Андрей Левицкий - Змееныш

— Иди местность проверь сначала, все ли тихо, — важно велел он.

— Да не вернется Змееныш, ушел он.

— Психи на все способны. Иди. говорю, а то скоро Заточка проверять припрется, надо доложить, что все в порядке. Давай, не ленись, а я потом расскажу.

Филин бросил взгляд на горячий чай, на еду — вздохнул и стал натягивать тулуп: ночь была холодной, ветреной.

Емеля, довольный собой и жизнью, развалился на стуле, жуя бутерброд. Конечно, лучше в такую ночь спать в кровати, но и тут можно неплохо устроиться. Он прихлебывал чай, уминая хлеб с колбасой, закусывая сахаром — была у Емели такая странная привычка, — и поглядывал на дверь. Всего делов-то — оглядеть двор и обратно, а Филина нет. Минуту, две... Сталкер заволно­вался. Псевдопес его сожрал, что ли? Куда запропастил­ся? Емеля поднялся, приоткрыл дверь. И наткнулся на Филина, который стоял возле будки, задрав голову.

— Ты чего? — толкнул его в спину Емеля. — Я жду же. Чего увидел?

— Эх, черт, ловкий, как кошка! — восхищенно про­шептал Филин, не отрывая взгляда от водокачки. Емеля выбрался наружу, посмотрел — и охренел. Тонкая фи­гурка карабкалась по стене, цепляясь за невидимые гла­зу уступы. Вот схватилась за балку, к которой крепилась спутниковая антенна, взлетела на тарелку, забралась на подоконник, согнувшись, — и исчезла в окне второго этажа.

— Мне бы так, — вздохнул Филин, опуская голову. — Прикинь, по любой стене, как таракан...

Емеля сграбастал напарника за шкирку.

— Ты чем думаешь, балда?! Мозги твои где? Кто это был? Давай тревогу поднимай! Где свисток? Или ракету сразу?

— Да ну, чего сразу тревогу? Дело-то молодое. — Филин попытался отпихнуть приятеля. — Мне Змее­ныш даже нравится. Я и раньше видел... Все равно под утро уйдет, никто и не узнает.

От этой логики Емеля вконец растерялся и даже пе­рестал трясти Филина.

— Ты чего? — хрипло сказал он наконец. — Слон знаешь что сделает, если узнает?

— Да как узнает-то? — отбивался Филин.

— А вдруг еще кто видел?

— Тогда бы уже тревогу подняли. Чего тебе, больше всех надо?

— Нет, но... — Емеля помолчал, придумывая аргу­менты. Ситуация складывалась какая-то невероятная. — Болван ты, Филин! Заточка точно пронюхает, он к Слоновой дочке неровно дышит. Поймет, точно гово­рю. А потом тебя в кровати без головы найдут, ты так и не узнаешь, кто это сделал, а голова будет на полке стоять.

— Кишка тонка, — неуверенно возразил Филин.

Послышались шаги, в круг света из темноты вы­нырнула сутулая фигура. Емеля шагнул назад, в откры­тую дверь.

— Чего у вас? — хмуро спросил подошедший Заточ­ка. — Все тихо?

Он был бледен, а глаза красные, опухшие — пору­ченец не спал вторую ночь.

Филин не успел ответить: из будки показался Емеля с трубкой сигнальной ракеты в руках, выковырял шнур, готовясь дернуть.

— Змееныш там, — бодро доложит он. Мгновенно сориентировавшийся Филин махнул

рукой на водокачку.

Глаза Заточки стали круглыми, мгновение он мед­лил, потом схватил Емелю за руку.

— Не стрелять! Где мутант, говори! Филин указал на Оксанино окно.

— Да вон туда залез. По стене, ровно макака, за­брался.

Заточка подскочил как ужаленный.

— Всем тихо! Шум не поднимать! Стоять тут наго­тове, стволы с предохранителей снять, Змееныш поя­вится — стрелять на поражение!

— Э, ты чё, убить, что ли? — удивился Филин — и получил болезненный тычок острыми костяшками пальцев под ребра.

— Ноги прострелить, но если убьешь, Слон тебя не накажет! — С этими словами Заточка рысью побежал через двор ко входу в водокачку.

Оксана сидела в комнате под домашним арестом — она поругалась с отцом и отказалась уезжать из Зоны. Целый день девушка ходила от стены к стене, валялась на кровати, глядела в потолок. А вечером накатило от­чаяние. Днем она не верила, цеплялась за сами собой всплывающие оправдания, однако с наступлением тем­ноты надежды рассеялись: Змееныш действительно ушел, променял ее на консервы и патроны. Что Оксана знает о нем? Почти ничего. Живет в Зоне, как дикий зверь, добывает артефакты, чтобы выменять их на еду и боеприпасы, дружит с мутантами — вот и все. Откуда он взялся, правда ли, что его выкормила слепая собака, кто его родители, в конце концов? Она ничего не знала!

Девушка потрясла головой, села, обхватив подушку, вцепилась в нее зубами. Ей хотелось кричать, да что толку? За дверью торчит Колобок, бежать некуда, ведь Змееныш больше не ждет ее у холма, а сама она... что она будет делать там, в лесу, одна? Все эти мысли о том, чтобы стать сталкером, ночные прогулки по склону и вокруг холма — все это было ребячеством, капризом из­балованной девчонки, привыкшей, что мир добр к ней. Но мир не добр — он равнодушен, безразлично-жесток.

Он придет, вернется за мной! — твердила Оксана, до боли сжимая кулаки, — и сама себе не верила. Если так, то Змееныш уже появился бы, ведь от оврага, куда его отвел Колобок, идти не очень далеко, а вышли они на рассвете. Оксана зажмурилась. Ее раздирали противоре­чивые чувства. То ей хотелось, чтобы Змееныш немед­ленно появился, доказал бы, что он не бросил ее. То она вспоминала, что отец велел убить Змееныша, если тот появится, — и она мысленно обращалась к нему, чтобы уходил подальше и ни в коем случае не появлялся, по­ка не уляжется суматоха, а она подождет, конечно, по­дождет!

Потом она жалела, что Змееныш не убил Колобка по дороге к оврагу и не сбежал. Ведь он мог, конечно, мог, он сильный и быстрый... И тут же ругала себя за такие мысли. Змееныш не такой, он не станет убивать, да и зачем ей убийца? Это правильно, что он дошел до оврага и спас Колобка от аномалии и кабанов, как рас­сказал вернувшийся телохранитель. Правильно, конеч­но, Змееныш все делает правильно, он ушел, чтобы по­том вернуться, когда отец уберет охрану, когда все забу­дется... Только когда это случится? Оксана принималась на пальцах высчитывать возможные сроки.

Она накручивала сама себя, чтобы отогнать липкий холодный страх: Змееныш ушел навсегда, променяв ее на еду и патроны. Он же дикарь, он столько боеприпа­сов и консервов в жизни не видел, а как увидел — забыл про Оксану. Да и кто она ему? Какая-то городская деви­ца, приехала и уехала...

Нет, он вернется, — мысли возвратились в накатан­ную колею, — как только отец снимет охрану и все ус­покоится.

Да что с той охраны, ведь Оксана показала ему лаз, ведущий прямо в комнату... От этой мысли она похоло­дела. Если бы Змееныш хотел вернуться, то мог бы сде­лать это прямо сейчас, и никакие охранники ему не по­мешали бы! Значит, отец прав, он ушел насовсем.

Тихо скрипнула рама, девушка вскинула голову — в темном окне показался Змееныш. Спрыгнул на пол, выпрямился. Оксана вскочила, закусив губу, чтобы не вскрикнуть, шагнула навстречу... и вдруг спросила, не­ожиданно для самой себя:

— Зачем ты вернулся? Отец приказал всем сразу стрелять, если увидят тебя.

— Меня никто не видел, — ответил Змееныш. Оксана взяла его за руку, заглянула в глаза.

— Почему ты полез по стене? Забыл про лаз? — Она показала на прикрытую фанеркой дыру под подоконни­ком, по-прежнему загороженную столиком.

— Так привычней. Ты меня ждала?

— Конечно, — ответила Оксана. И добавила, сму­тившись: — Отец сказал, что ты променял меня на кон­сервы и патроны...

— Я их выбросил.

— Выбросил?! — поразилась девушка. — Зачем? Он пожал плечами.

— Кинул в овраг. Мне это не нужно.

— А... — начала она и замолчала, но Змееныш понял невысказанный вопрос — или, возможно, услышал мысль, так явственно прозвучавшую в голове Оксаны, — и ответил:

— А ты мне. нужна. Жаль, что ты не можешь остать­ся со мной.

3

Слон отломал головку глиняной женщине. Он по привычке крутил статуэтку в руках, погрузившись в мрачные раздумья, и только громкий треск вывел его из этого состояния. С недоумением он повертел обезглав­ленное тело, ругнулся и бросил обломок в угол комнаты. Откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову, рассеянным взглядом обежал кабинет. Было глубоко за полночь, глаза побаливали, пора отправляться в кро­вать — но мысли о случившемся наполняли голову, ме­шая расслабиться, и Слон все сидел, все думал. Он не очень-то верил, что Змееныш уйдет и оставит Оксану в покое. Да хотя бы бывшему хозяину назло вернется. Впрочем, Слон был реалистом, он понимал, что до него Змеенышу дела как раз нет, но от своего мальчишка не отступится — не тот характер. Слон до сих пор помнил упрямый взгляд исподлобья, когда Змееныш пришел вступаться за Мазая... Нет, не отступит, скорее умрет. Что ж, как говорится, каждый выбирает по себе. Поэто­му-то Слон и не шел в кровать: ждал, что с минуты на минуту раздастся во дворе выстрел, или взлетит с шумом и треском сигнальная ракета, или прибежит встрепан­ный охранник...