, попробуй сними оттуда.
– Ага, а кто постарше – в лиса, и давай у соседей кур тащить.
– Ну да. Но факт, что в небывалое еще никто не превращался.
– Много ты знаешь…
– А что?
– Есть у старейшины книжица одна, там много чего тайного да непонятного написано.
– Расскажи.
– Думаешь, он мне ее давал читать? Сам случайно увидел да пробежал мельком. Слов много, и русские вроде, а смысла не имеют.
– Так не бывает.
– Я тоже думал, пока не прочитал.
Дождь, внезапно начавшийся, постепенно стихал, словно туча вытекала вся, без остатка. Светлее в лесу не становилось. Сумерки почти мгновенно перешли в ночную тьму.
– Так про что книжица?
– Да я не понял, но была там такая фраза, что человек может быть кем угодно, любой тварью, жившей на земле, хоть и сгинула уже та тварь во мгле веков, но человек ее помнит.
– Ха! Брехня какая! Я вот совсем не помню!
– Там не про тебя сказано.
– А про кого?
– А я знаю? Может, про отца-прародителя, он до сих пор где-то скитается. Говорю, непонятная книга. Вот если б ее почитать вдумчиво. Но старейшина не дозволит.
– Рус, темно уже, может, здесь заночуем? Вон кедр выберем да ветки потолще.
– Я тебе курица? На ветках спать? И где ты в чащобе такой кедр найдешь, добрые кедры на полянах растут!
– А я тебе сова в темноте бегать?
– Не дрейфь, Лис, тут недалеко осталось, добежим. Вот и капать перестало. Пошли!
И друзья, оторвавшись от ствола дерева, растворились во тьме.
* * *Шустрый сидел на берегу и кидал камешки в реку. Камешек с шипением входил в воду, и над местом его падения поднималась тонкая струйка дыма. Круги нехотя разбегались по воде и гасли. Хаймович уставился на реку, подняв козырек кепки. Рот он уже закрыл, но легче нам от этого не стало. Моста не было. Не совсем, конечно, начало его осталось, и первая опора, стоявшая на берегу, еще существовала, а дальше как ножом обрезало, вплоть до противоположного берега. Ни опор, торчащих из реки, ни обломков моста в воде. Чистая ровная гладь, переливающаяся всеми цветами. Одно слово, Мазутка.
– Чего делать-то будем? – хмуро спросил Федор.
– Жилье надо искать, где на ночлег остановимся, – кивнул я в сторону облезлых высоток.
Построенные перед самой войной высотки пустовали. Ни мебели, ни жильцов. Цены на квартиры там были заоблачные, вот и не заселил никто. Хаймович говорил, что жить в доме с видом на реку было престижно. Но сдается мне, что на нее не то что смотреть, дышать рядом – и то вредно для здоровья. Даже мост она сглодала без остатка. На том берегу еще виднелись сухие искореженные деревца ив, за рядами которых поднималась мощная густая поросль вековых деревьев. С этой стороны берег был уложен бетонными плитами, и травинке негде было прижиться. В пустых хатах ночевать не хотелось, голый пол – постель неважная. Мы с Розой уже успели привыкнуть к холодному скрипучему дивану. Хаймович тем временем поднял кепку и почесал макушку.
– Ночевать мы тут не будем. Пойдем вдоль берега. За чертой города должны были остаться дачные домики. Там и мостик когда-то был, навесной, правда. Сомневаюсь, что уцелел, но километрах в пяти от него можно попытаться вброд перейти.
– Перейдем, если ты, дед, меня на плечах понесешь, – с недоверием хмыкнул Сережка, – я в эту отраву не полезу!
– Дерзок ты не по годам, отрок, – осерчал Хаймович. Мишка отвесил Шустрому подзатыльник, и тот недовольно обернулся.
– Чего стоим? Двинулись! – скомандовал Косой.
И мы двинулись гуськом вдоль берега. Я, Федор и Хаймович впереди, женщины посередине, замыкающими шли Мишка с Шустрым. Мы глазели во все стороны. В этих местах я не был давненько. Вроде ничего существенно не изменилось, но кое-какие перемены я заметил. Густо поросла травой брусчатка; некогда ровная, она где просела, а где вспучилась, подталкиваемая снизу корнем еще не выросшего дерева. Прибавилось дыр в жестяном заборе, огораживающем высотные дома. Да грязи на дороге тоже прибавилось. Словно само время засыпало город землей, взявшейся неведомо откуда.
Но вот кончились высотки. Потом пятиэтажки. Кончился город, начался пригород с домишками, кое-где вросшими в землю. Грязные кривые улочки запетляли по пьяной слободке. Видать, спьяну строили, да и жили грязно. Горы мусора и шлака, заросшие бурьяном и крапивой.
Огороды, целиком захваченные лопухами. Мы сбились в кучку – места эти издавна облюбовали дикие собаки. Обветшалые дома смотрели на нас мутным взором замызганных окон. Мне почудилось, что смотрит на нас кто-то. Недобро смотрит, но не нападает. Я ощупывал внутренним взором окрестности, но ничего угрожающего не находил. Ну была кое-какая мелочь за обветшалыми заборами и сараюшками. Торки ползали неподалеку своей странной семьей. Собака со щенятами приютилась под соседним домом, вырыв нору под завалинкой. Кошки обживали чердаки, охотясь на приютившихся там голубей. Но ничего опасного и непосредственно нам угрожающего я не ощущал.
Заголосил, заканючил Максимка-младший, и мы остановились на минутку. Тут минуткой не обойтись, определил я, обделался пацан. Выбрали двор слева. Зашли. Калитка не открылась, а отвалилась. Двери скрипнули, и заброшенный дом дохнул пылью и теплом. Вот ведь чудно как получается, не живет никто, а иной дом встречает теплом и уютом. Другой такой же стоит холодный, словно и не жили в нем люди никогда. Хотя тряпья и вещей хватает и в том и в этом.
Мальчишку перепеленали, и Луиза присела на краешек кровати покормить. Мы с Мишкой вышли назад во двор. Он жевал сорванную у дома травинку.
