Александр Афанасьев - Битвы волков
Ага, они Датоева увидели. И наверное, маяк увидели.
Сюрпрайз…
Ага, еще двое с холма идут, уже с автоматами. Выбить? Или попробовать проредить тех, кто на гребне?
Сначала этих. Они идут в паре, потом разбегутся… хрен их выцелишь.
Сколько там в магазине осталось. Два, по-моему. Еще один – рядом. Перезаряжу сейчас, похоже, дело предстоит…
– Сэр, у Альфы и Браво происходит что-то неладное.
– То есть? – Полковник Нил оторвался от карты, потер виски.
– Они сообщают о входящем снайперском огне…
Этого только не хватало.
– Дайте сюда Альфу. Альфа… Альфа, здесь Папа. Альфа, здесь Папа, ответьте!
– Папа, здесь Альфа! Мы под снайперским огнем!
– Папа, уточните направление.
– С севера. Входящий снайперский огонь с севера!
– Вопрос, пострадавшие есть?
Полковник, задавая этот вопрос, не слишком переживал об этом. В Афганистане снайперский огонь – это норма. Талибы пользуются тем, что основным оружием НАТО являются 5.56 автоматические винтовки, и начинают обстрел минимум с пятисот метров с использованием 7.62 снайперских винтовок Драгунова, пулеметов Калашникова и автоматических винтовок G3 пакистанского производства. Настоящим снайперским огнем это назвать нельзя, они просто ведут огонь в сторону цели, пытаясь в кого-то попасть по закону математической вероятности. Один-два раненых их вполне устраивают. Как только их обнаруживают и открывают огонь с бронетехники или появляется вертолет, они не принимают бой и уходят, прячут оружие и растворяются в кружеве глинобитных дувалов афганских кишлаков. На классический снайперский огонь, когда один выстрел – один труп, – это мало похоже…
– Подтверждаю, у нас есть пострадавшие. Капитан Кениг убит, он убит. У нас двое убитых!
Полковник с силой выдохнул. Полный п…ц.
– Вопрос, вы в укрытии?
– Подтверждаем, мы используем вертолет как укрытие.
– Сидите там и не высовывайтесь. Дайте мне Браво.
– Сэр, с группой Браво связи нет.
– То есть как нет?
– Сэр, группа Браво ведет бой. Они сообщают о восьми пострадавших…
Хамза уже смирился с тем, что вот-вот станет шахидом на пути Аллаха…
Он сам выбрал этот путь. И не сказать, что по своей воле, но шел по нему до конца, как и подобает мужчине. Его замешали… знаете, что это такое? Нет, не знаете…
Он был из довольно богатой семьи, его отец был начальником налоговой в районе. То есть человеком по определению небедным. Семья была большая – у Хамзы было шесть братьев и сестер. Когда Хамза стал амиром, одного из братьев, Магомеда, власть заставила выступить по местному, дагестанскому телевидению с проклятьями в адрес ушедшего в лес брата, он сказал, что семья отрекается от Хамзы и туххум тоже отрекается. Хамза был не в обиде на брата. Он знал, как власть может делать подобные вещи…
Он занимался каратэ и с удивлением узнавал, что японский кодекс чести бусидо весьма схож с тем, что в горах называется намус, честь. В каратэ он стал кандидатом в мастера спорта, получил третий дан, но дальше не пошел. Отец отправил его учиться в Москву, чтобы тот не попадал под влияние… и лучше бы он этого не делал.
Дело в том, что то, что началось в Дагестане, потом перекинулось и в Москву. В полиции, в ФСБ создавались отделы по борьбе с терроризмом. Нет лучшего способа сделать какую-то проблему вечной, чем создать ведомство или организацию по борьбе с ней. Потому что, если проблема решена, то и организация не нужна, верно? Поэтому в наши дни врачи заинтересованы в том, чтобы больше болели, управления по борьбе с наркотиками – чтобы больше кололись, учителям все по фигу, кроме ЕГЭ, и так далее, и тому подобное. Раньше управление по борьбе с терроризмом считалось «отстоем», это не экономика и не наркотики, с террористов и с «русских фошиздов» денег много не соберешь. Но потом московские борцы с терроризмом помотались по командировкам на Кавказ, и тут до них дошло, как «монетизировать» свою профессию. Очень кстати хорошее слово появилось – «монетизировать». Сейчас все монетизировано.
Хамза в Москве не знал никого, ему было одиноко, и тут у него появился друг, который в Москве жил уже три года, тоже аварец. Звали его Али-Магомед. Туда-сюда. Сначала просто ходили по дискотекам, снимали девчонок – это в Махачкале нельзя, у каждой телки брат. А тут… Тем более что у нового друга была квартира, куда можно было их приводить.
Потом Хамза один раз нашел книги, которые были у Али-Магомеда. Первая книга называлась «Демократия», и ее написал Чарльз Тилли. Вторая книга – не книга, а брошюра даже – правила пикапа, к ней прилагался диск. Третья книга называлась «Китаб аль-Таухид» (книга единобожия) и написал ее Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб…
Хамза попросил почитать книги, и Али-Магомед дал ему почитать. Потом они начали встречаться небольшой группой и говорить про демократию, про джихад, про то, что происходит с Дагестаном. А потом его арестовало ФСБ…
Его сильно били, но он не сломался и ничего не сказал, в конце концов занятия каратэ научили его терпеть боль. Спрашивали, откуда он взял те или иные книги, но он не говорил. Ничего он не рассказал и про Али-Магомеда. Потом в Москву приехал отец и выкупил его за полмиллиона долларов…
Из университета пришлось уйти – ваххабитам там не место. Он вернулся в Махачкалу и попытался продолжить обучение, но его арестовали еще раз, и опять отцу пришлось его выкупать. Потом отца уволили, потому что в республику пришло новое, поставленное Москвой руководство, и они стали зачищать органы власти от тех, кто подозревается в связях с ваххабитами. А как оставить на должности, да еще такой лакомой, как начальник налоговой, человека, сын которого, по оперативной информации ФСБ, входил в ваххабитскую ячейку в Москве.
Отца уволили, он скоро умер. Местное ФСБ не оставляло Хамзу, он плюнул на все и поднялся. То есть ушел в лес.
Только потом, будучи уже воином джихада, он узнал, что на самом деле произошло – бывалые бородачи со смехом «просветили» неофита. Али-Магомед был агентом ФСБ в Москве. В его задачу входило знакомиться с такими вот лохами, как Хамза, у которого богатый папа, и втягивать их в «движение». Но не настоящее, а подментованное. Сначала такие вот встречи на съемной квартире – естественно, там все просматривается и прослушивается. Потом – арест. Потом предлагают богатому папе выкупить своего непутевого сыночка за кругленькую сумму. Если хоть раз заплатить этим гиенам, они больше тебя не оставят, будут с рук на руки передавать, поскольку кяфир кяфиру всегда друг. Сначала полмиллиона получили москвичи, потом сообщили в Махачкалу, чтобы и коллеги тоже получили. Так людей и доят, пока не выдоят досуха. Так делали сначала в Махачкале, а потом московские сообразили, что у них под боком учатся тысячи и тысячи юношей и девушек с Кавказа, причем все они богатые раз родители смогли себе позволить обучение в Москве. И втянуть их проще – семьи рядом нет, посоветоваться не с кем. А потом мало того, что они деньги от отца получат, так они еще деньги на оплату труда агента получат и поделят, а также проведут по документам все это как раскрытие ваххабитской ячейки, готовившей теракты, и получат премию и новое звание за это. И такое везде и всюду…
Хамза разозлился и решил, что будет бороться за свободу своей земли, своего Дагестана, от Русни. Потому что если не прогнать русистов, то со всеми ментами и фээсбэшниками, которые делают такое, ничего не сделать. Русисты защищают их.
Он был удачливым моджахедом, каратэ и полученная при занятиях каратэ закалка позволяли ему выжить в страшной войне, которая шла в горах. Он стал амиром джамаата, потом сектора, потом фронта – благо вакансии освобождались быстро. Но постепенно он все больше и больше разочаровывался в джихаде.
Началу разочарования послужил гомосексуализм. В хадисах черным по белому написано – убейте того, кто делает, и убейте того, с кем делают[58]. Это воля Аллаха, явно выраженная в шариате. А моджахеды, которые воевали за торжество таухида на своей земле, часто делали это, и амиры делали это со своими подчиненными, и никто не говорил, что надо судить таких нечестивцев шариатским судом. Конечно, были ухтишки, то есть сестры, которые готовы были ночью пойти в лес и отдаться на подстеленной клеенке или спальнике и часто не одному. Но когда ухтишек не было, то это делали друг с другом.
А потом они жгли и взрывали массажные салоны, снимали видео и выкладывали в Youtube, говоря, что там был бордель и таково наказание за грехи. А как наказывать их за те грехи, что они совершали?
Хамза замечал это, но не пытался возмутиться и что-то исправить. На него и так смотрели косо из-за того, что по джахилии он был каратистом[59].
Потом он начал замечать и денежные дела, тоже очень нечистые. Джамааты не столько сражались за Аллаха, сколько писали флешки и отправляли их чиновникам и бизнесменам, чтобы те платили. Что показательно, они ни разу не отправили флешку фээсбэшнику. Деньги, которые платили с флешек, амиры вкладывали в дело, никто уже не носил полные мешки денег. Хамза не раз сопровождал своего амира на встречу с его дядей – тот передавал ему очень большие деньги, чтобы дядя вложил их. И вся республика знает, что дядя в своих магазинах из-под полы торгует паленым алкоголем из грузинского спирта.
