Андрей Ерпылев - Выход силой

— Пленных сегодня будет много, - спокойно пояснил Меченый, ловко выворачивая карманы убитых им черкизонцев. — А в тылу живых оставлять не след. Это он сейчас в штаны наложил, а там, кто его знает, что ему в голову взбредет? Одумается, да и пальнет тебе в спину. Так что, коли хочешь дослужиться до генерала, грязь за собой под­чищай. Оно здоровее будет... Да ты не стесняйся, бери у него что приглянется. Это не преступление, пацан, а закон войны.

— Не могу - Игорю даже смотреть не хотелось па убито­го им солдата.

— Ты это зря. — Меченный рывком перевернул труп и вытащил у него из нагрудного кармана несколько сложенных купюр. — Держи. Мертвым — земля, добро — живым. Ему это уже не понадобится.

Было противно касаться замаранных с одного краю в крови бумажек, но Игорь, помедлив, все-таки взял деньги: не век же ему, как разменная монета, переходить из рук в ру­ки, наращивая долги. И уже самостоятельно расстегнул ре­мень убитого, снимая подсумки с патронами...

— Молодцом, Гладиатор! — похвалил командир. — Плюнь на брехню, будто на вещах убитых лежит проклятье. Я свои первые трофеи сорок с лишком лет назад взял, а по­ди ж ты, жив-живехонек.

— Ну, поигрались, и будет... — Меченый вышел наружу, кивнул оставшимся в живых подчиненным, уже завладев­шим пулеметами блокпоста, и вынул из кармана свисток на длинной цепочке.

А несколько минут спустя после его, видимо условного — три коротких и два длинных, — свиста перед блокпостом уже было не протолкнуться. И поток вооруженных до зубов людей долго не иссякал...

Второй, более слабый, блокпост, находившийся перед са­мым входом в город, вырезали оставшиеся позади пятерки Меченого. Отряды наемников, не встретив никакого сопро­тивления, хлынули на улицы Черкизова подобно бурному потоку. И сразу же отовсюду понеслись одиночные выстре­лы и автоматные очереди, истошные женские крики и предсмертные стоны. Начался обычный, десятки тысяч раз за историю человечества повторяющийся для любого захва­ченного города кошмар.

На глазах у Игоря двое наемников, уже успевших где-то хватить спиртного или наркоты, с хохотом протащили по­луголую женщину, вопившую во все горло. Она тщетно пы­талась прикрыть срам разорванным подолом ночной ру­башки. Время налета было выбрано удачно, и большинство жителей, если только они не принадлежали к армии «ноч­ных работников», мирно почивали в своих постелях. Еще один победитель волок мешок, набитый чем-то угловатым, зыркая но сторонам, будто голодный волк.

Но большая часть «солдат удачи» сумела сохранить по­добие дисциплины и теперь ускоренным маршем продвига­лась к «чистой» окраине Черкизона, где, насколько было из­вестно Игорю, в не так давно отрытом и обустроенном «квартале» располагались президентский дворец и прави­тельственные учреждения.

Тюрьма, в которой ему довелось побывать, кстати, входи­ла в некий санитарный кордон — административно-жилой пояс, отделяющий «гнездо власти» от остального Города Греха. Вообще же этот привилегированный анклав как бы уравновешивал трущобы, включавшие в себя и «веселый квартал», и Ристалище, и множество прочих злачных мест. Однако праведников было слишком мало, чтобы это равно­весие могло сохраняться и далее.

Игорь старался не отставать от Меченого.

— Сто раз говорил, тщательнее надо контингент подбирать, вдумчивее... — Меченый запыхался, по не сбавлял ритм — старый боевой конь был в своей привычной стихии. — Только кто нас, стариков, слушает? Эти вот, — указал он большим пальцем руки, затянутой в кожаную перчатку без пальцев, че­рез плечо, — еще выстрела не сделали, а мародерствуют во­всю. Помяни мое слово, парень, когда все закончится, нам с тобой, если повезет в живых остаться, еще придется это дерь­мо вычищать, да к стенке ставить. На страх остальным.

— А мы-то чем лучше? — Князев чувствовал, что окро­вавленные деньги обжигают ему кожу через ткань.

— Мы? — Старый наемник взглянул на него, как на не­смышленого ребенка, сморозившего откровенную глу­пость. — Мы у врага берем. У того, кто, если бы тебя или ме­ня грохнул, точно так же поступил бы. Баш на баш, так ска­зать. Мирных поселян только подонки грабят. А уж насиль­ников я бы, Гладиатор, своими руками кастрировал. Тупым штыком, да под корень. Я таких... — он скрипнула зубами, — с Чечни ненавижу. Были у нас сучата такие... Насиловать, конечно, не насиловали — местные бабы — они такие, что лучше когтями горло себе раздерут, чем без согласия отда­дутся, но уши резали.

— Как это? — не понял Игорь.

— Да вот так. — Меченый на ходу приложился к фляге, молча предложил молодому товарищу, но тот отказался — пахнуло такой сивухой, что нос, как говорится, набок завер­нуло. — Ухо оно что? Хрящ, да кожа. На солнышке подсу­шить — как лепесток цветочный становится. Вот эти гады и резали убитым уши. Будто скальпы индейцам. Мол, глянь, какой я крутой — сколько духов завалил!.. Да ты, наверное, и не знаешь, кто такие индейцы. Дитя подземелья.

— Знаю. — Игорь действительно читал полкниги про Зверобоя, а оставшуюся половину ему браг Антон переска­зал своими словами. - Это такие дикари были. В Америке.

—Дикари... -- Меченый вздохнул и еще раз отхлебнул из фляги. — Это вы дикари. Те, кто тут родился и света белого не видел.

—Я до Катастрофы родился.

—Да? Значит, я совсем стар стал, все вы для меня, сопля­ки, на одно лицо. Так вот, — спохватился он, — беда в том, что уши-то они, паразиты, не только у матерых душар реза­ли. Когда ссохнется, — он тронул мочку уха, — и не отли­чишь мужское или женское... Или детское.

—И у детей? — ужаснулся Игорь.

—За детей не скажу, но слухи ходили. Словом: чем боль­ше, тем, якобы, доблести больше. И в Россию, главное, прав­дами-неправдами перли. Наркоту па Гранине отбирали, оружие... Шмотье, бывало... А кто спичечные коробки пере­тряхивать будет?

Меченый помолчал.

— И что самое гадское, — голос его сел, — уши эти, быва­ло, самые что ни на есть блатные выменивали. Те, что по каптеркам да леикомпатам штаны просиживали, а на бое­вые — ни ногой. А по коробкам выходило — супермены на­стоящие. Куда там Рэмбо всяким.

— А кто это — рембо?

— Эх, сопливые вы... Долго объяснять, Гладиатор.

— Меня Игорем зовут, — признался парень.

Очень уж его взволновал рассказ старого солдата, быть может, ровесника самого Бати. Или даже соратника.

— Игорем, значит? — Меченый хмыкнул. — Хорошее имя... Дружбана у меня так звали. С самого детсада корешились, не разлей вода были. А после школы разошлись пути-дорожки. Ты, поди, и не знаешь, что такое детский сад, а?

— Конечно знаю, — с обидой ответил Игорь.

Еще бы он не знал, что такое «детский сад»! Всем извест­но, что это такой парк, по которому нянечки и бабушки за ручку водят малышей. Водили... Он отлично помнил, как добрая пожилая женщина, лицо которой все больше и боль­ше стиралось с годами, водила там его, Игоря. Помнил вос­хитительный вкус лакомства под названием «заморожен­ное», блестящий шарик, все рвавшийся и рвавшийся из дет­ской ручонки и один раз все-таки отпущенный на свободу из жалости... А рядом все время был Антошка.

— Совсем молодей, — в своей манере страшновато ух­мыльнулся Меченый. - Только не жди, что я тут тебе тоже представлюсь-расшаркаюсь. Не дождешься.

Из проулка ударили первые выстрелы.

Наемникам с минимальными потерями удалось преодо­леть первые рубежи обороны, спешно организованные за­стигнутыми врасплох бойцами президентской охраны. Но буквально в двух шагах от пели они натолкнулись на столь ожесточенное сопротивление, что насту нагельный порыв выдохся сам собой. Нападавшие заботились только о собст­венной шкуре и карманах, поэтому рисковать жизнью им хотелось меньше всего. Пришлось самим перейти к оборо­не, поскольку взять с налету твердыню, расположенную в самом сердце Черкизона, они даже не стали пытаться. И без того эта попытка стоила наемникам потери добрых двух де­сятков бойцов, скошенных в упор кинжальным огнем трех пулеметов, бивших из заложенных почти до верху всяким барахлом окон «белого дома». Окна в подземном городе, во­обще, играли больше декоративную роль, а уж если напи­хать в них обломки мебели и прочего барахла — очень легко становились бойницами и амбразурами.

Игорь, конечно, подозревал, что часть «убитых» чувст­вовала себя отлично, — слишком уж удачно они располо­жились за телами своих невезучих коллег, но выдавать се­бя не считали нужным, прикидываясь мертвыми под свинцовым ливнем, готовым встретить любого, кто нео­сторожно решит не то что приподнять голову, а просто шевельнуться.

— Артисты, — подтвердил Игоревы догадки Меченый, который, морщась, бинтовал оцарапанную рикошетом ру­ку: от помощи подопечного он отказался — царапина, мол, чего на такие пустяки внимание обращать? — Жмуров изо­бражают. А вот фиг им! Там, наверху, — он ткнул перема­занным кровью пальцем вверх, в грубые своды черкизонского «неба», — этакий финт, может быть, и проканал бы, дождаться темноты, отползти к своим... А тут чего ловить? Сколь носом грязюку ни рой, это солнышко не закатится.