Марго Генер - Ворг. Успеть до полуночи
Думал, Шамко сейчас сникнет, но он выпятил грудь и сказал гневно:
– Не твое троллье дело, как мне свою работу выполнять. Может, сам пойдешь водомерок пасти? Они юркие, любят покрутиться там, где роцеры спят. Если потеряешь – смотритель выдерет как сидорову жабу.
Пока Шамко пререкался, я разглядывал тварь, стараясь удерживать глупое выражение на лице. Значит, тролль. Болотный. Я слышал только про каменных, которые в скалах обитают. А этот как человек, только здоровый и жуткий на рожу.
Когда он выпрямился в полный рост, я разглядел широкий рот с двумя рядами лошадиных зубов, маленькие глазки. Из ушей, кажется, грибы торчат, кожа желтоватая, длинные волосы, похожи на бурую шерсть.
– Что‑то твой спутник мало похож на водомерку, – сказал тролль с ухмылкой.
Биться с ним сейчас я не готов, поэтому смирно изображаю дурачка, пока Шамко заливает стражнику.
– Какой наблюдательный, – сказал паренек ехидно. – Не догадался бы без тебя, ну вот никак.
– А чего тогда говоришь? – не понял тролль.
– А того, – не унимался Шамко. – Видишь, кого домой веду?
– Кого? – спросил гигант.
Парень упер руки в бока и проговорил наставительно:
– Полоумыша. Потерялся он. Полдня искал. Оказалось, с гвардейцем прошмыгнул, когда переправу опускали. Не ты вчера дежурил?
Тролль, почуяв, куда ветер дует, немного осел и замялся. Видно – мелкого подмастерья не боится, но понимает: если сплоховал, будут проблемы.
Он качнулся, словно ожившая кочка, руки потянулись к колесу с рукоятками.
– Нет, – проговорил тролль, поворачивая колесо. – Точно не моя смена была.
Заскрипели полозья, где‑то натянулись веревки. Думал, сейчас откуда‑нибудь начнет опускаться мост, вместо этого переправа поползла прямо из‑под противоположного края. У людей перед замками просто ров, а мост опускают сверху, как крышку. Если при осаде удается преодолеть воду и подпилить канаты, что удерживают переправу, – считай, замок взят. А тут – пили не пили, на ту сторону не перебраться, пока не отмотают веревки.
– Где напарник твой? – поинтересовался на всякий случай парень.
Глаза тролля забегали, он покосился в сторону второго вороха с тряпьем.
– Ну это, – проговорил тролль виновато. – У него событие… Хмельной он.
– Надрался, значит, – заключил Шамко.
Тролль, понимая, чем это пахнет, растерянно пожал плечами – он вроде ни при чем. С двойным усердием он принялся крутить колесо, слышно, как натужно сопит.
Парень додавил.
– Но вы‑то в паре сторожите, – проговорил он задумчиво. – Значит, и спрос с одного как с обоих.
Тролль побледнел, хотя при его цвете кожи это непросто. Уголки губ обиженно опустились, он протянул глухо:
– Так я же… Он же… Сам. Я же на посту. Вот кручу колесо.
Шамко скривил губы и зашевелил бровями, делая вид, что глубоко задумался. Даже подбородок выпятил. Тролль чуть приостановился, испуганно поглядывая на паренька.
Парень еще немного помучил стражника неизвестностью, но когда тот начал рычать, понял – достаточно.
– В общем‑то, да, – сказал Шамко. – Ты ж не виноват, что он тут валяется без памяти. Если меня кто спросит, так и скажу: ты ни при чем.
Тролль громко выдохнул, рычаги закрутились быстрей. На желтом лице отразилось что‑то вроде мук совести. Он крутил с таким усердием, что портки на пузе развязались и сползли на бок. Тролль неловко подхватил левой рукой, едва не выпустив колесо, кое‑как затянул и продолжил вращать.
– А куда его? – спросил он, кивая на меня.
Я еще сильнее отвесил челюсть. Не знаю, как должны вести себя полоумыши, но почему‑то кажется – обязательно должны открывать рот.
Переправа выдвинулась наполовину, с обросших по краям бревен сыпется труха, из стыков торчит пожелтевшая трава.
Шамко сделал скорбное лицо и проговорил:
– Ну как куда? В жабник.
Тролль понимающе кивнул и налег на колесо. Переправа поползла быстрее, через несколько секунд деревянный борт ударился о края, что‑то щелкнуло. Борт наполз на бревна и улегся поверх моста.
– Идем, – громко обратился ко мне Шамко. – Пора вернуться к работе. А то лягухи совсем без тебя заскучали.
Он звонко хлопнул меня по плечу, отчего я чуть не потерял образ полоумыша. Присмиревший было голод ударил в голову багровым фонтаном, я глухо зарычал.
Шамко непонимающе посмотрел на меня, я принялся судорожно глотать и шептать под нос:
– Коли лось идет справа, надо уходить левее…
– Чего бормочешь? – громко спросил парень, косясь на тролля.
Остро захотелось оторвать парню голову и бросить в озеро. Новый приступ голода стал медленно наползать красной пеленой на глаза.
– Коли лось прямо, – зашептал я горячо, – беги к холму и кидайся сверху…
Я еще несколько секунд повторял способы загона лося, пока багровая дымка не рассеялась. Когда мир снова приобрел привычные очертания, я зло посмотрел на Шамко, затем перевел взгляд на тролля. Пришлось снова сделать дурковатую физиономию.
С четким осознанием, что скоро отыграюсь на ком‑нибудь, я качающейся походкой перешел на другую сторону. Едва не задел локтем стражника. Тот бросил на меня подозрительный взгляд, широкий нос потянул воздух. Тролль хоть и тупой, но чутье есть. Похоже, что‑то заметил, но после Шамковой отповеди не смог разобраться, что к чему.
Зато от него пахнет, как от настоящей трясины – тут вам и торфяная вонь, и болотные газы, и даже разложившаяся трава.
Не знаю, как полоумыши реагируют на вонь, поэтому просто отвернулся, делая вид, что разглядываю кувшинку.
– Доброй службы, – крикнул Шамко, когда чуть отошли от тролля и его спящего напарника.
Напарник совершенно беззвучен, словно от выпитого отправился прямиком к праотцам.
Мы подошли к самым воротам. Думал, тоже будет охрана, но парень просто толкнул, и деревянная створка пошла в сторону.
Я даже удивился.
– Тут не охраняют?
Шамко улыбнулся так, как улыбаются совершенно уверенные в себе люди, и сказал:
– Едва ли кто‑то способен проникнуть сюда через топи и озеро.
В общем‑то, парень прав. Добраться до центра болот сквозь трясины, выжить среди утопленников и прочей гадости – нереально. Даже если у кого‑то получится, пройти в город вообще невозможно. В озере такие твари, которых лучше не представлять. Мост охраняется троллями, а без него на другую сторону не перебраться.
Никто не смог бы этого сделать.
Никто, кроме меня.
Глава 14Как только ступили за ворота, в нос ударили сотни запахов. Рыба, старая одежда, немытые тела, духи с приторным послевкусием, парующие кучки, оставленные местным скотом, смешались в странный коктейль, от которого закружилась голова.
Я представлял Абергуд как унылый склеп со склизкими стенами и холодными погребами для пленников. На деле оказалось, город сухой, по краям дорог выбиты канавки для отвода дождевой воды. Тротуары выстланы деревянными настилами – так защищаются от сырости, которая лезет отовсюду.
Торговцы шныряют туда‑сюда, громко кричат, предлагая товар.
– Змеиные хвосты! Свежие змеиные хвосты! – проорал на ухо круглолицый толстяк. – Недорого! Только нарубили, бери, не пожалеешь.
Он сунул под нос связку чешуйчатых хлястиков. Я отшатнулся с кривой физиономией и усиленно помотал головой. Торгаш понимающе ухмыльнулся и, размахивая товаром, двинулся в сторону крытых лавок.
Из‑за угла выскочил другой торговец, на этот раз с рыбой. Рыба круглая, вместо чешуи короткие иголки. Выглядит, словно ее через соломинку надули. Тушки нанизаны на веревку, торгаш потрясает ими в воздухе, прикрикивая:
– Иглобрюхи! Покупаем иглобрюхов!
В азарте торгаш взмахнул связкой и едва не залепил мне всеми рыбьими иголками. Я отскочил к прилавку с хлебом, где розовощекая девица отгоняет мух от булок. Она подняла на меня взгляд, губы расплылись в дружелюбной улыбке.
Я скользнул взглядом по пышным формам, внутри ухнуло, язык пересох. Пришлось в сотый раз успокаивать неуемного зверя.
Из толпы нарисовался Шамко, он пнул торговца рыбой в локоть и проорал:
– Чего машешь, увалень? Не видишь, мирные люди ходят?
Торгаш виновато покосился на него, затем перевел взгляд на меня. Во взгляде прочел недоверие. Едва ли полуголого, немытого чужака с хищными глазами можно назвать мирным, да еще и человеком. Но, видимо, ругаться не было желания, он поклонился.
– Прошу извинить меня, – сказал торговец. – Продавать иглобрюхов – дело не простое. Приходится применять разные фокусы.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и тоже затерялся в толпе. Я извиняюще посмотрел на девицу, та печально вздохнула, высокая грудь колыхнулась под тугой рубашкой. Губы полные, талия тонкая, как у осы, смотрит из‑под густых ресниц смиренно.