Николай Степанов - Змееносец
Зулг еще не успел оправиться от одного горя, как вдруг… Пауза длилась почти десять ударов сердца, потом внук ответил:
— Почему бы и нет? Думаешь, у меня не получится?
— Да тут и думать не о чем. Я уверен — тебе еще рано во власть.
— Но ты же сам сел на трон в двадцать два года.
— Ну сравнил! Время тогда какое было?
— Война?
— Если бы, — махнул рукой кронмаг. — Воевать было уже некому. К моменту моего воцарения сильные противники практически истребили друг друга. У меня не оказалось достойных врагов, но появились неплохие союзники. Сами они по разным причинам не могли стать правителями, вот и старались, преследуя каждый свои цели, двигать наверх выгодного им претендента, то есть меня. При их поддержке удалось справиться с другими жаждущими посидеть на троне и установить в стране свой порядок. Правда, не всем из моих тогдашних соратников он понравился.
— Они тебя бросили?
— Нет, Зулг, — улыбнулся бородатый старик, — мне попытались указать, как нужно править страной, при этом довольно непрозрачно намекнув, что будет, если я ослушаюсь.
Приближающаяся смерть пока не успела наложить свой безжизненный отпечаток на внешний облик кронмага Франуга. Походка оставалась уверенной и величественной, глаза цепко следили за происходящим вокруг, и еще никто не замечал дрожь в руках этого волшебника. Единственное, что иногда напоминало о старости и болезнях, — долгий удушающий кашель.
Вот и сейчас очередной приступ заставил правителя на несколько секунд прервать разговор. Дождавшись, когда дед восстановит дыхание, Зулг заговорил.
— Но ты их ослушался? — молодой человек спросил больше для того, чтобы проверить свою догадку.
— В первые годы правления я не мог открыто противостоять более сильным союзникам. Но они сами подсказали выход.
— Как?
— Каждый тянул власть, как одеяло, на себя, вот я и стравил их между собой. Несколько мелких заварушек — и советы, как мне должно управлять, прекратились. После этого в Жарзании у меня не осталось достойных соперников даже среди бывших друзей. Нынче время другое.
— Так ведь сейчас у нас тишь и гладь. Твой порядок незыблем.
— Болото только с виду кажется спокойным и безопасным, а на самом деле путников в нем гибнет гораздо больше, чем в горах с их камнепадами и снежными лавинами.
— Что ты хочешь этим сказать? — Парень сдвинул густые брови.
— Мы слишком долго жили в мире, внучок. Историю хорошо учил? Вспомни, когда в Жарзании последний раз была буча?
— Тридцать лет назад, — не задумываясь, ответил молодой маграф. — Восстание в Арзансе.
— Вот именно. Тогда я хорошенько почистил ряды тамошней знати. А ведь недовольных вельмож и в других провинциях было не меньше, просто они оказались умнее и ждали более подходящего шанса. Чтобы уж наверняка.
— Какой смысл в смене правителя, дед? Голода в стране нет, лавки ломятся от товаров, внешние враги присмирели. Я не понимаю…
— Потому что еще молод и глуп! — не сдержался кронмаг.
Юноша вскочил, но магия деда заставила его тут же сесть на место.
— Я думал, отец хоть чему-то тебя научит, ан нет. Он ничего тебе не передал, да еще и умудрился сам помереть раньше меня. — Единственный сын кронмага скоропостижно скончался неделю назад где-то на окраине Дамутории.
— Отец научил меня работать с агровыми деревьями и передал знания магии мысли. — Парнишка сильно переживал внезапную смерть отца, и пренебрежительные слова деда больно задели его чувства.
— Ну и что? Будь ты трижды кудесником, это не спасет от серебряного кинжала в спину. Но я сейчас не об этом. Постараюсь объяснить, почему знатные господа Жарзании мечтают посадить нового правителя на мое место.
Кронмаг сделал небольшую паузу, чувствуя приближение нового приступа кашля. Когда спазм прошел, он продолжил:
— Придя к власти, мне пришлось существенно сократить права вельмож.
— Введением подушного налога? — Видя, что деду с трудом удается справляться с дыханием, Зулг решил подсказать.
— Суть не в самом налоге, а в том, что все подданные низкого происхождения, проживавшие на землях маграфов, магринцев и гермагов, объявлялись собственностью кронмага. Убийство или наказание крестьянина, охотника или рудокопа без соответствующего решения верховного суда теперь расценивалось как посягательство на собственность правителя. Судья же подчинялся только моим приказам.
— Ты тогда и деньги за каждого работника стал взимать?
— Естественно. Используешь мою вещь — должен раскошелиться. Работает на твоих полях батрак — плати в казну, нанял людей руду копать — плати в казну…
— Какой тогда смысл держать на своей земле крестьян, если за каждого надо платить?
— Да в общем-то никто и не заставляет — хозяин может сам пашню возделывать или ископаемые добывать — дело личное. Только учти, что тогда, после большой войны, от голода полегло много народу, и каждый работник был на вес золота. В некоторые области, где имелась плодородная земля, а обрабатывать ее было некому, мне даже пришлось отправлять крестьян по специальному указу.
— И никто не возражал?
— Меня в те годы боялись. К тому же многие начали понимать, что надо каким-то образом выползать из нищеты. Я предлагал способ и средства, а выжившим вельможам ничего не оставалось, как их принять. А когда через сорок пять лет держава крепко встала на ноги, окрепли и дворяне. И начали выражать недовольство моими порядками. Далеко не каждому хотелось отдавать деньги в казну за тех, кого они и людьми-то не считали. Чем это кончилось, знаешь?
— Ты отправил двести латников и тридцать разящих в Арзанс.
— Не только. Еще до начала назревавшего восстания мне пришлось потратить немало времени и сил на передислокацию войск из этой провинции в другие регионы, даже спровоцировать несколько инцидентов на границе, чтобы появился веский повод для отвода армейских сил от Аруграда. Полной уверенности в их лояльности у меня не было, а я не имел права проиграть ни одной схватки, иначе арзанская зараза сразу бы расползлась по всей державе.
— Тебя могли свергнуть?
— В то время и те люди — нет. Однако они заставили крепко задуматься. После событий в Арзансе я решил создать мощный противовес магринцам и маграфам. Они действительно представляли большую силу и при грамотном руководстве могли запросто смять моих щитников и разящих. Если ты не в курсе, дворец охраняет не больше сотни человек.
— Армия явится в столицу по первому зову…
— Зулг, не будь таким наивным. Кто у нас во главе армейских подразделений? Сынки знати. При желании они сделают все, чтобы к сроку помощь не успела.
— Но они же не посмеют?.. — отпрянул молодой человек.
— Конечно. Но только в том случае, если, кроме меня, им будет противостоять не менее серьезная сила.
— Почему бы не увеличить количество латников, щитников и разящих и не разместить их в главных городах провинций?
— Ты знаешь, в какую сумму это обойдется казне? Нет. Для реализации твоих предложений денег потребуется в пять раз больше, чем имеется сейчас. Где их взять? Увеличить налоги? Это автоматически породит новые недовольства. Я избрал другой путь, в свое время значительно расширив права среднего сословия. Позволил купцам нанимать собственную магическую охрану, уменьшил грабительские налоги вельмож, дал право торговать с потусторонним миром и главное — вывел их из подчинения титулованных волшебников.
— А что это дает? Торговцы против воинов — ничто.
— Ты снова говоришь не подумав, Зулг. Знаешь, сколько ветеранов служило телохранителями и охранниками у торговцев еще два года назад? Сколько нетитулованных магов подрабатывали, сопровождая караваны?
— Нет.
— Почти столько же, сколько задействовано во всех армейских подразделениях Жарзании. А денег у купцов вдвое больше, чем у нашей знати, и, поверь, стоит только торговцам почувствовать, что кто-то собирается лишить их достатка, и сила поднимется немалая. И эта мощь будет на моей стороне, поскольку гарантом прав торгового люда выступает кронмаг.
— Да, некоторые из бизнесменов нынче живут в такой роскоши… — с нескрываемой завистью произнес маграф.
— Что еще за…
— Это словечко пришло из потустороннего мира. У них так называют купцов.
— Что, и тебе чужой достаток не дает покоя? — с досадой в голосе спросил Франуг.
— Если откровенно, то да.
— Вот видишь. А каково гермагам и магринцам? Они ведь раньше могли запросто присвоить имущество любого из обывателей, который проживал или находился на их землях.
— Я бы некоторых торгашей и сам с удовольствием…
— А вот тут ты не прав, внучок. Думаешь, почему восемьдесят лет назад разразилась большая война?
