Михаил Белозеров - Черные ангелы
— Почему?.. — спросил я.
— Не будь наивным…
Ну вот, еще один неудачник, подумал я. Если бы я обратил внимание на его слова, если бы осторожно расспросил, то все последующие события не казались бы таким таинственными.
— Спасибо, — сказал я. — Я верну.
Он хмыкнул мне в след. Возможно, он просто устал дышать. Такое случалось на Земле: без цели, без надежды на лучшую жизнь, рано или поздно ты ломаешься.
Когда я уже спускался по лестнице вниз, в комнате, где сидел летчик, раздался звук, словно в доску одним ударом забили пятидюймовый гвоздь. Мне показалось, что такой звук я слышал в старых фильмах. Так стреляют из пистолета с плохим глушителем.
В два прыжка я взлетел наверх. Летчик был мертв. Из его головы фонтаном била кровь. Стена напротив была красной. А из окна на меня смотрел человек в черной маске. Я упал плашмя. Пуля ударила в дверь. Мне показалось, что раздался страшный грохот. На голову посыпалась штукатурка и стекла. Я кувыркнулся через голову на площадку перед комнатами. Вторая пуля, посланная вдогонку, только подстегнула мое стремление побыстрее убраться из дома. Револьвер выпал из кармана и, обогнав меня, скатился по ступеням вниз. Я схватил его и бросился по коридору к выходу. В следующее мгновение его загородил человек в маске. Единственное, что я успел разглядеть, он был в черной полицейской форме, в разгрузочном жилете с множеством карманов на груди и с большим черным пистолетов руке. Я держал револьвер, как все дилетанты — на уровне живота, и с расстояния метра в три выстрелил скорее неожиданно для самого себя, чем осознанно. Но человек в черной полицейской форме, казалось, упредил меня. Прежде чем я нажал на курок, он сделал неуловимое движение корпусом и спрятался за косяком двери. Он только не учел одного — мой револьвер давал дуплет. Первая пуля ушла в сад, вторая влево и вверх и попала ему в голову. Он упал, как подкошенный, головой в сторону калитки. Маска слетела. На его лице застыло изумление. Не оглядываясь я, нырнул в кусты, перемахнул забор и таким необычным образом покинул участок. Меня никто не преследовал, и только в кронах пальм и целибо как всегда гортанно кричали попугаи.
* * *Черт меня дернул заскочить в редакцию. Когда я вошел, все уставились на меня, словно увидели покойника.
— Что-то случилось? — спросил я, обращаясь одновременно к Сашке Губареву, Вольдемару Забирковичусу и главному художнику — сутулому ворчливому типу. Недостаток ума он восполнял добрыми побуждениями, как то: бегал для компании за водкой и закуской. К тому же он был злопамятен, как теща.
— Тебя ждет шеф и полиция, — произнес Забирковичус.
Но по его тону я ничего не понял. Впрочем, я был уверен, что если бы он что-то знал, то обязательно предупредил бы. Лука, коварно улыбнувшись, пошел за мной. Его 'карапуза' красного цвета была надвинута на самые глаза. Главный художник, не высовываясь из-за своей стойки, где он трудился не покладая рук, крикнул:
— Ага… вот мы и попались…
Месяц назад я неудачно пошутил, застав его за разглядыванием порнографического сайта. С тех пор он мне мстил. К тому же он мечтал стать писателем и что-то там тайком кропал. Честно говоря, я писателей не любил. Все они какие-то суетливые и полны тщеславия.
— Странно… — удивился я и вошел к главному.
Они едва поместились в его кабинете. Один Пионов занимал почти все пространство между столом и книжным шкафом, заваленным рукописями. Акиндин вместе с 'мышью' под носом расселся на диване.
Вас никогда не удивляла способность полицейских доставлять неприятности и одновременно сохранить дружеские отношения? Пионов не поленился подняться из-за стола и пожать мне руку. Акиндин отделался коротким кивком, а Люся дружески улыбнулась, тряхнув головой, при этом складки с обеих сторон ее рта четко обозначились, а каштановые волосы разлетелись во все стороны. Странно, что такая женщина работала в мужской коллективе без последствий для своей репутации. Как ей это удается? Она произнесла:
— Вы обвиняетесь в подстрекательстве к бунту!
— Да что вы? — удивился я.
— Мы, дорогуша, вас предупреждали никуда не лезть? — елейно спросил Акиндин, подпрыгивая и ерзая на диване.
По-моему, у него был геморрой, и он задницей выискивал сломанные пружины, чтобы почесаться. Знаменитый главредакторский диван как нельзя лучше подходил для этого занятия, ведь он слишком часто использовался не по назначению, и на нем перебывали почти все женщины редакции.
— Предупреждали… — согласился я, предчувствуя подвох.
— А вы, дорогуша?
— А что я?
Скривив губы в саркастической улыбке (чем совершенно не понравилась мне), она взял со стола бумагу и стал читать: 'Возможно, политика устрашения выгодна правящей верхушке и корпорациям, которые привыкли ловить рыбку в мутной воде. Разложение власти достигло небывалых масштабов. В ходу неприкрытый шантаж населения, поголовная слежка и убийства. Кто знает, к чему приведут такие меры? К хаосу? Окончательному распаду страны? Найдутся ли в обществе здоровые силы, могущие изменить ситуацию, или Землю ожидают средневековые времена мракобесия предрассудков и аннексия инопланетянами. И дело не в климате, который, несомненно, изменил уклад жизни, а в желании людей иметь власть достойную лучших образцов человеческой морали — морали, примеров которой мы видим в наших предках. Возможно, нам не хватает радикально настроенных людей, тех, кто разберется с преступниками всех мастей, начиная от продажных полицейских, правительства и кончая толстосумами'…
Она не закончила, а оторвала взгляд от статьи и вопросительно взглянула на меня.
— Налицо статья… — торжественно произнес Акиндин, сворачивая бумагу и похлопывая ею по ладони.
Его физиономия была синеватой от густой щетины, и выглядел он не лучше, чем хлысты. В общем, земной климат ему явно не подходил.
— Кто бы говорил?! — ответил я, намекая, что он сам на Земле без году неделя, а, значит, ни о чем не может правильно судить.
Пионов откашлялся, собираясь что-то произнести соответствующее моменту.
— Это обзорная статья, — вдруг заявил Алфен. — Написана по моей просьбе.
Он даже привстал со стула, потому что свое кресло уступил Пионову. Я с удивлением взглянул на него. Впервые главный редактор заступился за меня.
Лука, не отрывая зада от редакторского дивана и поглядывая сбоку на Акиндина, добавил категорическим тоном:
— Газета не должна нравиться всем!..
Ого! Что-то изменилось в царстве божьем. Но я не строил никаких иллюзий — они просто защищали честь мундира. Ведь Алфен никогда не выносил сор из избы, заметая его под красивый, толстый ковер — в данном случае под коврик у порога, потому что никакого ковра в его кабинете в помине не было.
— Но кто? — удивился я. — Кто вам об этом сказал? Материал еще не готов.
— Мы не можем назвать этого человека, — сухо заявила Люся, и на этот раз ее лицо мне не понравилось — складки по обе стороны рта у нее стали просто трагическими, а глаза не сулили вечного блаженства, и я подумал, ведь спит же она с кем-то, но явно не с Пионовым и уж, конечно, не с Акиндиным.
— Почему? — удивились мы.
— Потому что он совершил гражданский акт! — высокопарно произнес Акиндин. — И наша копеечка не щербата!
Наверное, Акиндина инструктировали так отвечать перед отъездом на матушку Землю, потому что его высокопарность у всех уже в зубах завязла.
— Какой акт? — спросил Алфен, с изумлением глядя на Акиндина.
— Ну да! — иронически произнес Лука, кривя рот. — Гражданский, какой еще?!
— В общем, — тоном, прекращающим диспут, произнес Пионов, — этот человек давно работает на нас…
— Я знаю, кто это! — заявил Лука, приподнимаясь.
Все взоры устремились на него. Он уже раскрыл было рот.
— Если знаешь, помалкивай! — предупредил его Пионов, демонстративно собираясь перейти к следующей теме разговора. — Ляпнешь — загремишь на нары.
Он него разило смесью контрабандного 'Шипра' и пота, а плечи по-прежнему были усыпаны перхотью, словно в наше время не существовало всевозможных средств для ее выведения. Зато четко обозначилась его позиция — плевать на весь мир, что при его силе было небезосновательно.
— С какой это стати! — взвился Лука. Наверное, он вспомнил, все их издевательства над собой. Но здесь при свидетелях он мог петушиться сколько угодно. — У нас еще свободная страна! — патетически заявил он.
— Вот именно, еще! — делая постное лицо, грозно приподнялся Пионов.
Но Лука не испугался.
— А на каком, вообще, основании вы находитесь здесь? — спросил он. — У нас что, военное положение?
— Пошел к куме, да засел в тюрьме, — произнес Акиндин, делая многозначительное лицо. — Он ничего не понимает!
— Так, прошу предъявить ордер на пребывание в нашей газете! — заорал Лука, сдергивая с головы свою 'карапузу' и возмущенно шевеля усами, как голодный таракан.
