Владимир Михайлов - Переводчик с инского
Один эффект был уже налицо: Орро не явился. Исчез.
Почему?
Возможных причин было две: либо ему помешали, либо он сам решил не появляться здесь и сейчас. Почувствовав, возможно, какую-то опасность.
Помешать ему могла случайность. Например, попал под машину. Или на него упал балкон. Или пристали хулиганы, которым не понравился его облик. Бывает.
В это не очень верилось. Орро, насколько я мог судить, был крайне осторожен и при переходе улицы, да и вообще во всем. Так что группу агрессивно настроенных горожан он обошел бы по большой дуге. Новостройки же всегда пугали его – это я понял из некоторых его замечаний уже при первом знакомстве.
Кроме того, приключись с ним что-нибудь подобное, он непременно подал бы мне соответствующий сигнал. Даже если бы потерял сознание или умер на месте. То есть, сигнал исходил бы не от него, конечно, а от статус-индикатора, без которого нельзя представить себе ни одного человека (точнее – разумного цивилизованного существа) и который незамедлительно подает тревожный вопль «Всем», когда в состоянии его носителя происходят тревожные изменения. И я уже получил бы хоть такое сообщение. Потому что помимо общего сигнала статусник послал бы отдельное оповещение по заложенным в него адресам; в данном случае – по моему адресу.
Нет, случайностью тут не пахло. Значит, помешать Орро могли люди, перед которыми такую задачу поставили. Сейчас некогда было подсчитывать вероятность: кто из заинтересованных в неуспехе миссии Орро смог бы осуществить подобную операцию. Таких я (при всей неполноте моей информации) мог насчитать до полудюжины, с разными шансами на успех. Внезапно схватив его, они могли бы сразу же заблокировать его статус-индикатор, а также лишить Орро любой возможности подать какой угодно сигнал. И это выглядело куда более вероятным, чем падение балкона.
Но все же и тут полной уверенности не возникало. По одной причине.
Случись такое – у них не было бы надобности выключать здесь технику, мешавшую прослушивать то, что здесь говорилось, и фиксировать все, что могло поступить по связи. Все это имело смысл лишь в случае, если предполагалось, что Орро появится здесь, как и представители «Многих», и мы с ними начнем ту работу, ради которой здесь и оказались. Значит, его не взяли. Потому что мне не очень верилось в то, что брали Орро какие-то одни, а налаживали прослушивание другие. Слишком уж много суеты возникало вокруг нас (странно, что только сейчас это пришло мне в голову, раньше я как-то не замечал этого, предоставляя Орро заботиться о безопасности), и мой наниматель вряд ли мог ее не заметить.
Оставалось одно: Орро не явился по собственному решению, вовремя увидев или почуяв опасность.
Но это означало, что я слишком поспешно решил не задерживаться здесь более ни на секунду. Потому что Орро не мог исчезнуть, не передав мне хоть каких-то указаний: что мне делать и чего не делать, искать ли, например, неявившихся «Многих» или как можно скорее удирать с Сальты. И указания эти в любой форме пришли бы сюда. А значит – были бы перехвачены теми, кто обеспечил успешное прослушивание.
Многоопытный Орро, конечно, обязан был такую возможность предусмотреть. И потому не пользоваться ни голосовой связью, ни письменным сообщением, но найти какой-то способ, который не позволил бы нашим оппонентам понять, какие действия мы предпримем в сложившейся обстановке.
А значит, прежде чем покинуть помещение, я должен был, самое малое, вывести из строя все системы связи, работавшие здесь. Потому что все, что примут они, будет сразу же использовано противниками.
Подождут.
У меня не было времени на то, чтобы расправиться с аппаратурой физически, да и желания тоже: калечить хорошую технику всегда неприятно. Да и как знать – не понадобится ли она в скором будущем: зал этот был оплачен до конца недели, так что еще самое малое пять дней он будет оставаться за нами. В случае же если оборудованию будут нанесены какие-то повреждения, наш договор аннулируется сразу, да еще придется оплачивать нанесенный ущерб. То есть, следовало сохранить возможность вернуться сюда в любой день и час.
Сделать это было, в общем, несложно: перевести все системы в состояние сна. И задать программу: пробуждение – только при загрузке кода. Код я сымпровизировал на ходу, а чтобы затруднить его расшифровку, составил его из нескольких слов, каждое – из другого языка, с перестановкой знаков и с использованием четырех различных письменностей. Не бог весть что, конечно однако поиски отнимут у дешифровщиков некоторое время, а мы за это время (надеялся я) успеем встретиться, разобраться в ситуации, принять меры к тому, чтобы нам больше не мешали, и выяснить, куда девались «Многие» и как восстановить с ними связь. Надо полагать, что и они со своей стороны займутся тем же, с какими бы помехами они ни столкнулись сейчас. Потому что разыскать переговорщиков нам нужно было обязательно: иначе вся предварительная работа пошла бы псу под хвост. Такой роскоши мы никак не могли себе позволить.
Подготовка к выходу потребовала четырех минут времени, включая потраченное на отключение видеокамер. Так, на всякий случай. Только после этого я направился наконец к выходу. Снова включил видео.
И невольно задержался на секунду-другую: на экране, изображение на который давала камера номер восемь, сканировавшая коридор, показался человек. Незнакомый. Вроде бы невооруженный. Он шагал неторопливо, читая номера на дверях. И остановился перед той, которую я только что собирался отворить изнутри.
Похоже, мелькнуло в голове, без шума все-таки не уйти. Сейчас он с маху распахнет дверь…
Нет. Он вежливо постучал. Это было неожиданно.
Я отступил в сторону – так, чтобы створка, открывшись, прикрыла меня. И сказал громко, но в сторону:
– Открыто!
Дверь распахнулась. Но посетитель входить не стал. Остановившись на пороге, негромко произнес только одно слово: мое имя. Но не то, под которым я был тут официально зарегистрирован. Другое. Здесь, на Сальте, известное только Орро.
Я выступил из-за двери. Посетитель сказал, не дав мне даже раскрыть рот:
– Тсс.
И вытянул руку раскрытой ладонью вверх. Привычное движение. Над ладонью в воздухе возник, неподвижно повис зеленый экранчик, девять на двенадцать. Страничка вирт-нота с несколькими словами текста. Я, не раздумывая, ответил тем же, перевел текст на свой экранчик и убрал его в память. Человек повернулся и ушел, на прощание сказав, вернее – прошептав:
– Через полчаса.
Я проследил его – при помощи камеры, конечно, – вплоть до лифтов. Он поехал вниз.
Только после этого я занялся тем, что он передал мне.
Намного ли я обогатился информацией?
Несколько слов. На инском языке. Но с использованием здешней письменности.
Ничего удивительного. Вы, полагаю, не хуже моего знаете, что пользоваться вирт-нотом можно только при помощи столь же виртуальной клавиатуры, существующей в вашей памяти. Эта технология передачи и хранения информации поддерживается специальной сетью, существующей в каждом цивилизованном мире. А сеть эта в каждом мире основана на местном языке или языках и на здешней письменности, что совершенно естественно. То есть передать и принять можно любую комбинацию знаков – но только таких знаков, какие существуют в данном мире. Лишь самые большие миры поддерживают по нескольку систем письменности. Сальта к таким не принадлежит.
А в результате пользование местной вирт-нотсетью порой может поставить клиента в совершенный тупик. Как и оказалось сейчас со мною.
Наверное, в тексте было бы легче разобраться, будь он написан древней клинописью или русской глаголицей. К сожалению, такими техниками Орро не владел. И сделал, что мог.
А что делать с этим посланием мне?
Глава 3
Записку я смог прочесть без труда.
Однако прочесть – это одно, а понять порой совсем другое.
Ох, этот инский язык!..
Похоже, тут мне не обойтись без новой порции пояснений.
От всех известных в Галактике языков инский отличается прежде всего двумя свойствами.
Во-первых, крайней фонетической бедностью.
И во-вторых, обилием, даже изобилием многозначных слов.
Ины выговаривают лишь двенадцать звуков. Не могу судить: из-за устройства их речевого аппарата или же из-за исторических условий, в которых он возникал. В нем существует восемь гласных и лишь четыре согласных, все четыре – слогообразующие. Возможно, так получилось потому, что в давние времена инам приходилось общаться голосом на больших расстояниях, и у них сохранились лишь те звуки, которые можно было громко выкрикивать и улавливать вдалеке. Иначе и невозможно было в условиях горной страны, в какой зародилась их культура, и в широко распахнутой равнине, где она потом развивалась. Правда, у них самих существуют и другие предположения на этот счет, но они сейчас вас вряд ли заинтересуют.
Естественно, что из двенадцати звуков можно образовать значительно меньше слов, чем из тридцати или сорока. Поэтому слов в инском намного меньше, чем в других языках. В то же время, поскольку инская цивилизация ни в чем не уступает любой другой, количество понятий в этом языке такое же, как и у нас с вами. Их куда больше, чем слов.
