Михаил Белозеров - Гибель Марса
-- Мальчики, не хотите выпить?..
Он шаловливо выставил бритую ногу в женской туфле. Комиссар Ё-моё шарахнулся к противоположной переборке. Мне было все равно - на Рублевки я и не такое видал, поэтому продолжал двигаться по прежней траектории, то есть, как привык ходить - по прямой. Комиссар дернул меня за собой. Получилось странно - вроде, он меня ревнует и не дает ни с кем знакомиться.
-- Я тебе выпью! - погрозил он пальцем издалека. - Ё-моё...
-- Мальчики, я не кусаюсь...
В манерах полуодетого мужчины проскакивала немужская жеманность. А еще у него были ярко накрашенные губы и глаза.
-- Давай останемся? - предложил я, ничем не рискуя. - Давай?.. А?.. Хорошее место... Девочки, выпивка...
-- Иди ты! - комиссар Ё-моё что есть силы толкнул меня в спину. - Иди!..
-- Ну мальчики... -- мужчина призывно глядел нам вслед.
Комиссар Ё-моё нервничал. Думаю, не из-за педика. Возьму сейчас и сверну тебе голову, думал я. Потом пойду к капитану и выложу как на духу, что звездолет обречен. Правда, не знаю, почему. Ну поищут какую-нибудь бомбу, ну не найдут. Вдруг никакой бомбы нет и в помине? Проверят списки пассажиров, поймут, что я заяц и начнут прессовать. Здесь у них наверняка своя служба безопасности, метаполиция и контрразведка. Нет, это несерьезно, думал я. Да и Виктора Ханыкова жалко. Втянул в это дело. А юмон... Тоже жалко - заблудшая душа.
Совсем уже в другом месте мы вспугнули мелких воришек, которые приняли нас за полицию (одна фуражка комиссара Ё-моё чего стоила!) и, не захлопнув двери чей-то каюты, задали стрекоча по бесконечно длинному коридору, теряя на бегу какие-то вещи, типа колготок и женских трусиков.
Комиссар Ё-моё хорошо знал план звездолета "Абелл-085". Я это понял по тому, как он старательно избегал каких-то определенных палуб. И даже старался к ним не приближаться, а двигался целенаправленно, обходя их по огромной дуге.
Потом я на какое-то время действительно отрубился, потому что очнулся в тот момент, когда мы в спешном порядке спускались, как мне показалось, в гигантский провал, откуда доносились звуки работающего оборудования, вздохи и ахи огромных механизмов. Какие-то трубы и арки разбегались во все стороны. Снизу бил свет, и от этого резкие тени мешали правильно сориентироваться. Лестница огибала лифтовую клеть. Тросы блестели от смазки. Я хотел съехать по одному из них, но затем решил, что это точно будет перебором - комиссар Ё-моё поймет, что я придуриваюсь.
Вдруг лифт ожил, тросы завибрировали. Клеть медленно поднялась и замерла под нами. Только после этого я понял, что комиссар Ё-моё управляет ею с помощью автономного пульта. Мы перебрались на крышу и стали подниматься вверх. Когда клеть почти достигла нулевой палубы звездолета "Абелл-085", комиссар остановил ее и мы полезли в вентиляционную систему.
На трезвую голову я бы ни за что не сделал этого. Все-таки из-за действия медиатора критическая оценка у меня была понижена. Стоило персоналу звездолета включить вентиляцию, нас бы сдуло, как пушинок. Хотя наверняка комиссар Ё-моё предусмотрел и этот вариант.
Для того, чтобы я не потерялся в вентиляционном лабиринте, он привязал меня веревкой за шею и тащил за собой, как собачонку. Кроме толстого комиссарского зада, я ничего не видел, а каким образом мы очутились в хранилище звездолета, даже не заметил.
Хранилище было огромным. В первой комнаты царил настоящий бардак - комиссар явно постарался. Пол был усыпан разноцветными шариками пенонаполнителя и банкнотами крупного номинала. Можно сказать, пещера Алладина. Кроме банкнот, между растерзанными деревянными ящиками, вперемешку с пуками стружки валялись драгоценности, осколки китайских ваз, растоптанный антиквариат: какие-то золотые поделки, бронза эпохи Мин, старинное оружие, зеркала, египетские золотые маски, совершенно определенно -- смятая маска Аганемнона из коллекции Генриха Шлимана, нефритовые маски инков, короны, усыпанные изумрудами, шляпки в бриллиантах и прочие, и прочие не менее дорогие вещи, ценность которых я своим дилетантским взглядом определить не мог. В углу даже торчали золоченые колеса огромной кареты. Не хватало только лошадей. Большинство ячеек были взломаны, и золотые монеты и бруски золота и теллурия вместе с рублевыми пачками изящными кусками громоздились то здесь, то там. Я удивился тому, как много комиссар успел за такое короткое время. Но что именно он искал, трудно было понять, раз все остальное его не интересовало?
Комиссар Ё-моё молча потащил меня дальше. Я приготовился увидеть нечто невообразимое, но то ли комиссар успел разгромить только одну кладовку, то ли банально устал, -- в следующей комнате царил идеальный порядок, хотя она тоже была заставлена разнокалиберными ящиками. На столе в центре лежали три черных тубуса и огромная сумка.
-- Ты это сможешь утащить? - нервно спросил комиссар Ё-моё.
-- Смогу, -- сказал я.
-- А больше сможешь?
-- Смогу, -- беспечно кивнул я.
Честно говоря, мне было все равно. Я не собирался перемещаться дальше каюты номер 12043Б. Не потому что я был таким правильным, а потому что решил не уступать из принципа.
-- Тогда погоди... -- обрадовался комиссар Ё-моё.
Взглянув на часы, он убежал в соседнее помещение, чтобы вернуться через минуту с еще одним тубусом.
-- Пиросмани... -- объяснил, видя, что я вопросительно смотрю на него.
-- Чего? - спросил я.
-- Не чего, а кто, -- поправил он. - Нико Пиросмани. Примитивист. Девятнадцатый век. Стоит бешенных денег.
-- А... -- сказал я. - Понятно. А это? - я показал на все остальное.
Мне было интересно, что находится в тубусах. Но комиссар Ё-моё расценил мой вопрос по-своему.
-- Не волнуйся, половина твоя!
-- Спасибо... -- удивился я. - Очень щедро!
-- А как же по иному! - воскликнул комиссар Ё-моё.
Врешь! думал я. Так не бывает! Щедроты до Марса, а там -- пуля в лоб и все дела
-- Какие художники здесь обитают?
-- Художники? - переспросил комиссар Ё-моё. - Здесь Рубенс. Здесь импрессионисты: Гоген и Винсент Ван Гог. Больше не влезло!
-- А здесь? - я неловко, как пьяный, дернул сумку за обе ручки.
-- Осторожней! - воскликнул комиссар Ё-моё. - Здесь бриллианты на миллиарды. Ё-моё!
-- Понял, -- с дебильной покорностью сказал я. - Понял, что вы все продумали.
-- Тогда готовься к перемещению! - одной рукой он ухватился за меня, а другой прижимая к себе тубусы с картинами и огромную сумку.
-- Куда? - удивился я.
-- Как куда? Домой! Ё-моё!
-- А ребята?
-- С ребятами сложнее, -- признался он и настороженно уставился на меня.
-- Сейчас, -- сказал я. - Сейчас... только сосредоточусь...
Я притворился, что по-прежнему нахожусь в невменяемом состоянии. На всякий случай даже закатил глаза.
Комиссар Ё-моё тоже закрыл глаза и подождал с полминуты, явно вслушиваясь в свои ощущения, потом дернул меня за рукав и требовательно произнес:
-- Я говорю, поехали!
-- Бе-е-е... -- я решил идти до конца.
-- Господи! Опять!.. -- испугался комиссар Ё-моё.
Не долго думая, он достал свою заветную фляжку, и я хорошенько приложился.
-- Хватит, -- сказал он, вырывая у меня фляжку, -- хватит, а то напьешься.
Напиться я не мог по определению - слишком мало было алкоголя. Я снова напыжился.
-- Ну? - дернул меня комиссар Ё-моё. - В чем дела?
-- Тяжело... -- пожаловался я.
-- А так? - он отшвырнул тубы с Ван Гогом и Гогеном.
-- Так легче, -- согласился я и снова напыжился.
Ей богу, в этот раз я не валял дурака. Мне самому хотелось попасть домой, то есть в каюту. Я почему-то все время думал о ней, а не о Марсе. Наверное, поэтому ничего не получалось.
-- Ладно! - решительно сказал комиссар Ё-моё. Не мучайся, -- он с сожалением посмотрел на сумку, вздохнул, словно расставался с любимой женой, и, не долго думая, спихнул ее со стола. - Все денег не соберешь!
Сумка действительно оказалась тяжелой. Замок не выдержал, лопнул, и содержимое блестящим потоком высыпалось на полу.
Видать, дело и впрямь было дрянь, раз комиссар так спешил.
-- Поехали! - топча бриллианты и алмазы, закричал комиссар Ё-моё. - Поехали!!! Ё-моё!!!
У меня снова ничего не получилось.
-- Ты чего-то, не понимаешь! - с угрозой в голосе сказал комиссар Ё-моё.
-- Не понимаю, -- согласился я.
-- Ладно, идем!
Прихватив тубус с Нико Пиросмани, он потащил меня в ту комнату, с которой мы начали экскурсию. Точнее - к карете с золочеными колесами.
-- Ничего не трогай, а только смотри! - и осторожно распахнул тяжелую золоченую дверь.
Я заглянул внутрь. Первое, что бросилось в глаза, были четыре цифры: 17:17.
-- Понял? - спросил комиссар Ё-моё.
-- Нет, -- признался я, разглядывая огромный металлический цилиндр, помещенный в фирменный ящик.
