Игорь Михалков - Восход
Антон подслеповато прищурился, не пытаясь заслониться от восхода. Следом за солнцем из морских волн восставали призрачные фигуры. Смеющиеся мальчики и девочки, беременные женщины…
Руки полковника оттащили Антона от поручней и повели обратно в каюту. Бессознательно Аркудов отметил, что плечо и бок Павла Геннадиевича под курткой-ветровкой прикрывают белоснежные повязки. Его ранили? Но когда?
В памяти неохотно возникло воспоминание.
Крутой склон горы. Рядом со входом в логово песиголовцев, за которым начинался спуск к убежищу, лежало тощее скрючившееся тело. Антон впервые увидел вблизи одну из своих жертв – дед-проводник умер в страшных мучениях.
Дальше был вертолет и люди полковника. Все живые, словно темное излучение Звена обошло их стороной. Слова Павла Геннадиевича: «Как видишь, мы имеем некоторое преимущество перед обычными смертными».
И громкий хлопок, ударивший по барабанным перепонкам с такой силой, что Антон надолго перестал что-либо слышать.
Стреляли ракетой – со стороны деревни приближался темно-зеленый МИ-24, словно виноградными гроздьями, увешанный тяжелыми орудийными подвесками. Снаряд угодил в скалу далеко от вертолета полковника. Скорее всего выстрел был предупредительным.
Подавленный и оглушенный, Антон едва соображал. Он смутно видел, как суетятся бойцы Павла Геннадиевича. Промелькнула мысль, что хлипкие автоматики вряд ли смогут остановить вражескую махину, тем более на дистанции в несколько километров. Но потом Антон очень удивился. Полковник выволок из вертолета какой-то рундук и вытащил оттуда замысловато изогнутую трубку; очень тяжелую, судя по красному от напряжения лицу силовика – кажется, вещица была сделана из камня. Повернувшись в сторону противника, Павел Геннадиевич даже не прицеливался. Блеснула красно-коричневая молния, потянуло серой и гнилью. По надвигающемуся врагу ударила змеевидная полоса, он не взорвался и не треснул – просто превратился в пылающий шар оплавленного металла.
Антона стошнило прямо на подножку. В бессознательном состоянии его уложили на пол, плавный подъем ознаменовал, что вертолет куда-то двигается.
Лежа на рифленом металле, Аркудов радовался, как ребенок, что не видит с высоты опустевших городков и поселков. Однако воображение подсовывало страшные картины: усеянные телами улицы, разбитые машины, надолго умолкнувшие детские сады и школы… Восемьдесят пять тысяч шестьсот четыре человека, убитые по его согласию.
Он забился в самый дальний угол под сиденья и тихо подвывал. А может быть, выло в ушах?
О чем-то спрашивал полковник. В ответ Антон обозвал Павла Геннадиевича всеми матерными словами из своего лексикона. Но, скорей всего, он молчал, прикусив губу, материлось и поднимало жуткий вой лишь его сознание.
Потом был незнакомый город. Кажется, румынский. Здесь было несколько дней передышки – Антона уложили в койку и приставили к нему тощего доктора, похожего на графа Дракулу из старого черно-белого фильма. Сквозь мутный туман забытья Антон смотрел на этого лысеющего сморщенного старика, и ему представлялось, как в это время полковник в окружении десятка Отцов – вместо лиц у них были размытые черные пятна, маленькие Нибиру, – распинает на каменном алтаре обнаженную девицу. Ее изнасиловали, а потом вырезали сердце. Снова смерть, нет… Мученическая энергия устремилась по невидимым трубам прямиком… к нему! «Съешь меня, я с радостью стану жертвой, чтобы пришелец из древности не уничтожил наш род». Она напоминала ему жену. Затем неуловимо изменилась и стала похожа… Нет! Господи, только не это! Она ведь всего лишь ребенок! Не на-а-а-адо!..
Позже Антона перевезли на шхуну, пришвартованную у частного причала румынского порта. Здесь было очень спокойно. Палуба размеренно покачивалась на волнах, с соседних кораблей доносились выкрики матросов и грузчиков, порт выплескивал в море красочные перезвоны исполинских кранов-балок, обрывки песен и шумный гогот из небольших ресторанчиков у самой воды. Жизнь с тихим клекотанием протекала мимо. А мертвые все так же приходили.
Я не хотел вас убивать! Простите меня! Извините… Я же не хотел…
Темноволосый подросток лет пятнадцати, восседавший на прозрачном скутере, понимающе кивнул и канул в тумане. Ему на смену пришли две хорошенькие студентки. Они сели напротив Антона, положив на обтянутые колготками колени свои конспекты, и заговорили с ним о чем-то очень важном. Но сколько ни старался ученый, никак не мог разобрать даже одного слова.
Они ведь убили бы дочку. У меня не было выбора. Или был?..
Посреди бреда однажды пришел полковник. Наверняка Антону что-то вкололи, и он сумел немного говорить. Кажется, Павел Геннадиевич спрашивал о Звеньях. К удовольствию Аркудова, подаренная убежищем информация засела так глубоко и надежно, что не помогли ни наркотики, ни психотехнологии – Антон ничего не сказал ни о частичках Цепи, ни о вражеской Системе. Для него врагами были и те, и другие. Они все убийцы! Жадные вампиры, жрущие человеческую жизнь. Им не место на Земле!
Однако про существование одного Звена полковник все-таки узнал. Благодаря заметкам Антона ему удалось расшифровать дневник, и теперь приспешники Отцов обзавелись искомой точкой на карте. Звено находилось в одном из старейших городов мира – бывшем Константинополе – Стамбуле. Аркудов позже вспомнил, что последние исследования значительно «состарили» славный город: археологи доказали, что Новый Рим был основан не три тысячи лет, а как минимум девять тысячелетий назад – в эпоху неолита. Где-то в тайных подземельях Стамбула, построенных еще в дохристианские времена, ожидала бесстрастная машина, намного более мощная, чем Карпатское Звено, готовая убить миллионы.
Поскольку в дневнике Игоря Аркудова встречалось упоминание только о стамбульском агрегате, полковник предположил, что речь о части Цепи Отцов. Но так ли это на самом деле, знал только Антон. Последний же впал в такую апатию, что за долгие недели подготовки к плаванию не проронил ни слова.
– Да приди же ты в себя! – рычал полковник, когда они вместе с ученым стояли на причале и наблюдали, как оснащают шхуну: краны-погрузчики затаскивали в трюм громоздкие тюки и коробки. – Можешь хотя бы сказать, чье это Звено? Это очень важно. Очень!
Аркудов молчал, тупо глазея на деловитых чаек. Из маленькой искусственной гавани выходил величественный круизный лайнер, по воздуху промчался хриплый протяжный рев. Ученый посмотрел кораблю вслед, по левой щеке Аркудова бежала слеза.
– Понимаешь, малыш, от этого плавания многое зависит. Если мы с твоей помощью разыщем и активируем наше Звено, – повысив голос на двух последних словах, Павел Геннадиевич потряс «всевидящим» сканером, – то появится существенная подмога в борьбе против Нибиру.
Он уже не скрывал от Антона правду и называл вещи своими именами.
– Но если мы нарвемся на Звено Правителей, будет очень худо. Нам необходимо учитывать наличие стражей…
У Аркудова заныли колени. Он поморщился и всхлипнул, непроизвольно содрогаясь.
– Со стражами разберемся – не велика проблема с нашими-то возможностями, – видя, что Антон волнуется, попытался успокоить его полковник. – Проблема в другом. Даже если не попадем в засаду, нас может разорвать волной чужеродной т-энергии. Как бы то ни было, придется пойти на риск. Тут у нас «либо – либо». Либо мы накостыляем Правителям и разрушим их Звено, либо получим еще один ствол межконтинентального масштаба. Понятное дело, готовимся к худшему. Парни запасаются крупнокалиберным арсеналом…
При упоминании об оружии какая-то частичка воспаленного сознания Антона возликовала. Ведь никто не догадался, что у него есть отцовский обрез! Тяжелая игрушка и четыре патрона, похожих на маленькие ракеты, – два наготове и два в креплениях на прикладе – дожидались своего часа под койкой в каюте; ученого забыли обыскать после путешествия в горы, бойцы полковника были заняты сперва сражением с вражеским вертолетом, а потом подготовкой к отплытию в Стамбул, так что ружье незаметно перекочевывало из-под дутой куртки сначала в комнату, а затем и в каюту.
Воспоминание о ружье со спиленными стволами благоприятно сказалось на здоровье Антона. Он даже хихикнул, чем вызвал у стоящего рядом полковника бурю положительных эмоций.
– Тебе уже легче, да?! Ведь легче? Ну, может, скажешь чего-нибудь? – Полковник слабо толкнул Аркудова в плечо. – Давай уже, просыпайся! Не то могу посчитать, что ты только косишь под дурака, и выброшу тебя за борт. Хихикает он мне тут… Подумать только, полный цикл ген-модификации занимает три недели, обычное ген-изменение – и того меньше, некоторые за считаные часы справляются, а этот хиляк почти полтора месяца едва на ногах стоит.
Антон неотрывно смотрел на молодую маму с двумя младенцами в коляске. Она неспешно шла по морской глади, солнечные лучи купались в ее волосах. Перед ней катилась специальная коляска для близнецов, колесики подпрыгивали на клочьях морской пены. Эта женщина никогда раньше не обращала на него внимания – проходила мимо и исчезала, чтобы ночью повторить свою прогулку.
