Василий Головачев - Заповедник смерти
Собака возникла из зарослей бесшумно, как баргест из английского фольклора – дух, предвещающий смерть. Она и сама была смертью, воплощенной в образе зверя, специально выдрессированного для охоты на человека. Крупнее обычной немецкой овчарки, похожа на дога, но и не дог: Кристофер не знал, что это был мастиф-волкодав, который мог выстоять в поединке с рысью или барсом. Главным в облике мастифа было выражение беспощадной и целенаправленной жажды убийства в сочетании с хищной злобой и жуткой неутомимостью механизма.
Торвилл выстрелил в тот момент, когда мастиф учуял его и поднял морду вверх. Вторая собака появилась следом, за ней еще одна. Кристофер едва успел снять их двумя выстрелами, третьим добил взвывшую собаку, раненную в шею.
Видимо, проводник был неопытный. Он сначала высунулся из чащи, но тут же залег, окликая кого-то в зарослях. Кристофер понял, что если не предпринять решительных действий в ближайшую минуту, то ему не поможет ни позиция, ни техника. Он тщательно рассчитал, где лежит преследователь, прицелился и выстрелил два раза подряд, потом выскочил из дупла и, как на крыльях, слетел по скобам на землю, тут же сиганув в кусты фикуса; прибор ночного видения все-таки был как нельзя кстати.
Из-за проволочной изгороди по дереву дважды ударил автомат. Замолк. В тишине где-то недалеко послышались голоса, команды, на мгновение вспыхнул прожектор, лес наполнился шумом, возней, топотом ног.
Не дожидаясь, пока на место действия прибудет охрана лаборатории, Торвилл продрался сквозь кусты и побежал в ту сторону, где скрылся Улисс.
ПИКАЛЬ, ПИРИН
Хозяин стряхнул пепел сигареты в плоское каменное блюдо с искусственно выдавленным в дне изображением летучей мыши, повертел в пальцах туми – жертвенный нож древних индейцев и положил рядом с блюдом. Он не знал, о чем говорить с представителем власти, и чувствовал себя не в своей тарелке.
– Вы не знаете, что это такое?
Эрнандес, сидевший в мундире, надетом на забинтованное плечо, поморщился и кивнул.
– Профессор, я паракасец, а не новичок но мадуро[35]. Забавная штука, я видел подобные в музее Лидо в Шочипилье.
– Это всего лишь копия, хотя я надеюсь найти туми и в Пируа. Эти ножи характерны для всех доиндейских и древнеиндейских цивилизаций Южной Америки. Как и калабасы. – Хозяин кабинета погладил крутой бок посудины для воды. – Сделаны из тыквы, но сохранились по сей день. Практически каждое современное индейское племя бережно хранит рецепт выделывания из тыкв различной посуды. Эта калабаса найдена в окрестностях Пикаля, но, если бы не задержка экспедиции, уверен, мы имели бы подобные находки и в долине.
«Как будто мы виноваты в задержке», – подумал Эрнандес, страдая от боли и временами накатывающейся слабости. Он сделал все, как велел Улисс: соединился с управлением Сегуридад в Шочипилье, сообщил о случившемся и даже поделился своими соображениями об участии в инциденте корпорации «Птичий глаз» и ее посредника в Пикале Диггори Дайамонда. Его выслушали, приказали взять под охрану Пирин и лагерь возле гор Тумху, ничего не предпринимать без специальной команды, и теперь капитан ждал реакции Сегуридад, а может, ждал развития каких-то событий, но ничего не происходило. Ничего. Шел уже девятый час вечера, стемнело, а ни армии, ни сил безопасности в поле зрения капитана и его подчиненных не попадало. Словно столица забыла о сообщении и решила подождать до утра.
– Я слышал, – сказал Эрнандес, – что покойный Хонтехос считал прародиной индейцев пируа Японию.
– Ну, Хонтехос был оригиналом, хотя последователей у него хватает. Есть, например, и такие, которые утверждают, что предками индейцев пируа являются племена, некогда селившиеся у Байкала, в России. Вернее, на территории современной России.
Эрнандес поднял брови. Хозяин кабинета улыбнулся.
– Да-да, не удивляйтесь. Это я не отношусь к оригиналам и свои гипотезы строю исключительно на доказанных аргументах и фактах. Я участвовал в археологических экспедициях в Мексике, Колумбии, Бразилии, Чили, Гватемале, Перу, изучал культуры чиму, инков, ольмеков, тольтеков, в последнее время, до назначения сюда директором, исследовал культуру чавин, господствовавшую в северном Перу восемнадцать веков, начиная с тысяча пятьсот пятидесятого года до нашей эры и кончая триста двадцать седьмым нашей, то есть за тысячу лет до появления инков. Так вот, в найденных несчастными первопроходцами Пируа остатках культуры долины чувствуется чавиноидная традиция: керамика с изображениями кондора и ягуара, орнаменты с петроглифами. Видели? Нет? Жаль. Кстати, чави – на одном из карибских языков – ягуар, а чави-нави – сыновья ягуара с копьями. Конечно, на культуру пируа должны были наложиться такие особенности, как почти полная изоляция от остального мира и обилие золота в долине, но берусь утверждать, что индейцы пируа – предки индейцев чавин, и пришли они из Юго-Восточной Азии около десяти тысяч лет назад. Это самая первая из высокоразвитых цивилизаций на территории Паракаса. Что касается ее отличий от других цивилизаций, то об этом можно говорить только после окончания работы экспедиции.
– Значит, вам повезло, что долину открыли лишь два года назад. Никогда не думал, что за Тумху – неоткрытые «белые пятна».
– Ну, это легко объяснить. Подступов к долине со стороны внешнего мира не было, а с самолета невозможно определить, изучен этот район или нет. На территории Паракаса еще много неисследованных уголков, особенно в альтиплано Кордильер.
Эрнандес украдкой посмотрел на часы. Его собеседником был директор Пирина, известный паракасский археолог Хулио Энрике Эчеверриа, который пустился в пространные рассуждения о предполагаемых открытиях в долине Пируа. Капитан его не прерывал, думая о своем. Внезапно директор остановился:
– Извините, вам неинтересно, я вижу. Заболтался. Если хотите, давайте поговорим о контрабанде произведений искусства древнеиндейских цивилизаций. Я неплохо знаю методы «работы» контрабандистов, приходилось встречаться.
Эрнандес очнулся, с любопытством взирая на ученого.
– Вы что же, думаете, и в Пируа пробрались контрабандисты?
– Уверен. Я же не мальчик и понимаю, из-за чего заварилась вся эта неприятная похлебка с экспедицией. Кому-то невыгодно, чтобы исследователи проникли в долину, вот они и принялись действовать. А кому невыгодно больше всего? Конечно, контрабандистам.
Капитан покачал головой.
– Вы проницательны, профессор.
– Жизненный опыт, – улыбнулся Эчеверриа, пустив по лицу лучики морщин.
Дверь внезапно отворилась, и в кабинет вошли двое мужчин. В первом Эрнандес узнал голландца ван Хова, а второй притягивал взор своей необычностью, отталкивающей нестандартностью. Он был сутул, массивен, хотя передвигался с легкостью и грацией хищника, с длинными руками, а лицо поражало обилием бугров, морщин и вмятин, оно было не просто безобразным, а зловеще безобразным, жутким и твердым, как ритуальная маска. Но больше всего капитана потрясли уши незнакомца: они были не очень большими, но формой напоминали перепончатые крылья летучих мышей, и кровеносные сосуды просвечивали сквозь розовый перламутр перепонок, как нервюры летательного аппарата.
– Вы ко мне? – Эчеверриа вопросительно посмотрел на вошедших. – Или это ваши знакомые? – обратился он к Эрнандесу.
– К вам, – кивнул эксперт ЮНЕП и выстрелил в грудь старику из «асахи» с насадкой бесшумного боя. Директор Пирина посмотрел на свой пиджак и мягко завалился на бок, зацепив стул.
Эрнандес рванул из кобуры пистолет, но страшная сила вырвала из рук оружие, едва не выломав пальцы, и придавила к сиденью.
– Вам же говорили, капитан, не суйтесь в это дело, – спокойно сказал ван Хов, садясь на место Эчеверриа, выдвинул ящик стола и бегло осмотрел его содержимое. – Говорили?
– Кто вы? – хрипло спросил Эрнандес.
Голландец поднял отрешенно-холодный взгляд.
– Я? Агент ЦРУ, если вам будет угодно. Хотя у меня найдется с десяток других профессий, которыми я владею вполне легально. Эксперт ООН по программе ЮНЕП – одна из последних.
– Я догадывался... еще до прихода альпин... – Эрнандес запнулся.
Ван Хов кивнул.
– Можете не договаривать, я знаю, кто у вас побывал. Джонатан Улисс. Так?
Капитан полиции сплюнул ему под ноги и сказал презрительно:
– Кончайте умные разговоры, скоты! Стоит мне крикнуть, и через минуту здесь будет вся бригада. Так что советую не шуметь.
– Мы и не будем, – кивнул спокойно голландец. – А кричать не надо, вряд ли вас кто-нибудь услышит. Мы уже уходим, капитан, но прежде ответьте на пару вопросов. Где сейчас Улисс?
– Далеко. – Эрнандес снова сплюнул, чувствуя на затылке дыхание кошмарного телохранителя ван Хова. – Вам его не догнать.
Вошедшие переглянулись.
– Он в долине, – глубоким, звучным голосом, дико контрастирующим с его внешностью, проговорил ушастый страж. – Успел уйти еще днем, часов в пять, судя по тарараму в голове этого копа. И главное, капитан был так неосмотрителен, что позвонил в Сегуридад и передал разговор с Улиссом начальству.