Алексей Евтушенко - Отряд-3. Контрольное измерение
И частично им это удалось.
Под очередь из пулемета попал Соболь. Умер он сразу. Велга видел, как тело разведчика из племени Леонида Макаровича, насквозь прошитое пулями, было отброшено к стене дома, сползло по ней вниз и, дёрнувшись в последней судороге, замерло в расползающейся луже крови.
Погиб и молодой спутник Геннадия Игоревича — Александр. Его просто разорвало на части прямым попаданием ракеты, выпущенной с вертолёта. Геннадий Игоревич погиб тоже, сам того не желая, сохранив жизнь Михаилу Малышеву. Бывший таежник вынес раненого из дома на себе, перебросив через плечо. И, как оказалось, не напрасно. Потому что пули, предназначавшиеся Малышеву, нашли вначале Геннадия Игоревича, и Михаил, укрываясь за ближайшим деревом, сбросил на землю уже не живого человека, а бездыханный, нашпигованный смертельным металлом, труп.
Были убиты и оба Охотника, Вадим и Людмила.
Людмилу посекло осколками от взрыва танкового снаряда, а когда Вадим наклонился над ней, чтобы помочь, их обоих накрыло вторым попаданием.
Но остальные были пока живы.
Так бывает чаще всего. Первыми гибнут те, кто не умеет воевать, затем те, кому суждено погибнуть. И лишь потом приходит черед ветеранов. Но их черед так и не пришел. Возможно потому, как позже пошутил Валерка Стихарь, что все они уже были однажды убиты, и теперь смерть просто не обращает на них внимания, считая, что выполнила свои обязанности по отношению к ним.
Ну и, конечно, их выручало то, что выручало десятки раз до этого: отменная выучка, долгий опыт, привычное хладнокровие и надёжное оружие.
Плазменные винтовки в очередной раз доказали свое несомненное преимущество перед пулеметами, орудиями и даже неуправляемыми и управляемыми ракетами. Два танка из четырёх и один вертолет удалось сжечь в первые же минуты боя. Еще у одного танка заклинило башню, и сорвало плазменным зарядом гусеницу, после чего он потерял возможность оперативного управления огнём. Три вертолета, истратив боезапас в основном на то, чтобы превратить их недолговременное убежище — восьмиэтажный кирпичный дом — в пылающие развалины, ушли, судя по всему, на базу, а ещё один, получив попадание по касательной, сел, дымя, где-то далеко в стороне.
Оставалось два вертолета и один танк.
Ерунда, по сравнению с тем, что было в самом начале. Но к этому времени большая часть их плазменных винтовок перегрелась и временно превратилась из грозного оружия просто в тяжелые и горячие куски металла и пластика, а во двор уже въезжало, шелестя по асфальту обрезиненными траками и стреляя на ходу, подкрепление из еще пяти танков, и в воздухе нарастал рокот винтов и гул двигателей приближающихся новых вертолётов и самолётов.
…Руди Майер выстрелил, промазал, упал, перекатился через плечо, снова нажал на спусковой крючок и понял, что винтовка отказала. А ближайший танк уже разворачивал орудие в его сторону, и укрыться пулеметчику было просто негде…
«Перегрев, — толкнулась в виски мысль. — Тут-то мне и… Чёрт, как не вовремя… О, а это что?!»
Прямо перед его носом, в полуметре, чернела изрядно заросшая грязью и пылью и чуть сдвинутая в сторону крышка канализационного люка…
Ему понадобилась секунда, чтобы, орудуя винтовкой как рычагом, откинуть тяжелый чугунный кругляш в сторону и еще полторы на нырок вниз головой в черноту бетонной трубы. Вверху грохнуло, со злобным визгом метнулись, не находя жертвы, осколки, но Майер, зацепившись руками за ржавые металлические скобы лестницы и зажав в зубах ремень винтовки, уже повис в утробе трубы, недосягаемый для пуль и снарядов.
Канализация, пронеслась мысль, святое дело в нашем случае. Здесь точно не достанут, а иначе — не выкарабкаться. Ох, опять под землю и в темень, зараза! Только там и спасение бедному солдату, что делать…
Он уж, было, собрался высунуться наружу и позвать в укрытие остальных, как ему на голову свалилось чьё-то тело. Пулеметчик не удержался, разжал руки и провалился вниз.
Благо, оказалось неглубоко, да и Валерка Стихарь (а это был именно он) не обладал таким собственным весом, чтобы нанести Руди хоть сколько-нибудь серьёзный ущерб.
— Хорошо, что хоть не Малышев, — прокомментировал Руди, когда оба кое-как разобрались со своими руками и ногами.
— Сейчас будет и Малышев, — пообещал ростовчанин. — Там, наверху, полный конец света, а ребята заметили, что ты первым нырнул в норку и всем тоже в неё захотелось. Главное, чтоб успели… Давай-ка в сторонку, а то сейчас братва посыплется, так хоть чтоб поместиться где ей было…
…Труднее всего пришлось Малышеву и Дитцу. Рост, рост… С их почти четырьмя метрами на двоих в тесной высоте внутрирайонного коллектора приходилось сильно пригибаться, а в таком положении двигаться тяжело. Особенно, если долго. Именно поэтому впереди шёл юркий и невысокий Валерка Стихарь. Впрочем, и он вжимал голову в плечи, чтобы не задевать макушкой о потолок. Мучения, однако, продолжались не очень долго, — минут через сорок они вышли к более просторному коллектору, где можно было распрямиться и вздохнуть свободнее. Здесь был даже кое-какой, хоть и очень слабый, но — свет. Правда, не электрический, а поступающий, судя по всему, с поверхности по редким, скрытым от глаза, световодам.
— Привал, — скомандовал Велга.
— Фонари гасим, — добавил Дитц. — Можно курить и думать.
— Разрешите только курить, господин обер-лейтенант? — не удержался Стихарь.
— Так и быть, — усмехнулся Дитц, присаживаясь на сухой бетонный бортик, тянущийся вдоль тоннеля. — В виде исключения. Но в следующий раз тебе придется подумать дважды. Я специально прослежу.
— Ох, тогда лучше не надо. Для меня и одного-то раза многовато будет…
Закурили, отдышались, помолчали.
— Да, — сказал Велга. — Я сразу не спросил. Все целы, никто не ранен?
Оказалось, что, если не считать ушибов, синяков и царапин, никто всерьез не пострадал.
— Судьба продолжает играть на нашей стороне, — констатировал Руди Майер. — С одной стороны это меня радует.
— А с другой? — с интересом осведомился Валерка.
— А с другой, я понимаю, что это все не просто так. Если судьба нас хранит, то, значит, имеются у нее относительно нас далеко идущие планы.
— Знаем мы эти планы, — сплюнул на грязный бетон Шнайдер. — Проходили уже.
— Вот и я об этом, — вздохнул Майер.
— А вам не приходило в голову, что это никакая не судьба, а просто боевая выучка? — спросила Аня. — Вы ведь все опытные солдаты, и во время боя действуете на подсознательном уровне именно так, чтобы остаться в живых.
— Опытные-то, опытные, — сказал Дитц. — Но в чем-то Руди прав. Да и любой из нас тебе скажет, что для того, чтобы долго оставаться в живых на войне одного опыта мало. Тут, действительно, нужен фатум, судьба. Чтобы они играли на твоей стороне, как уже было сказано.
— Бог нас бережет, — обвел глазами товарищей сержант Вешняк. — Я верю. Только не знаю, для чего.
— Бог, судьба, фатум… — сказал Велга. — Все это, друзья и товарищи, хорошо. Но вопрос остается открытым. Что дальше делать будем?
— Жаль, с языками так вышло, — вздохнул Стихарь. — Ничего толком не выяснили.
— Не знаю, — задумчиво произнесла Аня. — Понимаете… Ведь это покойный Геннадий Игоревич нам ловушку устроил.
— Как?
— Что?
— Твою…
— ?!!
— Ну-ка, объясни, — потребовал Дитц.
Аня помолчала, словно подбирая слова для своих мыслей:
— Я чувствую человека, — начала она. — Вы знаете. То есть, я вижу, например, когда он говорит правду, а когда врет. Но здесь… Сразу не поняла. Он действительно говорил правду. Не врал. Только правда эта была… Как бы это сказать… В общем, нам от нее было ни холодно, ни жарко. Что она есть, что ее нет… То, что он нам сказал, мы и без него, в общем, знали. А чего не знали, могли бы и додумать. И еще. Он специально завел нас в эту квартиру. Я только потом догадалась. Там был телефон и компьютер. Действующие. Понимаете?
— Я — нет, — признался Велга. — Телефон и компьютер. Ну и что?
— Прослушивание, — сказал Карл Хейниц. — Да? В этой квартире была возможность прослушивать разговоры. Через телефон, компьютер, возможно, еще какие-нибудь устройства, о которых мы даже не знали. То есть, этому самому Геннадию Игоревичу не понадобилось даже ничего специально делать. Он самого начала знал, что те, кому надо, все услышат. Ему оставалось только говорить ничего не значащую правду и ждать, когда за нами придут. А если представить себе, что он был еще и неплохим актером, то Анина ошибка неудивительна. Ей казалось, что все по — честному. Да оно и было все по-честному. Так?
— В общем и целом — да, — кивнула Аня. — Мне горько, что я вас подвела.
— Глупости, — фыркнул Дитц. — Мы тоже хороши. Раз-зведчики… И ведь понимал же я, что где-то мы расслабились, ох, понимал.
