Закон ученого - Дмитрий Олегович Силлов

Грета мастерски обогнула студенистую аномалию и направила «галошу» в сторону Припяти.

– Может, сначала в лесничество заглянем? – поинтересовался я. – Репликанты они или нет, но все-таки это мои друзья.

Вместо ответа Грета ткнула в кнопку на приборной панели, и из встроенного динамика раздался хриплый голос:

– Мир нашему общему дому, бродяги, сталкеры и все, кто сейчас топчет Зону или сидит у вечерних костров! Вас приветствует первая в Зоне свободная радиостанция. Слушайте нас на привале и в походе, не забывая отключать тогда, когда требуется спасать свою жизнь, и включать снова, когда после перестрелки вам потребуется немного свежей информации. Итак, дублируем сенсационное сообщение! Буквально час назад было мастерски зачищено Новошепелицкое лесничество, в котором группировка «Борг» оборудовала неприступный опорный пункт. Также были полностью уничтожены три блокпоста красно-черных на северо-западной окраине города Припять. Что это, новое наступление группировки «Воля» на город, считающийся неприступной цитаделью боргов? Но пока что вольные не отвечают на наши запросы. Остается только предполагать, что за события столь стремительно разворачиваются на северо-западе Припяти. Может, это месть наемников? Или же попытка болотных отжать себе новые территории? Пока что данная информация нам недоступна, но мы обязательно все разузнаем! Оставайтесь с нами и следите за новостями…

– Ну, что думаешь? – бросила Грета через плечо, явно обращаясь ко мне.

– Думаю, что если где и имеет смысл искать моих друзей и академика, то только в Припяти, – отозвался я.

* * *

Медленно…

Слишком медленно…

Непростительно медленно…

Закрыв глаза полупрозрачными веками, Захаров анализировал скорость восстановления собственного нанотела. Но очередная проверка не показала ничего утешительного.

Тридцать четыре процента от изначальной массы.

А полчаса назад было двадцать девять…

Конечно, кто-то из коллег-ученых сказал бы, что десять процентов в час – это просто фантастическая скорость репликации.

Но Захарова она категорически не устраивала.

Это значило, что его тело еще как минимум пару часов будет нежизнеспособно, а оставшееся время до полного восстановления он не сможет в полной мере использовать все функции, которые предоставило ему перерождение из слабого человеческого тела в практически неуязвимую боевую машину.

Практически…

Захаров мысленно усмехнулся.

Вот именно – практически. Если у боргов все хорошо со связью и кто-то из тех красно-черных, кого он так эффективно убил, успел перед смертью передать на центральную базу в Припяти информацию о нападении, то сейчас сюда уже мчится усиленный отряд карателей в штурмовых бронекостюмах и экзоскелетах, вооруженных более чем серьезно.

В том числе и гаусс-пушками последней модели…

Захаров прекрасно понимал: сейчас ему вполне хватит и одного выстрела из фотонной «гауссовки», чтобы от его тела остались критические девять процентов массы. А его расчеты, многократно перепроверенные еще в лаборатории, однозначно показывали: девять процентов наноботов неспособны к репликации, и их участь – это гибель вследствие потери связей друг с другом. Возможно, какое-то время они еще сохранят обрывки коллективной памяти, но это будет просто медленная смерть сознания сродни гибели от болезни Альцгеймера.

Медленной гибели, пока в разрозненных наноботах полностью не иссякнет энергия…

Страшная смерть.

Очень страшная…

Захаров покосился на гаусс-пушку, валяющуюся в бурой луже свернувшейся крови и посеревших фрагментов мозга рядом с трупом борга, которому Захаров разорвал голову. А ведь в «гауссовке» еще остались заряды. Да и вон несколько полных магазинов лежит в ящике – новые, не перезаряжавшиеся, с синей заводской пломбой на контактной паре…

Да только не понадобится перезаряжать гаусс-пушку. Чтобы покончить с собой, достаточно будет дотянуться до нее единственной оставшейся рукой, зажать приклад коленями и нажать на спуск. Главное, только правильно направить поток фотонов, чтобы он уничтожил сразу и полностью жалкие тридцать пять оставшихся процентов тела. Непростое акробатическое упражнение. Хотя там вроде должен быть регулятор ширины потока излучения, так что если вывернуть его на максимум, то…

Бывает такое у творческих людей. Вроде сидел себе, тупо уставившись в стену, с головой пустой, словно автоматный магазин, последний оставшийся патрон из которого уже отправлен в патронник с понятной целью…

И вдруг откуда ни возьмись приходит в твою голову мысль.

Нет, не так.

Мысль!

С огромной заглавной буквы!

Настолько яркая, что ты аж зажмуриваешься, пораженный ослепительностью ее безумия!

И пониманием, что есть такое вдохновение, о котором столько говорят люди, никогда его не испытывавшие…

Академик собрал волю в кулак, сконцентрировал плотность пальцев в оставшейся руке.

Протянул ее, взял два гаусс-магазина.

Зубами сорвал пломбы с контактных пар…

И улыбнулся.

Зачем стрелять в себя, корячась, чтобы захватить потоком фотонов максимальную площадь тела, когда есть более простой выход? А именно – сжечь все вокруг на несколько метров высвободившимся взрывом аномальной энергии! Ведь если один выстрел из «гауссовки» легко уничтожил значительную часть наноботов, то понятно, что будет, если двадцать таких выстрелов сольются в единый энергетический взрыв.

И для этого нужно немного.

Всего лишь соединить вместе контактные пары двух гаусс-магазинов…

Когда люди видят свою смерть, они обычно боятся.

Странно это.

Все равно рано или поздно придется через это пройти. Так что лучше встречать ее с улыбкой, как давно ожидаемую старую подругу, которая наконец удосужилась почтить тебя своим визитом.

– Ну, привет, дорогая моя, – прошептал Захаров. – Я слишком часто знакомил тебя с другими. Пришло время и нам с тобой познакомиться поближе.

С этими словами академик зажал один магазин между нижней челюстью и подбородком, а второй поднес к первому.

И, не закрывая глаз, соединил контактные пары…

Что чувствует человек, оказавшийся в эпицентре ядерного взрыва? Понятное дело, что об этом никто никогда не расскажет.

Но предположить можно.

Скорее всего, ничего.

Вспышка, а за ней – темнота…

Даже боли почувствовать не успеешь, как превратишься в ничто…

Захаров тоже всегда так думал.

А сейчас вдруг понял, что ошибся…

Его тело пронзила невероятная, адская боль, словно каждый из микроскопических наноботов его тела швырнули в индивидуальный «электрод» – и проклятая аномалия принялась увлеченно раздирать его на части своими молниями…

Академик кричал, но собственного крика не слышал. Вероятно, ему лишь казалось, что он разрывает собственный рот в вопле. Но даже если и так, то когда кричишь – легче. Если занят чем-то надрывным, когда тебя убивают изуверским способом, то вроде бы и притупляются немного острые ощущения, которых не пожелаешь и врагу.

Хотя, конечно, все это не что иное, как самоуспокоение…

А потом вдруг пришло ощущение, что боли стало… больше.

Намного больше!

Она заполнила все тело полностью, от макушки до пальцев ног – и, что самое интересное, сейчас ею была до отказа залита левая рука, которую академик самолично отрезал «Бритвой»!

Захаров от удивления даже орать перестал. И глаза открыл, зажмуренные до этого, – встречать смерть смело и с улыбкой, конечно, можно, но когда она раскрывает тебе свои объятия, мало кто сможет в этот момент держать глаза открытыми…

И перед ученым предстала картина, которую совершенно точно не видел до него ни один человек ни в одной из вселенных Розы Миров…

Скорость движения времени упала до минимума. Оно почти остановилось –