Андрей Посняков - Кремль 2222. Ладога
Нет! Этого никак нельзя допустить. Нельзя… Тогда остается только лишь умереть. Но это – на крайний случай, а пока же… Пока надо жить… и придумать, обязательно придумать что-нибудь. Маар умен и коварен, но на его самомнении и злобе, вероятно, можно будет сыграть. Он говорит – страх… Ишь ты! Страх, и больше ничего. Страх справится с любым. Как справился с ней – с Лексой. По крайней мере, монстр уверен в этом. Именно ради этого страха погиб такой жуткой смертью несчастный Серж! Который будет отомщен – обязательно. А чтобы отомстить, умирать не надо. Рано еще умирать. Тем более, это уродливое чмо, кажется, хочет нагнать на пленницу еще большего страху. Хотя, кажется, куда уж больше… бедолага Серж!
Думай, думай, Лекса! Пусть враг силен, умен, коварен. Пусть выхода, кажется, нет. И все же – думай, как из этой ситуации выбраться! На то тебе и мозги даны.
– Я сейчас допрошу пленных, – вытянув ноги, светски пояснил монстр. – И тебя приглашаю посмотреть и послушать. Как видишь, девочка, у меня нет от тебя никаких тайн. Ну, почти никаких.
Маар осклабился и махнул рукой стражам. Слуги принесли высокий кувшин с чем-то хмельным и бокалы из тонкого синего стекла. Изысканно красивые, совсем неуместные в этом мерзком подвале, они казались вестниками из того счастливого и доброго мира, который люди уничтожили сами. Наверное, потому, что он не казался им ни счастливым, ни добрым. Или они просто хотели большего.
– Выпьем, девочка! Кстати, как тебе понравилось платье?
– Выпьем. А платье – замечательное.
Вот здесь пленница вовсе не покривила душой, и монстр это почувствовал, хотя и не мог прочесть мысли Мастера.
– Я тебе могу много таких подарить, – довольно засмеялся Повелитель. – Сколько хочешь.
– Я могу много захотеть.
– Уверяю, договоримся. Только работай с Полем, девочка! Хорошо работай.
– Я буду стараться.
– Будешь.
Желтые глаза Ладожского властелина вдруг вспыхнули таким светом, что Алексии стало по-настоящему страшно. Страшно – от контраста. Все те фразы, слова, что произносил Маар – были обычными человеческими словами и фразами, присущими пусть и немного самоуверенному, но, несомненно, умному и начитанному человеку. Да-да, начитанному! Ибо кто еще мог знать о викингах?
И вот эти обычные слова и фразы сочетались… нет, не только с жуткой внешностью, но и с не менее жутким сознанием. Сознанием хищной, жаждущей власти и крови твари, остановить которую могло только одно – смерть.
Лязгнули двери. Вошедшие стражи ввели, точнее – втащили двоих. Двое парней, одному – лет шестнадцать, другой года на три-четыре помладше. Оба белобрысые, худощавые и сильно похожие, по всей видимости – братья.
– Братья Сивус и Карг, – осклабясь, представил парней монстр. – Из лесной деревни, как мы их здесь, в крепости, называем – чудь белоглазая. Когда-то верно служили мне, а теперь вот решили предать.
– Никого мы не предавали, – мрачно пробурчал один из парней, тот, что постарше. – Просто отдали новым хозяевам оброк. Да они сами его забрали, мы тут совсем ни при чем!
– Ишь ты – «новым хозяевам»! – Маар издевательски усмехнулся. – И, между прочим, мой оброк. А кроме того, именно вы… ты, Сивус, и ты, юный Карг, показали пришельцам охотничьи угодья. Тоже мои, между прочим. Обидно?
Посмотрев на пленницу, Повелитель Ладоги сам же, не дожидаясь, ответил с интонациями маленького избалованного ребенка:
– Обидно! До слез. – Качнув безобразной башкой, Маар глянул прямо в глаза младшему пареньку, Каргу: – А ты еще говоришь, что некий Кир – отважный и благородный человек.
«Кир!» – про себя ахнула Лекса. Значит, это все ж таки – свои. Что ж, она, в общем-то, и раньше в этом не сомневалась.
– Не благородный он, а обычный разбойник, вор, – между тем продолжал монстр, как бы сожалея.
Мальчик сверкнул глазами:
– Так я и не говорил никому, что этот Кир…
– Не говорил, но ведь подумал, да? – вкрадчиво осведомился Ладожский властелин. – Ты хороший мальчик, Карг. А вот твой брат…
– Что – мой брат?
– Он ведь убивал моих воинов. Да-да, двух крыланов… – Резко вскочив с кресла, Маар склонился над Сивусом. – Там, в балке? Скажешь, не так? Убил сразу двоих…
Подросток вздрогнул:
– Они сами… сами напали, первыми! Я… мы с братом просто хотели уйти.
– Сбежать с моей лесопилки, – с деланой горечью развел руками монстр. – Обрати внимание, любезная госпожа Алексия. С моей лесопилки! Мои же работники! Убили моих же слуг. Да-а… уж не знаю, как их теперь наказать? Хотя… не буду больше хитрить, знаю. И ты сама, девочка, сейчас увидишь – как. Я же не зря рассказывал тебе о викингах.
Обернувшись к стражникам, Маар повелительно кивнул. Кто-то из слуг, подбежав, почтительно протянул ему меч, судя по виду – старинный, с небольшой гардой и тускло блестящим лезвием.
– Каждый добрый меч в древности имел свое имя. – Повелитель искоса взглянул на пленницу. – Этот вот звали – «Перст судьбы». Вон, на нем написано, прямо на клинке… Нет, нет, потом посмотришь. Сейчас некогда, сейчас – на другое смотри.
И снова знак стражникам:
– Старшего!
С парня быстро сорвали рубаху, бросили на грязный пол, на живот…
Сверкнул меч… Острое лезвие впилось между лопатками, в спину… брызнула кровь, и вырванные ребра вывалились наружу.
Несчастный дернулся, закричал от невыносимой боли… Наверное, слишком громко закричал – Маар тут же расшиб ему голову, ударив сапогом в висок, а прикончив, довольно протянул Лексе окровавленный меч:
– Вот теперь прочти… видишь? Впрочем, ни за что не прочтешь. Это вовсе не обычные буквы, а древние, они назывались – руны. Что ты так побледнела-то? Ах, да, забыл пояснить. Это такой удар. У викингов назывался – «Кровавый орел» или «Красный орел». Поверь, очень сложный. Одним ударом клинка вскрывается спина, выламываются ребра. Потом еще хорошо бы вытащить наружу легкие – как крылья. Увы, что-то не захотелось. Этот парень слишком уж громко кричал. Неприятно, да. Ничего! Есть еще второй – вот на нем мы и попробуем провести все до конца. Эй, слуги…
– Не-ет! – закричала Лекса. – Не надо. Не очень-то мне все это нравится… кровь, эти ужасные крики. Голова от них разболелась.
– Вот и у меня… Ну, пошли к Полю, девочка. И этого захватим с собой!
Махнув рукой стражникам, Маар вдруг обхватил пленницу щупальцем и, пахнув кровавой отрыжкой, молвил:
– Я казню тебя именно так. Вырву из твоей спины легкие. Это больно, очень больно, поверь. Говорю тебе – чтоб ты знала. Как только ты сделаешь что-нибудь не так… Как только я тебя хоть в чем-нибудь заподозрю…
Гнусная тварь! Кровожадный ублюдок. Алексия не боялась монстра ни капельки… вот только мальчишек было искренне жаль. Ничего! Отмстим и за них. И за старшего, и за младшего… в казни которого, судя по всему, предстоит участвовать и самой Лексе. Просто швырнуть в Синее поле. В обмен на что-то…
Ну, ясно – на что. Дюжий слуга с широким, как свиная морда, лицом нес под мышкою минометный патрон, все тот же «заряд-выстрел», так нужный Маару. Сколько таких зарядов выйдет с этого несчастного мальчишки? Да много выйдет!
И что теперь делать? Да, жалко мальчика. Но ведь, с другой стороны, Маар все равно не оставит его в живых. Казнит страшной казнью – «Красным орлом». Казнит, а потом сожрет. Со всем удовольствием. Так что умереть в Синем поле для несчастного бедолаги, пожалуй, лучшая участь.
Лекса вздохнула, невольно глядя на недавно распустившиеся в саду цветы мать-и-мачехи. Желтые мохнатые солнышки радовались погожему дню, казалось, столь же искренне, как когда-то радовалась Алексия. Да ведь и правда! Чего еще надо-то? Синее небо, сахарно-белые облака, солнышко, травка, вон, зеленеет, река блестит. Так нет же! Все неймется некоторым. Надо людей казнить, унижать, держать в полном страхе. Сволочь осминожья. А что тут еще скажешь-то?
Парнишка знал, что его сейчас казнят. Тонкие губы его дрожали, бледное лицо покрылось красными пятнами – болезненным румянцем предчувствия близкой смерти. Ничто не могло сейчас спасти несчастного. Ничто и никто.
«Почему он не побежит?» – искоса поглядывая на мальчика, вдруг подумала Лекса. Ведь руки не связаны, тем более – ноги. Побежал бы, рванулся вот прямо сейчас. Мимо колодца к строящейся башне, а там – сиганул бы в реку… Да, водица сейчас не ахти, студеная. Но, может, и выплыл бы, добрался бы до того берега? Конечно, беглеца вполне могли перехватить и в крепости, поймать или пришибить метким выстрелом, достать арбалетной стрелой. А могли и не достать…
Но парень не делал ничего, чтобы спастись! Не предпринимал никаких попыток, покорно шел на убой, словно какой-нибудь безмозглый телок. Может, потому что мал еще? Или, скорее, телепат Маар вылущил из его черепа все подобные мысли.
