Юрий Брайдер - Особый отдел
Все эти подробности, не предназначенные для посторонних ушей, поведал Людочке Ваня Коршун, по праву считавшийся здесь завсегдатаем.
Первый клиент — типичный клерк средней руки — явился точно в назначенное время, что делало ему честь уже само по себе, вне зависимости от ценности предоставленной информации. Поскольку Людочка и Ваня были единственными посетителями кафе, он направился прямиком к их столику и вежливо осведомился:
— Извините, это вы интересуетесь пропавшим старичком?
— Да-да, — подтвердила Людочка с улыбкой, хотя и обворожительной, но слегка потерянной, как того и требовали данные обстоятельства. — Я вас слушаю. Не желаете ли что-нибудь заказать?
— Спасибо, не надо. Я на минутку со службы вырвался… А по телефону у вас голос какой-то другой был.
— Это потому, что мама всё время плакала, — просюсюкал Ваня.
— Ах, простите… Но не исключено, что всё образуется. Видел я весьма странного старичка. Как раз в указанное вами время. И приблизительно в том же месте.
— Вы лучше сначала всё расскажите, — перебила его Людочка. — Сами понимаете, что для нас важна каждая деталь.
— Нуда… Конечно… Только рассказывать, собственно говоря, нечего. Встал я пораньше, чтобы кое-какие делишки до работы утрясти. Выехал со двора. Меня и тормознули. Вообще-то я пассажиров не беру, но тут решил немного на бензин подзаработать.
— Кто вас тормознул?
— Мужчина. Средних лет. Самой обычной наружности. Правда, в руках у него была трость. Странная такая трость, с массивной рукояткой. Наверное, дорогая. Сейчас ведь трости опять в моде.
— Подождите, а при чем здесь старик?
— А старик, едва я остановился, словно из-под земли возник. Уж он-то явно был не в себе.
— Почему вы так решили?
— Трясся весь и говорил невпопад.
— Кому говорил?
— Молодому.
— Так они вместе были?
— Конечно. Когда старик уселся на заднее сиденье, молодой ему трость передал.
— Постарайтесь вспомнить, что говорил старик.
— Да белиберду какую-то. Дескать, скоро боты кончатся, что тогда делать будем? А молодой его успокаивает: ничего, на наш век хватит. И вот что меня больше всего удивило: когда они сели, запах в машине появился, словно в стрелковом тире или на охоте, когда дымным порохом палят.
— Как бы тухлым яйцом, — подсказала Людочка, разбиравшаяся во всём, что касалось огнестрельного оружия.
— Вот-вот…
— Куда вы их отвезли?
— Тут тоже без фокусов не обошлось. Сговаривались мы до Киевского вокзала, а потом они велели повернуть совсем в другую сторону и остановиться. Проехали всего с километр, но расплатились щедро. Когда выходили, молодой у старика трость снова забрал. Думаю, там их машина ожидала. Но они с места не сдвинулись, пока я за угол не свернул… Чтобы вам нагляднее было, я даже карту с собой прихватил.
Он развернул потёртую на сгибах карту города, и Людочка с Ваней уставились на жирную точку, заранее поставленную красным фломастером.
— Глухое место, — вздохнула Людочка, — поблизости ни одного солидного заведения, на котором может стоять камера слежения.
— Это точно, — подтвердил клерк. — Ночью туда лучше вообще не соваться. Рокеры собираются и прочая шваль.
— Опишите, как выглядел старик, — попросила Людочка.
— Приблизительно лет восьмидесяти. Бритый. Щёки впалые. Шамкал, значит, челюсть вставная. Лицо в бородавках.
— Здесь? — Людочка приставила палец ко лбу — а могла и к носу.
— Нет. Здесь и здесь, — клерк поочерёдно коснулся левой щеки и подбородка.
— Во что он был одет?
— Дайте вспомнить… На нём было серое пальто-реглан, старомодное такое, и свитер под горло. На голове кепка с пуговкой.
— Очками не пользовался?
— При мне — нет.
— В каких отношениях он состоял с другим вашим пассажиром? Начальственных, подчинённых, родственных? На ваш взгляд, конечно.
— Я бы сказал, в равноправных.
— Это был он? — Из особого отделения сумочки, где у неё хранились портреты всех родственников, включая племянников, Людочка извлекла цветную фотографию своего отца, бравого каперанга.
— Нет, — ошарашенный клерк помотал головой, — ничего общего.
— Ваша информация, увы, оказалась бесполезной, — печали, вложенной Людочкой в эти слова, с лихвой хватило бы на весь последний акт «Ромео и Джульетты». — Вам встретился совершенно другой человек.
— Мамочка, не плачь, — залепетал Ваня, хотя Людочка и не помышляла о таких крайних мерах. — Деда найдётся.
У клерка, оказавшегося в положении стриптизёрши, по ошибке заявившейся на похороны, даже уши покраснели. Он растерянно забормотал:
— Простите… Я хотел, как лучше… С каждым может случиться…
— Не надо извиняться. Вы благородный человек. Теперь такие встречаются всё реже и реже… Вам, наверное, пришлось потратиться из-за нас? Вот, возьмите, — прикрывая лицо платочком, она сунула клерку сотенную бумажку.
— Что вы, что вы! — запротестовал тот, но деньги принял очень даже охотно.
— Ну ты молодец! — искренне восхитился Ваня. — Артистка! Вупи Голдберг! И колола его правильно, как профессионал.
— А для чего я четыре семестра подряд изучала тактику ведения допроса? Между прочим, твёрдую четвёрку имела.
— Я бы тебе пятёрку поставил! Вот только денег жалко. Зря ты их отдала. Он и так не знал, куда деваться. Хотел, сучара, на чужом горе нажиться! Лучше бы я за эту сотнягу коньяка себе заказал.
— Перебьёшься. Сколько ещё человек условились о встрече?
— Всего один.
— Когда он придёт?
— В два. Осталось пятнадцать минут.
Людочка занялась остывшим кофе, а Ваня — растаявшим мороженым. В «Ротонду» зашли двое мужчин, одетых, как любители мотоциклетной езды, и, не снимая шлемов, направились к стойке. Им хотелось белого сухого вина, желательно французского, а бармен мог предложить только красное креплёное, крымского розлива.
Потом спор как-то сразу затих и один из мужчин подошёл к столику, занятому нашей парочкой. Стоя у Людочки за спиной, он спросил:
— Скажите, пожалуйста, сколько времени?
— Без пяти два, — ответила девушка, поглядывая на незнакомца в зеркальце своей косметички. — А разве ваши часы неисправны?
— К сожалению, они показывают время совсем другого часового пояса, где не всё так серо и грустно, как здесь, — мужчина убрал левую руку за спину.
— Вы, случайно, не Канары имеете в виду?
— Неважно. Но в тех краях милые и юные создания не ввязываются в опасные игры, которые заказаны даже суровым мужчинам. Подумайте, стоит ли искушать судьбу и дальше. В конце концов, оторванная голова назад не прирастёт.
— Вы подразумеваете мою голову? — голосом Снежной Королевы осведомилась Людочка.
— И вашу тоже. Прощайте. Только не сочтите мои слова неуместной шуткой. Всё гораздо серьёзнее, чем вам кажется.
Дождавшись своего товарища, небрежно швырнувшего что-то на пол, он направился к выходу. Дверь за ними захлопнулась с грохотом.
— Стёпа, ты почему стоял, как усравшийся паралитик? — поинтересовался Ваня.
— А что я мог? Меня всё время под прицелом держали, — стал оправдываться бармен. — Пушку наставил и шепчет: если пикнешь, я из твоих грёбаных мозгов коктейль сделаю. С вишнёвым ликёром.
— На обманке тебя, придурок, держали. — Ваня подобрал с пола пластмассовый пистолет. — Эх ты, реальную волыну от игрушки отличить не можешь… Лучше помоги мне дверь открыть.
Однако совместные усилия зверовидного Стёпы и ангелоподобного Вани успехом не увенчались. Дверь хоть и тряслась, но свои основные функции выполнять отказывалась.
— Заклинили чем-то, — сказал бармен, утирая обильный пот, причиной которого были отнюдь не физические усилия, а пережитый страх.
— Конечно! У вас же за дверью пожарный щит, словно нарочно, висит. Любой шанцевый инструмент на выбор.
— Я здесь при чём! — огрызнулся бармен. — Пожарная инспекция такое предписание дала, мать их враскорячку!
— Ты в присутствии девушки слова-то подбирай, — посоветовал Ваня. — Ведь и в морду недолго схлопотать.
— Прошу пардону, — потупился Стёпа. — Я думал, ото сексот переодетый, вроде тебя.
— За сексота тоже нарваться можно, — сделав пальцы «козой», Ваня пугнул бармена. — Придётся тебе выставить мне сто грамм за счёт заведения. Заодно и подмогу по телефону вызови. Самим нам из этой ловушки не выбраться. Что называется — влипли…
Узнав про Людочкины приключения, Кондаков проявил столь редкое по нынешним временам великодушие и на очередную встречу с Чертковым отправился один, но на сей раз со всей полагающейся подполковнику помпой, то есть на служебной машине со спецсигналами — сиреной и мигалкой.
Впрочем, появление истошно завывающего и сверкающего фиолетово-оранжевым пламенем механического зверя ничуть не растревожило деревню, тяжкий сон которой издревле порождал своих собственных, свойственных только этой земле чудовищ — химерическую помесь терпеливого вола и неистового вепря, к тому же весьма неравнодушного ко всем видам дурмана.
