Часть их боли - Д. Дж. Штольц
– Филипп уже написал завещание.
– Ах, вот оно как… А как же его дочь? – в глазах аристократа вспыхнуло столь явное удовольствие от этой новости, что сразу стала видна его лютая ненависть к тому, кто доставил ему столько проблем.
– Она приютила мальчика. Человеческого.
– И как конюх относится к нему?
– Женщины между любовью к родителям и ребенку всегда выбирают второе, чем расстраивают первых, – печально улыбнулся Горрон. – Он был лишен Уильяма. А перед этим лишился и дочери, которая уже никуда не денется, а только передаст бессмертие дальше. Ее срок, увы, недолог. Так что Филипп потерял самое главное – смысл жизни. После произошедшего в замке он уже добровольно написал завещание, в котором обязуется явиться на праздник Сирриар, где и передаст дар. Он желал сделать это сразу же в замке, но Летэ нужно время на поиск наследника, готового перенять графство Солраг.
Оглянувшись на старый накренившийся дуб, страшно-вспученные корни которого разорвали землю с одной стороны, Гаар усмехнулся и поневоле провел сравнение.
– Дуб падает под своей тяжестью! – сказал он. – Что ж, не буду убивать его. Понаблюдаю, как доживет свой жалкий срок, заваливаясь все больше. Это даже хуже смерти, которую я ему придумал. Будет впредь уроком! Что касается прочих, то в целом я не вижу смысла в заключении союза с твоим кланом. От тех, кто мыслит, что счастье в смерти, нет никакого прока, когда речь зайдет о выживании. Вы умрете первыми.
– Но я здесь, – Горрон галантно улыбнулся. – Я, находящий счастье в жизни!
– Исключение лишь подтверждает правило, – сухо парировал аристократ.
Впрочем, он продолжал с неким ученым интересом глядеть на свое дитя, наделенное возможностью впитывать чужую память через кровь. Казалось, он находил Горрона достойным внимания, оттого и сквозила в его небрежных жестах тень уважения.
– Я приложу все усилия, чтобы мы все стали исключением в вашем правиле, – мягко продолжал умолять герцог. – Наш клан тоже похож на этот старый дуб, что трещит под собственной тяжестью и готов рухнуть. А вот что взойдет на его месте, что за зеленая поросль, зависит от нынешних решений. Ведь семена нужно закладывать заранее… И я готов это все совершить. Дайте нам шанс на жизнь, на союз с вами, Отец наш…
– Ты желаешь невозможного: вырастить вместо обычного дуба нечто иное, невообразимое, чего нет в постоянной природе!
– Разве вы сами не желали этого в свои молодые годы? Разве не этим желаниям мы обязаны своим рождением? – с пониманием улыбнулся Горрон.
Сказанные им слова возродили в аристократе давние воспоминания, но он лишь тряхнул головой, увенчанной бофраитским колпаком. Затем, подумав, ответил:
– Будь по-твоему. От вас – бесплодных паразитов – я не жду никакой пользы, но и опасности от вас нет. В отличие от других. Так что доживайте свою бесполезную жизнь, а там, может, чем-нибудь отплатите за мое «прощение», в чем я, правда, сомневаюсь. А пока гарантирую как с моей стороны, так и со стороны братьев и сестер неприкосновенность всему твоему клану, вашим землям и вашим потомкам. Клянусь.
– Спасибо, – кивнул Горрон и приложил руку к сердцу.
– Прощай!
Аристократ деловито положил руку на суму с картой и, наблюдая завороженное лицо герцога, который залюбовался луной, тоже невольно поддался порыву. Вскинув старые глаза к небу, сам того не желая, он вдруг окунулся в воспоминания своей душевной юности, когда порой у него еще возникало желание восхищаться новым для него миром. И тут же в нем всколыхнулась любовь к Мари. Он чувствовал затухание ее старой души, такой же старой, как и его. Создав портал, он торопливо исчез в его сияющем зеркале. Оттуда успела дохнуть морозом и снегом зима, что вовсю царствовала на вершинах острых Астернотовских гор.
Горрон остался наедине с собой. Он дождался, когда портал осыплется, будто стекло, и стеклышки эти растают в траве, не оставив после себя и следа. Тогда он опять присел на плащ, скрестил ноги и уперся в них ладонями. Герцог продолжил глядеть то на луну, рассматривал ее бледную красоту, то на заваливающийся на бок дуб.
– Что ж… Прощения… Они убивали, жгли, изгоняли всех своих детищ, когда додумались до конструктов-сердец и поняли, что все дети им соперники. Теперь, стоило им почувствовать угрозу перемен, они начали нас «прощать»… Разве провинились мы? – задумчиво произнес Горрон. – Они так привыкли, что дети должны просить у родителей прощения…
Он поднялся с плаща и заходил по мокрой траве. Взор его был обращен к реке, и к небу, усыпанному звездами, и к дубу, и к мирно жующей траву лошади.
Горрон думал о грядущем.
– Все они лишь пытаются сделать так, чтобы все было как раньше, где они велики, а у их ног пресмыкаются, целуя подошвы, люди и изуродованные ими детища. Они хотят, чтобы эти детища в дальнейшем спасли их ценой своих жизней. Все глядят назад. Что Летэ… Что Филипп… Что Прафиал… Что Гаар… Разве не мог я спасти Летэ? Мог, но он давно стал походить на замшелый камень, в чем я совершенно согласен с Мариэльд. Разве не мог я помочь Уильяму-Юлиану? Мог. Однако зачем, если он, гордец, сам не хочет принимать помощь? А Гаар… Что ж, Гаар – демон, привыкший к поклонению… Пусть тебе будет уроком, что не всякое дитя желает расплачиваться за твои грехи, да еще и искать прощения… Ты был так уверен, что я пойду у тебя на поводу и выкраду карту? Ты думал, что всякого можно купить, а того, кто не подкупен, как Филипп, необходимо сломить и раздавить с помощью его подкупленных друзей? Однако знай, что Филипп сжег настоящую карту. А у твоего сердца лежит пустышка! Я не обманывал своего единственного родственника, который напоминает мне о любимом брате. Я открыто признался ему в своей намеренной измене: и о договоре через Прафиала с Гааром, и о том, что якобы ради собственного корыстного блага пожелал стать звеном между кланом и велисиалами. И он мудро доверился мне, понимая, что способен победить бога в сражении, но обмануть бога и добыть мир могу только я! Что ж… Кажется, справедливость восторжествовала, но, свершив ее, я не допустил кровавой расправы, заставив пообещать мир. И ты ведь уже не сможешь, Гаар, отомстить. Я разгадал твои слабости, о демон, не могущий нарушать данные клятвы и оттого избегающий их…
Горрон продолжил стоять подле лошади, пока та не ткнула его мордой, фыркнув. Тогда он ласково улыбнулся и пригладил ее теплые раздувающиеся ноздри. Затем снова принялся разглядывать мертвую красоту луны и гадать, как все случится в будущем. А он обязательно до этого будущего доживет и
