Владимир Корн - Энстадская бездна
'Нет, не судьба нашему Амбруазу стать ныряльщиком. Разве что он скинет вес раза в три. Хотя хорош он именно на своем месте'.
— У всех нас имеется собственный гамак, — продолжал рассказывать Амсей. — И в трюме мы разместимся с комфортом. Тем более, я видел в нем многочисленные крючки, вероятно именно для таких целей.
— Абсолютно верно, господин Амсей. Кстати, на корабле есть и свой запас гамаков, так что в любом случае комфорт был бы вам обеспечен.
Иногда, когда заказчик стоит перед выбором, такие мелочи очень важны. А пассажиров приходится возить значительно чаще, чем можно подумать.
— И еще, господин капитан, в трюме стоит замечательный запах, первый раз сталкиваюсь с подобным.
— Ничего удивительного, мой корабль, — стукнул я ладонью по планширю, — полностью построен из кедра. Кроме того, нам ни разу не приходилось перевозить в трюме вонючих грузов.
'Но в большей степени потому, что в соседнем от него кубрике имеется одна чудесная вещица', - подумал я, но говорить ничего не стал.
— Скажите, Амсей, а в самом Готинге ныряльщики за жемчугом, тоже сплошь мужчины?
Тот хитро улыбнулся, понимая, о чем я.
— Да, господин Сорингер. Конечно, женщины в Готинге есть, но среди них ни одной девушки-паури. По крайней мере, ныряльщики все мужчины.
Ну и не надо улыбаться: как мужчина мужчину вы отлично меня поймете.
Суть в том, что капитан Кеннет мне рассказывал: на Островах сбором жемчуга в основном занимаются паурянки. А если учесть их привлекательность и, особенно, то, что ныряют они в одних набедренных повязках, волнительное, должно быть зрелище.
— А почему так, Амсей?
— Боятся они тех вод. Какой-то злой дух живет в глубинах, утаскивая девушек на дно. Говорят, дух этот невесту себе ищет, да все не может подобрать.
'Ну, если дух, тогда все понятно, — скептически подумал я. — Что самое интересное, поселился он именно в водах Готинга, особенно славящегося обилием и разнообразием жемчуга'.
— И давно он там поселился или всегда был?
— Да несколько лет уже.
Взгляд Амсея остался для меня загадкой. То ли он понял, о чем я подумал, то ли что-то еще.
* * *
Остров Амарантовый, на восточном побережье которого и расположен Готинг, разграничен с севера на юг горным хребтом, делящим его на две почти равные половины.
— Держись подальше от южной его оконечности, — увещевал меня капитан Кеннет. — Там есть мысок и вблизи него л'хассы как будто с ума сходят.
Кроме того, ветер в тех местах часто меняет направление, так что снесет, и сам не заметишь. Ты мне дорог, Люк, не так много у меня друзей, чтобы ими разбрасываться, — добавил он с улыбкой в заключении.
'Адеберт не знает, что от ветра 'Небесный странник' не зависит. И о моем даре ему неизвестно. Но от всего этого ловушки не перестают быть ловушками'.
И я действительно время от времени пользовался приводом Аднера, чтобы скорректировать снос корабля с курса, стараясь делать это незаметно от Амсея.
Хотя тот на такие мелочи, как кораблевождение, внимания не обращал. Он вслух восторгался видимыми красотами, осыпал комплиментами Николь, вспоминал о своем детстве, пока, наконец, не довел свой до недавних событий, связанных с Ночным убийцей.
Тут Амсей отчего-то обеспокоился, и начал раз за разом обшаривать взором горизонт. Затем попытался взять в руки трубу Брендоса, но был награжден таким взглядом, что сразу же проникся и удовольствовался простой. Той, с довольно мутными линзами, которую мы держали на мостике на всякий случай.
Хотя беспокоился он, в общем-то, зря. Не относительно Ночного убийцы, а того, что мы не заметим его приближения. В 'вороньем гнезде' неотлучно кто-нибудь находился, да и мы с навигатором несли на мостике вахту вдвоем. И уж кому, как не нам, людям привычным, удастся обнаружить подкрадывающегося альвендийца.
К нашему стыду именно Амсей первым и увидел происходящее. Правда, не в небе, на земле, которой мы уделяли не так много внимания. Вернее, уделяли, но в стремлении увидеть взлетающий в небо корабль.
— Смотрите! — внезапно вскричал этот главный среди ныряльщиков за жемчугом, среди которых не оказалось ни одной женщины. — Там что-то происходит!
Даже беглого взгляда невооруженным глазом мне хватило понять, что именно его привлекло: на лесной поляне собралось несколько десятков паури и среди них идет ожесточенный спор. Спор из тех, что зачастую переходит к взаимным оскорблениям, а там уже прямая дорога и к кровопролитию.
Возможно, мы пролетели бы мимо, но в тот момент в очередной на мостике оказалась Николь. Девушке Рианель ничего не сказал, когда она взяла в руки его великолепную зрительную трубу.
— Люк, взгляни, — через некоторое время она протянула ее мне.
Беря трубу в руки, я вздохнул: по выражению лица Николь стало понятно — там, на земле, происходит нечто такое, чего быть не должно. Как понятно и то, что я не смогу ей отказать, чего бы мне это не стоило.
Вздохнув еще раз, я приложил трубу к глазам. Изображение приблизилось так, что можно было разглядеть каждую волосинку на голове аборигенов. Но и это для нее не предел: если провести по трубе ладонью, оно приблизится снова, и тогда будет видна каждая букашка на земле, причем займет она полностью окуляр. Конечно, Николь рассматривала внизу не муравьев.
— Видишь? — с нетерпением спросила она.
— Пока ничего не вижу такого, чтобы могло бы заставить нас задержаться, — ответил я.
Затем повел трубой чуть в сторону, и вздрогнул: прямо на меня смотрел полный мольбы взгляд. Девушка, паурянка, казалось, находилась так близко, что стоит только протянуть руку и можно будет убрать прядь волос, легшую поперек ее лица. Потому что сама она сделать это не в состоянии: руки ее были скручены веревкой сзади в локтях, а сама она привязана к дереву.
Была ли она красива? Скорее нет, чем да. Пухлые даже больше обычного для этой народности губы, немного неправильные черты лица, чуть выступающие передние зубы, которыми несчастная закусила губу… Хотя трудно судить о внешности, когда лицо искажено гримасой боли, страха и еще какой-то безысходности.
— Теперь видишь? — переспросила Николь, и я кивнул: вижу.
Но что я могу сделать? Кто она, эта девушка, которую, вероятно, ждет скорая смерть? Колдунья, наводившая порчу на скот, на какого-нибудь отдельного человека, или сразу на нескольких? Неверная жена?
Кеннет рассказывал, что местные девицы до замужества могут позволить себе очень многое, даже обзавестись ребенком или несколькими и это совсем не считается предосудительным. Скорее наоборот: если пользуется успехом, значит, не прогадаешь, беря ее в жены. Странные обычаи, но не мне их осуждать. Но как только любая из них становится замужней дамой, все, любая измена карается смертью. Так может быть, эта одна из тех?
На вид ей не больше восемнадцати, но как раз это ни о чем не говорит: у паури женщины в таком возрасте бывает, обзаводятся уже несколькими детьми.
Но как мне все объяснить Николь? Она смотрит на меня так, что, если я сейчас пожму плечами и заявлю: это, мол, их личные дела и нам не стоит вмешиваться, что-то изменится в наших отношениях. Возможно, она промолчит и ничего не скажет, но вернуть былого мне не удастся уже никогда.
Корабль уходил, а я все стоял и размышлял: что делать? Попросить Амсея, который явно не понимал, что происходит, нам помочь? Вместе с ныряльщиками мы легко одолеем дикарей.
Но нужно ли им это: портить отношения с паури? Да, аборигены мирные люди, в их языке даже нет слова 'война', но только ли дело в этом? Можно просто не сообщить о надвигающемся тайфуне, а они в этих местах приходят всегда неожиданно. Или не помочь, когда одного из людей Амсея цапнет ядовитая гадина, а их на Амарантовом кишмя кишат. Да и сам я. Я не могу лишь сделать попытку освободить эту девушку, а затем, обняв Николь за плечи, шепнуть ей на ухо: 'Я сделал все, что мог'. Потому что придется идти до конца, если не желаешь потерять уважение, прежде всего, самому к себе. Корабль уходил все дальше, и поляна в лесу давно уже скрылась из виду.
— Гвенаэль, право на борт! Эй, на палубе! Приготовиться к уборке парусов!
Дело ведь не только в Николь, хотя ради нее я готов на все, дело еще и во мне самом.
Глава 10
Брачные обычаи туземцев
Гвенаэль положил руль на борт слишком резко, заставив 'Небесный странник' сильно накрениться.
Из открытой лючины трюма донеслись испуганные крики, ну а сам я едва успел схватиться здоровой рукой за поручень. В левом плече кольнуло острой болью.
Николь освободила руку на второй день, подвесив ее на перевязи и строго-настрого наказав как можно меньше ею шевелить. Ну как тут не пошевелишь, когда внезапно теряешь равновесие? Корабль ложился на обратный курс.
— Спасибо, Люк, — прошептала Николь.
