Сергей Извольский - Гиены в средней полосе

- Привет, - просто сказала красавица, смотря мне в глаза. Не помешаем?

Я молчал и смотрел на нее, а Дим уже рассадил всех, уверив, что такие прекрасные девушки никогда таким классным парням как мы не мешают, успел метнуться за стульями и за стаканами, уже откупоривал бутылку вина, одну из двух, которые я в магазине предусмотрительно цапнул, когда затаривались.

- Ну что, давай наконец знакомиться? - тихо спросила она меня.

- Давайте знакомиться, - услышав это, сказал Дим. Дмитрий, а это Станислав, это Сергей, это Семен - церемонно представил всех он.

- Ольга... Ирина, - кивнула в сторону своей спутницы красавица.

Сергей с Димом сразу же принялись соревноваться в комплиментах. Темненькая девушка зарделась сразу, это было заметно даже несмотря на ее загар и тусклый свет, а вот Ольга только слегка улыбалась, привыкла наверное.

- Мальчики, а вы чем занимаетесь? - спросила она.

- Служа закону, служу народу, - резюмировал Дим свой род деятельности.

- Депутат что ли? - спросил его Сергей.

- Не, мент.

- А-а. Мы предприниматели, - ответил Сергей за двоих.

- Я так, писарем в офисе, с частыми командировками, - сказал я. А вы?

- Ира учится, а я книги пишу, - улыбнулась Ольга.

- Прикольно. Много книг уже написано?

- Пока ни одной. Но я стараюсь, - она опять обворожительно улыбнулась.

- А на жизнь чем зарабатываете? - поинтересовался Сергей.

- Я слабая женщина, стараюсь таким не заниматься, - сказала она, вытянув руку на отлете и рассматривая свой маникюр.

Лица у нас, включая предпринимателей, чуть вытянулись, но через некоторое время беседа вернулась в непринужденное русло.

25 апреля, ночь.

Старцев Александр.

Открыл глаза, и ничего. Темнота. Тут же по коже холод пополз. Чувствую, что моргаю, а мрак перед глазами. Паникуя, приподнялся, и увидел слабые отблески света. Отпустило. Откинул голову обратно, и опять закрыл глаза. Думать о чем-либо не было желания. Не совсем понимая, где я нахожусь, потихоньку выплывал из беспамятства. Уже чувствовал, что кожа на ладонях и пальцах как задеревеневшая, и стоит лишь двинуть руками, как просто тупая боль, в подживающих порезах, к которой я даже уже привык, усилится. Но если руками я мог и не шевелить, то дышать приходилось, и с каждый вдох отдавался болью в ребрах. Кроме этого, было холодно. Очень мерзко холодно, когда холод пробирает полностью, до костей. Руками все же пришлось пошевелить, пытаясь закутаться в одеяло. Сначала я зашипел от боли в пальцах, потом заскулил тихонько от боли в расквашенных губах. Закутываясь в одеяло, попробовал согнуть ноги в коленях. Лежал я на левом боку, согнулась только правая нога. Левая вообще не отреагировала. Я опять запаниковал, и уже не особо замечая боли в боку перевернулся на спину. Нога ниже колена как не своя, отлежал до такой степени, что вообще ее не ощущаю. Пока ворочался, краем меня догнали воспоминания. Последнее что вспомнил, было дерево, которое устремилось ко мне, с большим пластом земли на корнях. Но сейчас было немного не до этого, я лежал на спине, не обращая внимания ни на холод, ни на боль, с дикой надеждой, что нога всего лишь навсего затекла. Через пару долгих минут, которые сердце долбило грудь изнутри, пытаясь выскочить, я с облегчением почувствовал боль в ноге от приливающей крови, и хотя болело сильно, чувствительность возвращалась. Расслаблялся я недолго, пришлось сесть и начать массировать ногу, потому как боль стала совсем нестерпимой. Рядом со мной кто-то лежал, но на мои шевеления не реагировал. Зато отреагировала задница, неоригинально отреагировала, болью. Пришлось усесться боком, перенеся весь вес тела на правую ягодицу.

Справа, в коридоре, мелькали далекие отблески света, притом живого, как от костра. Глаза потихоньку начали различать в темноте, и я понял, что нахожусь в нашем перевернувшемся вагоне, в одном из пассажирских отсеков. Лежал я на матрасе, брошенным на пол, и укрыт был солдатским клетчатым одеялом. Рядом со мной лежало еще два человека. Перчатки кстати, штурмовые, которые мне выделил Саня, до сих пор были на руках. Я поднял согнутые ладони на уровень лица. Не видно нифига, но кожа на ладонях даже по ощущениям высохла. Попытался распрямить пальцы, не получилось. Когда понял, что зажившая кожа сейчас начнет рваться на краях всех порезов и ранок, остановился. Да и не надо пока особо, это так, на рефлексах. Многие так же заживающие болячки ковыряют, непонятно для чего.

Хотелось опять откинуться обратно на матрас, свернуться калачиком, накрыться, чем можно, ловя крохи тепла и забыться во сне, но помешала жажда, сопровождаемая сушняком. И еще в сортир хотелось. Прямо как утром, совсем недавно. Кряхтя, как старый дед, я с трудом поднялся, и, упираясь подушечками сжатых кулаков в стенки, вышел в коридор. Источник живого огня оказался неожиданно близко, а казался далеким оттого, что пламя горело в буржуйке, и отсветов было очень мало. В коридоре, рядом с блестящей нержавейкой буржуйкой, стоящей в пассажирском закутке, сидел Леха, и закидывал дрова в маленькую круглую дверцу. Увидев меня, он открыл рот, потом видимо передумал, и просто махнул рукой приглашающе. Я кивнул, но, несмотря на пронизывающий холод, от которого после сна меня начало бить крупной дрожью, подавил желание доковылять до печки и просто обнять ее, а уже привычным способом двинулся на улицу через окно. Окно кстати было заложено изнутри черными осклизлыми сучьями, видимо с земли подбирали, свежими еловыми лапами, каким-то тряпьем. Аккуратно вылез, сдвинув в сторону часть конструкции, и замер. Ночь стояла темная, луны видно не было, и в этой темноте мягко и бесшумно большими хлопьями опускался на землю снег. Снежинки падали мне на вскинутое к небу лицо и быстро таяли в могильной тишине. Действительно могильной, некстати вспомнил о лежащей неподалеку скорбной шеренге, которую еще с утра видел. Стало неуютно, даже повел плечами, разгоняя появившейся в спине холодок. Кстати, вроде ночь уже, притом такая кромешная, почему же так тихо? Почему меня еще никто не спасает, не берет интервью, не оказывает психологическую и медицинскую помощь? Отложив эти вопросы на потом, я честно отошел пару метров за дерево, дальше было страшновато. На пару секунд забылся, испытывая наслаждение от облегчения мочевого пузыря, хотя пока расстегивал молнию, заболели порезанные пальцы. Вернувшись в столь неприятную действительность, я как можно быстрее юркнул в вагон, чуть не уронив всю конструкцию закрывающую окно. Подвинув на место входа несколько еловых лап, закрыв проход, я двинулся в буржуйке.

В нашем отсеке, возле горящей буржуйки расселась вся честная компания и еще пара незнакомых человек. А одного знаю, вроде тот самый доктор. Все во что-то кутались, кроме Лехи, который у печки небольшим топориком рубил дрова, пытаясь делать это тихо. На плече у спящего Егора покоилась белобрысая головка проводницы, оба сидели в уголке, укрывшись одним одеялом. Вот те на, а я там в заднице где-то валялся. Спасаешь их от всякого быдла, а потом вот так вот.... Но это я так отстраненно подумал, для проформы, даже обиды не шевельнулось ничуть. Либо действительно не трогает, либо просто эмоций нет уже никаких на сегодня. Не спали трое, доктор, Леха, и Саня, мельком взглянувший на меня, и опять уставившийся пустым взглядом сквозь печку. Остальные, кто свернувшись калачиком, кто сидя, привалившись спиной к стене, вроде спали, укутавшись во что придется. Костик кстати тоже был здесь, странно. Вроде в том вагоне должен был остаться. Одна из девушек подружек тоже была тут, или не вижу, или нет ее здесь. Да и ладно, я закончил осматриваться, и попытался сесть как можно ближе к буржуйке, непонятно откуда взявшейся.