Ник Львовский - Заметки путевого Обходчика
Обильно полив рану перекисью, я приступил к главной, и наиболее сложной части процедуры. Кровь требовалось остановить, и моя рука потянулась за иголкой с ниткой. Предварительно я отвинтил еще одну крышечку с небольшой фляги и мне в ноздри ударил устойчивый запах чистого спирта.
Глоток оказался слишком большим. У меня в раз перехватило дыхание. Жидкость обожгла все горло, и на глазах выступили слезы. Но уже за миг пришло облегчение, а в голове воцарилась приятная безмятежность.
И лишь теперь я хладнокровно приступил к штопанью самого себя. Рука больше не дрожала, а стежки ложились плавно. Ровно ли, меня не интересовало. Главное, чтоб кучно, надежно перекрыв отток столь драгоценной для меня крови. Труднее всего далась такая же процедура, но сзади. Но, терпение и труд — все перетрут. Последняя петля, немного йода, и в довершение всего повязка, укутавшая рану несколькими слоями марли. Потом еще пару грамм спирта. Потому как заслужил.
Я понимал, что разлеживаться времени нет. Потап, скорее всего, долго ждать не станет. Надоест, и заложницу запросто могут пустить в расход. Предварительно, если она не дурна собой, повеселившись вволю. Уж кто-кто, а братва это умеет.
«Если уже не пустили» — эта мыслишка от самого начала засела эдаким червяком вредителем, совсем не прибавляя оптимизма.
Кряхтя, как столетний дед, я поднялся на ноги. У меня тут же закружилась голова, и затряслись коленки. В глазах помутилось, и я чуть было не рухнул на землю. Быстренько присел на корточки, пригнув голову к низу и обхватив ее руками.
Слегка попустило. И я повторил попытку. На сей раз медленно, без резкости в движениях. Помогло. И хотя меня и пошатывало, как моряка на палубе во время шторма, но, по крайней мере, в глазах не двоилось, и я мог более-менее контролировать ситуацию.
* * *Первое о чем я подумал, выйдя на Нагорную, что кто-то, скорее всего сами же Севастопольцы, специально распустили столь страшные слухи об этой спокойной, совершенно пустой, и ничем не угрожающей станции. Распустили для того, чтобы разная шваль, наподобие тех, с Нагатинской, не совала сюда свой нос.
Я с любопытством высвечивал фонариком, прикрепленным к дулу автомата, все вокруг, пробуя найти хоть какое-то опровержение моему первому впечатлению. Хоть что-то, что все же указало бы на то зло, царившее здесь уже давным-давно. Но кроме пыли и потеков на стенах, мне так и не удалось ничего разглядеть.
«Здесь даже скелетов нет» — вдруг насторожился я. Абсолютная, по сравнению со всеми, виденными мною ранее, такими же запущенными станциями, невероятная стерильность. Складывалось впечатление, что кто-то время от времени захаживает сюда, и каким-то невероятным образом минуя пыль, аккуратно убирает все остальное. То, что, по его мнению, могло нарушить целостность данной картины.
«Мистика» — увиденные детали совсем меня не успокоили. Как раз наоборот. Я моментально причислил этот феномен к очередной аномалии. — «А раз это аномалия, то она то и может являться неким живым организмом, способным поглощать все целиком. Не оставляя после себя даже останков» — после виденных мною у Войковской привидений, я теперь мог поверить во что угодно. У меня моментально засосало под ложечкой и мне снова захотелось приложиться к фляге со спиртом. Еле пересилил это побуждение, понимая, что лишний грамм алкоголя совсем не прибавит мне бдительности.
Не убирая руки со спускового крючка, я снова перешел на легкую трусцу. От такой встряски плечо тут же отозвалось, требуя полного спокойствия. Но я продолжил издевательство над самим собой, понимая, что лучше так, нежели встреча с чем-то, чего мне действительно стоило опасаться.
Глава 22. Попутчик
Как бы вы себя повели, раздайся у вас за спиной обращенное к вам же «Мил человек», произнесенное таким убаюкивающее спокойным тоном, на который способен только некто, настроенный в данный момент весьма миролюбиво? Наверняка вначале расплылись бы в улыбке, а уж потом развернулись к незнакомцу, преспокойненько ожидая, а что же последует дальше.
А теперь сменим декорации. Представьте себе ту же ситуацию, но на Нагорной. Когда ваши нервы и так давно просятся к психотерапевту. И как? Улыбочка то не наползает. А первое, что, скорее всего, пришло б в голову — броситься в сторону, моля всех святых о том, чтобы вы, именно вы первым успели выстрелить. Ведь вам еще ж и развернуться то надо. Тогда как некто уже смотрит на вашу спину, которая является просто таки отличной мишенью для всякого, пускай даже отдаленно имеющего представление об оружие, и о том, как его следует использовать.
И только находясь в полете, до вас вдруг начинает доходить, что захоти этот кто-то убить вас, стал бы он вообще заговаривать. Да еще таким вот приветливым, спокойным голосом. Успеете ли вы, лихорадочно кляня себя за поспешность, сдержать свой первый порыв и не разрядить рожок автомата в, скорее всего, ни в чем не повинного человека?
Я успел. Надо сказать в последний момент. Палец дрогнул, но все же среагировал на импульс в виде приказа «отставить!», посланный ему сверху. Мое тело рухнуло, а моя боль, которая никуда, собственно, и не девалась, хлестнула, прошила меня насквозь.
— Твою мать!!! — заорал я, обращаясь и к той зловредной тетке и к незнакомцу, который, кстати, взирал на все мои поползновение с таким невероятным спокойствием, что мне отчего-то показалось, что он того. Да и как тут, в такой обстановке мозгами то не поехать. Мне даже ругаться дальше перехотелось. И я, растянувшись на полу, и ухватившись за плечо, лишь молча рассматривал того, кто так неожиданно появился ниоткуда.
Одет дедок был точно так же, как наряжаются иноки. Латанный-перелатанный балахон висел на его костлявом теле, как очень большого размера пиджак на вешалке. В обоих случаях требовалось нечто значительно большего объема, чтобы хоть как-то скрасить, дополнить это безрадостное уныние. Возраст я навскидку определил по окладистой, совершенно седой бороде, доходившей почти до пояса, и морщинистой руке, до бели в костяшках, вцепившейся в скрюченный посох, бывший некогда какой-то корягой. Судя по всему, он то и был его единственным оружием. Правда, что-то незнакомец мог припрятать в котомку, безвольной грудой повисшей на его плече. Но, это было не в счет. Главное, что в руках. А посох против автомата — смешно право слово.
Приглядевшись повнимательней, я заприметил, что, несмотря на кажущуюся немощь, старик совсем таким не является. Особенно выдавали его глаза. Открытые, чистые, а главное живые. Именно так смотрят на мир дети, которым всегда и до всего есть дело, и у которых, по их, конечно же, подсчетам, впереди целая вечность. Да и двигался дядя, как для его лет и палки, слишком проворно. Я и глазом не успел моргнуть, а он преодолел разделявшее нас расстояние, и подал мне руку.
— Такой молодой, а ужо на ногах не держисся — произнес он при этом, расплывшись в улыбке, и продемонстрировав наличие белых, как новехонький мелок, тридцати двух, (плюс-минус, всех же мне не сосчитать) зубов. По меркам метро большая замечу я вам диковинка. Сказывалось элементарное отсутствие зубной пасты и нормального питания. Под словом нормальное, я имею в виду овощи и фрукты, коих большинство из нас давным-давно не едали.
Я бережно, переживая, как бы ненароком и дедка не уронить, ухватился за протянутую мне ладонь. Зря старался. Потому как этот Божий одуванчик, с легкостью тяжелоатлета, подхватил меня и перенес в вертикальное положение. А потом нагнулся и поднял с земли мой рюкзак. Автомат, валявшийся обок, он, почему-то трогать не стал. Хотя, я это точно заприметил, глянул на него и даже потянулся за ним. Но моментально отдернул руку.
Мне же мешкать не стоило. Тем более, когда рядышком такой вот замаскированный Геракл нарисовался. Доверяй, но проверяй — вот основной принцип, по которому жило большинство жителей подземного мира. Поэтому я пригнулся, стараясь не спускать глаз с дедули, и поднял Абакан, как бы невзначай слегка направив оружие в его сторону.
— Не поможешь ли ты мне, милок? — дед и дальше, казалось, не замечал моей настороженности. Или, по крайней мере, делал вид, что не замечает.
— Чем же я помочь то могу? — ответил вопросом на вопрос. При этом я все же опустил дуло вниз. Вернее не я, а моя руку, сама по себе, повинуясь некоему внутреннему порыву, сделала это. — Да и нужен ли тебе… — тут же осекся, — вам такой помощник — указал на плечо. Свитер, испачканный кровью, и выпиравшая оттуда грубо наложенная повязка, наглядно демонстрировали истинное положение вещей.
— Да вдвоем все одно легше то путь держать — глазки дедка хитро прищурились, испещрив паутинкой мелких морщинок почти все лицо.
— А вы значит тоже на Севастопольскую? — поинтересовался. Параллельно я вдруг подумал, потирая раненное плечо, а как это ему удалось Нагорную миновать. С одним дрыном в руках супротив не в меру разгневанных бандюков. Но спросить об этом почему-то не решился, просто взяв на заметку, сей небезынтересный факт.
