Валерий Большаков - Алгоритм судьбы
– Кстати, Портос, близ «этого Можайска» расположен посёлок Бородино… У тебя это название ни с чем не ассоциируется?
«Надо же, – с лёгким изумлением подумала Рита, – и этим предиктор подай!» Французский она знала неплохо – все-таки восемь лет в школе с уклоном в великий, могучий галльский язык, наречие любвеобильных потаскунов и галантных хамов… Девушка усмехнулась и неторопливо поднялась наверх. Это был не теплоход. И не катер. Рита стояла на палубе яхты – огромный косой парус выдувался по ветру, креня мачту; позванивали натянутые штаги, тихо плескала вода, усами расходясь от острого форштевня. На крыше надстройки лежал плотный толстяк с копной курчавых волос, в безразмерных «боксёрских» трусах, и дул пиво из банки. Рядом с ним сидел худощавый молодчик в джинсах, отрезанных по колено, и задумчиво играл ножом – клинок так и вертелся у него между пальцев. Как пропеллер.
Ещё один субчик – атлетический хомбре[28] баскетбольного роста, сидел у руля и смотрел на воду. Был он несколько скособочен, на груди и спине расплывались громадные синяки. Уже знакомый Маргарите Ефимовой мужчина стоял на носу яхты и обозревал берега реки в бинокль.
– Здравствуйте! – сказала Рита ледяным тоном и поджала губы. – Потрудитесь объяснить, что всё это значит?
Буду играть дуру решила она. Мужикам это нравится.
Все обернулись и посмотрели на неё – толстяк с улыбкой, худощавый с интересом, хомбре подмигнул, а мужчина на носу опустил бинокль и крикнул:
– Как спалось?
Под глазом его наливался ха-ароший фингал, свежие ссадины на костяшках и скулах отмечали последствия встречи с русским десантом.
– Я задала вопрос! – упорствовала девушка.
– Пустяки, мадемуазель, дело житейское! Прогуляетесь с нами, подышите свежим воздухом, загорите… А то что это – лето кончилось, а вы белы как снег! Нехорошо-с! Вы позволите называть вас Марго?
– Кто вы такой? – спросила Рита.
– Ах, зовите меня просто Туссен! – сказал он, жеманничая. Видимо, вживался в роль стареющего соблазнителя.
– А просто Тузик можно? – рискнула Ефимова.
Глаза Тузика блеснули.
– Кусаетесь? – спросил он с пониманием. – Правильно. Тяпнешь разок и как будто полегчает, верно? А то загрызём мы вас, и вы даже кровушки нашей не вкусите!
– Фу! – покривилась Рита. – Нужна мне ваша жижица… Вы на кого работаете?
Туссен осклабился.
– Мадемуазель! – пропел он. – Это совершенно не важно! И не притворяйтесь глупенькой очаровашкой – от вас за милю разит интеллектом.
– Чего вы хотите? – сухо спросила Ефимова.
– Ну, вы нам кое-что расскажете, кое-что покажете…
– Это касается предиктора? – прямо спросила девушка.
– Вы всё схватываете на лету, мадемуазель!
Рита усмехнулась и точно рассчитанным движением перекинула волосы на спину.
– Теперь я и сама вижу, – сказала она, – вы из Европы. Только европейцы могут сочетать в себе эту вот потрясающую наивность с изрядной долей нахальства. Вы хоть понимаете, что охотитесь в чужих угодьях? И что ЭрВэ вас не пожалует? Как встретит, так и… того… выше дерева стоячего?
Туссен посерьёзнел.
– А может, это у нас тактика такая? – сказал он, щупая её лицо цепкими глазками. – Нахальная?
– Я вижу… Ваше счастье, что у ворот дежурили только двое.
– А мы по двое на одного! – жизнерадостно сказал Туссен. – Ох и норовистые жеребятки в стойлах у генерала Жданова! Еле уложили впятером. – Поулыбавшись молча, он сменил тон и заговорил серьёзно: – Послушайте, Рита, я хочу, чтобы вы хотя бы на минуту отвлеклись от ваших переживаний. Я понимаю их, сочувствую даже, но я на задании и время для меня – всё. Да, мы хотим перехватить ваших друзей прежде, чем до них доберется ЭрВэ. Не из человеколюбия, разумеется, да и с чего бы мне любить этих ваших идиотов, задумавших на свою голову лишить Господа Бога монополии на всеведение? Да хорошо б ещё было, если только на свою голову. А то ведь и на наши, нахальные и наивные европейские головы! Или вы думаете, что ваши правители обременены высокими идеалами и безупречными морально-этическими нормативами? И не позволят себе воспользоваться знанием будущего? Ещё как позволят! И чего нам ждать от них? А? Поймите вы, юная пионерочка, мы просто-напросто защищаемся. Выстраиваем оборону от будущего произвола!
– Да-да! – с пониманием закивала Рита. – А как только слямзите предиктор, сразу перейдёте в наступление. Ужу кого-кого, а у вас этика в большо-ом дефиците!
Туссен вздохнул.
– Ладно, – сказал он, – не поддаётесь вы искушению классового врага и вероятного противника, и чёрт с вами. Слушайте новости. Вы хоть в курсе, что ваши друзья… э-э… Бирский и Гокало… нет… как? Гоцкало! Так вот, они бежали из Форт-Рузы и сейчас скрываются. Мы пока на Москве-реке, поднимемся по ней, докуда можно. В ближнем Подмосковье пересядем на самолет. Есть там один аэродромчик… И полетим ваших друзей спасать. Да, Риточка, спасать! Это эрвистам трупы подавай, а нам нужны живые, чтоб говорить могли. Творить! Не будет у них предиктора – ладно, переживём. Лишь бы головы были на месте! Построят другой. У нас!
– А если они откажутся? – с интересом спросила девушка. Странно ей было. С ней говорил враг, она это понимала. Но это был не тот враг, которого уничтожают, ежели он не сдаётся, не гадина, которую так и тянет давануть.
– Не откажутся, – усмехнулся Туссен. – У вас есть мудрое присловье, определяющее обращение с новобранцами: «Не можешь? Научим! Не хочешь? Заставим!» Ясно?
– Как день! – буркнула Рита и подумала, что вступает в борьбу, где мышцами не поможешь и хитростью не возьмешь. Одна надежда – на прущий из неё интеллект…
Вожак скомандовал по-французски, и атлетический хомбре быстро убрал парус. Потом и телескопическая мачта сложилась. На корме глухо взревели мощные моторы, и яхта, задирая нос, помчалась по Москве-реке. «Тимка… – заныла про себя Рита. – Где ты, Тимка? Тимочка, как мне плохо без тебя, одной!.. Тима-а!»
Глава 27. Синие пропасти
Центральный округ, Можайский уезд, АлександровкаБирский лёг рано, а встал поздно – на часах было полодиннадцатого. Повертевшись, поскрипев пружинами, он перепробовал все положения и сел. Хватит валяться!
– Гоцкало! – позвал он. – Печку давишь, зараза?
Сергей, спавший на печи, откликнулся:
– Ой, а сам-то? Бедная изнасилованная кровать!
Весело препираясь, будто на пикнике, они встали и осторожно вышли на крыльцо. Забор и могучие ворота прикрывали дом с улицы, за двориком стояли хлев и сарай, оба пустые, а за маленьким – соток десять – сенокосом врастала в землю банька из почерневших брёвен-кругляков, крытая тёсом, как и сама изба.
Запахи, струившиеся по-над двором, были прекрасны и упоительны – душисто пахла малина, накатывал аромат сена и увядавшей травы, струился дух волглого дерева, распаренных веников, резковатого кваску Хорошо!
– Ну, что? – бодро сказал Михаил. – Уберись пока в доме, а я траву скошу.
– Коси, коса, пока роса! – заметил Гоцкало с глубокомыслием. – Косарь нашёлся… Ты хоть знаешь, как это орудие в руках держат?
– Разберёмся! – по-прежнему бодро сказал Бирский и отправился в сарай за косой. Взяв сельхозинвентарь в руки, Бирский примерялся и так, и этак, вспоминая фильмы, где крестьяне орудовали этой загогулиной. И вроде как сообразил, что к чему. Гордо выйдя во двор, он лихо махнул косой, со звонким шуршанием срезая верхушки трав.
– Вы её ниже держали бы, чтобы пяточкой! – послышался чей-то нежный голосок, и Бирский вздрогнул. Оглянулся и почувствовал «сердечный укол». На него смотрела девушка в простом сарафане, да и не надо было ей другой наряд примерять, так ей шёл этот. Девушка была на диво хороша – высокая, стройная, но не тонкая, а сильная, с широкими бёдрами и крутым бюстом. Дева могла бы показаться курбатенькой, но пышные объёмы искупала тоненькая талия, худо спрятанная под прямым покроем. Золотистые волосы были заплетены в косу, перекинутую на грудь, розовые щёчки холмиками поднимались к синим глазищам, маленький носик смешно морщился, а красивого очерка припухшие губки плохо удерживали рвавшуюся радость. Ей бы Василису Прекрасную играть, подумал Бирский. Или Марью-Искусницу…
– Правда? – лукаво спросила девушка, и Михаил понял, что потаённые слова он выразил всуе.
– Правда… – пробормотал он. – Здравствуйте…
– Здравствуйте, здравствуйте! – легко заговорила девушка. – Меня Наташа зовут, я бабы Анина внучка. Вообще-то я учусь, но пока каникулы, я тут.
– И правильно! – с жаром заговорил Бирский. – А то б так и не узнал, что… – Он потерялся, слова позабылись, и спас его рефлекс знакомства. Он представился: – Миша!
– Будем знакомы, Миша! – засмеялась Наташа.
– А это – Сергей! – указал Бирский на Гоцкало, вышедшего на крыльцо с веником и совком в руках.
– Вы из Москвы? – полюбопытствовала бабы Анина внучка.