Михаил Белозеров - Гибель Марса
-- Это бомба! - сказал комиссар Ё-моё. - Я думал, что здесь алмазы.
-- А разминировать можно? - спросил я.
-- Видишь ли, похоже, что нет. Я пока, карету курочил, обнаружил сейсмические датчики. Да и под самой бомбой может быть что-то подложено.
-- Значит, бомбу привезли в карете, -- понял я.
Пока мы болтали, на часах возникла цифра 17:18.
-- Да! Да! Да! - закричал комиссар Ё-моё. - И осталось двадцать семь минут.
-- Тогда надо двигать, -- согласился я.
И мы переместились.
-- Ты куда меня притащил?! - закричал комиссар Ё-моё. - Куда?!!
***
Итак, мы застряли в прошлом. Комиссар, чуть не плача, уговаривал:
-- Ну давай, сынок, давай!..
А у меня ничего не получалось. Я пыжился. Я надувался. У меня даже, наверное, подскочило давление. Но все было без толку.
-- Хозяин, можно я ему врежу?! - предложил юмон.
-- Я тебе врежу! - пригрозил комиссар Ё-моё. - Он -- наше единственное спасение.
-- Ну и что, -- возразил Сорок пятый. - Главное, он вас не уважает. А за вас я знаете, что сделаю!
-- Пошел ты, придурок! - заорал комиссар Ё-моё. - Ты кто?! Ты юмон! Твое место у параши!
-- Слушаюсь, хозяин!
-- Ну и иди туда! Ну давай, сынок, давай... -- снова закудахтал надо мной комиссар Ё-моё. -- Ты наше единственное спасение!
Теперь он заговорил обо всех и даже о Викторе Ханыкове, который тюфяком валялся на койке.
-- Я и сам понимаю, -- покаялся я. - А у вас еще медиатор есть?
-- Какой медиатор? Какой?! Последнюю дозу на вас извел, козлов, прости, господи. Ты же должен понимать... рванет так, что пепла не останется!!!
Я вежливо выслушал и ответил:
-- Я понимаю, но что делать?
Он нервно почесал лысину.
-- Может, тебе водки налить?!
-- Налейте, -- согласился я.
-- И водки нет!
Он убежал за водкой, оставив нас наедине с ватной тишиной звездолета.
Сорок пятый заходил из угла в угол. Впервые я видел, что он нервничает. Даже цекулы не произвели на него такого впечатления.
Один Виктор Ханыков, ни о чем не подозревая, спал беспробудным сном.
-- Слушай, -- спросил юмон, -- почему ты такой спокойный?
-- Не знаю, -- признался я. - Спокойный, и все.
И вдруг я понял - чертово альдабе! Где-то в подсознании крылась мысль, что со мной плохого не случится. Даже не так: вообще, ничего, абсолютно - пусть взорвутся хоть сто тысяч бомб.
-- Это тебе не город, -- назидательно сказал юмон, -- рванет так, что мало не покажется. А у меня дочка!
-- Ты женат? - удивился я.
До этого я не думал, что юмонам можно обзаводиться семьей.
-- Семь лет... -- вздохнул Сорок пятый.
-- Сколько ты получишь от комиссарских щедрот? - спросил я.
-- Ничего не получу, -- ответил юмон.
-- А проценты? - спросил я.
-- Нет процентов... -- простодушно ответил он.
-- Почему? - удивился я.
-- Потому что так сделан. Совесть, понимаешь ли.
-- Иди ты! - не поверил я и отвернулся.
-- Генетическая совесть, -- уточнил юмон. - Ничего не могу с собой поделать. Начинаю деньги брать - совесть мучает, спать не могу, курить начинаю... на жену, пардон, не встает... ну и все такое...
-- Ну ты даешь! -- восхищенно признался я.
-- Да, такие мы юмоны, -- похвалил себя Сорок пятый.
-- Что все-все? - спросил я.
-- Ну все, но встречаются.
В этот момент в номер влетел комиссар Ё-моё с бутылкой в руках. Для быстроты дела, он ее уже откупорил.
-- Пей! - приказал он.
-- Я не могу без стакана, -- отстранился я.
-- Пей! Тоже мне, принц датский!
-- Из горла не буду, -- уперся я.
-- Какая тебе разница!!!
-- Я хочу получить удовольствие, -- сказал я и добавил: -- На последок.
-- О, господи! - заорал комиссар Ё-моё. - Быстро найди ему стакан! - приказал он Сорок пятому юмону.
Юмон принес пластмассовый стаканчик для зубных щеток.
-- Прополоскал? - спросил я, нюхая край.
-- Ну а как же!
-- Врешь, -- убежденно сказал я и весело посмотрел на юмона.
-- Вру... -- так же весело признался он.
-- Дай! - стиснув зубы, комиссар Ё-моё вырвал стаканчик у меня из рук и убежал в душ. - Теперь все нормально, -- вернулся он и с нетерпением уставился на меня. - Давай!
Я стряхнул со стаканчика капли воды.
-- А закуска?
-- Закуски нет.
-- Слушай, я так не могу. На пустой желудок. Нет, я водку люблю... но не до такой же степени, -- признался я.
-- Я тебя убью!!! - пришел в бешенство комиссар Ё-моё. - Пей, сволочь!!!
Я налил и выпил. Словно жаждущие чуда, они уставились на меня.
-- Ну что?.. - осторожно спросил комиссар Ё-моё.
-- Ничего... -- сказал я. - Хорошая водка...
-- Пей еще! - приказал он.
Я налил и выпил. Потом еще - налил и выпил.
-- Стоп! - сказал комиссар Ё-моё, накрывая стаканчик. - Хватит, а то напьешься!
-- Не напьюсь, -- заверил я его.
-- Почему?
-- Не напьюсь, и все, -- сказал я, забирая у него стаканчик. - Может, и вам налить?
-- Пей, -- терпеливо вздохнув, согласился комиссар Ё-моё.
Он решил действовать наверняка -- слишком мало времени осталось. Я налил и сделал большой глоток. Они синхронно повторили мое глотательное движение. Я потянулся к бутылке.
-- Нет, так дело не пойдет! - понял комиссар Ё-моё. - Ты просто напьешься и уснешь.
-- Зато ничего не почувствую, -- признался я и посмотрел на Виктора Ханыкова.
И все тоже на него посмотрели -- ему можно было только позавидовать: он спал, как пожарник, раздувая щеки. Руки его покоились на животе.
-- Я давно не сплю, -- улыбаясь, открыл глаза Виктор Ханыков.
-- Хочешь выпить? - спросил я и вопросительно посмотрел на комиссара Ё-моё.
-- Хочу, -- он сел на койке. - А в чем сыр бор?
-- Ладно, пейте, -- комиссар Ё-моё с беспокойством взглянул на часы. - Осталось десять минут.
-- Подумаешь, -- сказал Виктор Ханыков и сразу влил полбутылки себе в горло. - Жаль закуски нет, -- намекнул он.
-- Хорошо, сейчас принесу закуску, -- терпеливо, как психиатр, сказал комиссар Ё-моё.
Похоже, он впал в тихое отчаяние.
-- И еще чего-нибудь захватите, -- попросил я, щелкнув по горлу.
Не знаю, услышал он мое пожелание или нет. Когда я оглянулся, то бутылка уже была пустой. Ее содержимое одним махом допил Сорок пятый юмон.
-- Ну ты даешь! - изумился я. - Юмоны же не пьют?!
-- Не пили, -- согласился он. - Ё-моё!
Мы смеялись долго-долго, до коликов в желудке. Даже юмон катался по полу, хотя с юмором у него, я уверен до сих пор, не все в порядке.
На этот раз комиссар Ё-моё вернулся быстрее прежнего. Он принес бутылку конька и бутылку водки. Из закуски - открытую банку соленых огурцов и круг жареной колбасы.
-- Так в чем сыр бор? - оживился Виктор Ханыков, ломая колбасу.
-- В бомбе! Нам осталось жить, -- я посмотрел на часы, -- ровно семь минут, плюс минус тридцать секунд.
-- У нас куча времени! -- обрадовался он.
Комиссар заскрипел зубами. Он определенно пожалел, что связался с нами кретинами.
За две минуты мы выпили весь наркоз и съели всю закуску. Виктор Ханыков даже употребил рассол из банки.
-- Надо было оставить опохмелиться, -- заметил я.
-- Козлы! - выругался комиссар Ё-моё.
Он упал на койку и обхватил голову руками. Он мог воспользоваться своим пистолетом, но даже не притронулся к нему, понимая, что все кончено.
-- Опохмеляться надо не так! -- заявил юмон.
-- Будешь меня еще учить?! - воскликнул Виктор Ханыков, входя в раж. - У меня знаешь какой стаж по этому самому делу?!
-- Какой? - делая еще более глупое лицо, спросил юмон.
-- Три года!
-- Ерунда! - уверенно заявил Сорок пятый. - Вот у меня...
-- Так! - вскочил комиссар Ё-моё. - Я вас сейчас всех убью!
Он выхватил свой пистолет. Черт! Я как-то о нем совсем забыл. Комиссар Ё-моё передернул затвор и выстрелил. В последний момент я успел уклониться. Пуля просвистела рядом с ухом, и я оглох на одно ухо.
Больше выстрелить комиссару Ё-моё не дали -- в следующее мгновение мы уже сидели на нем, и даже верный юмон старался изо всех сил. Все страшно напряглись, борясь за оружие. Отчаяние придало комиссару Ё-моё силы. Лицо его надулось и сделалось красным. На шее вздулись вены толщиной в палец. Наконец пистолет, как живой, отлетел в угол.
Сорок пятый поднял его и, брезгливо держа двумя пальцами, отнес в туалет. Потом вернулся и спросил:
-- А почему мы не взрываемся?
-- Да, почему? - удивился я и отпустил комиссара Ё-моё.
Он сел и ошалело посмотрел вначале на часы в каюте, потом на свои ручные.
-- Ничего не понял... -- признался он.
-- А чего здесь понимать, -- беспечно хмыкнул Виктор Ханыков. - Значит, не было взрыва.
-- Но я сам видел бомбу... -- растерялся комиссар Ё-моё.