Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон
— Если говорить откровенно, большую роль играет коррупция.
— Вы даже не представляете какую! — вставила Кьяра.
— Я слышал, что с MOSE у вас уже были проблемы, — сочувственно заметил Виллем.
— Просто представьте себе: строительство началось в 1987 году, а заработали ворота только в 2020-м, — пояснил Микьель.
— А к этому времени вся система безнадежно устарела! — снова вставила Кьяра.
— Лорд-мэр может рассказать вам нечто очень похожее о Барьере Темзы[556], — ответил Виллем. — Впервые заговорили о нем после наводнения 1953 года. Разговоры шли лет двадцать. В 1974-м начали строительство. А запустили его в 1982-м, когда вся конструкция уже морально устарела.
Кьяра покачала головой и уставилась в окно на проносящийся мимо ряд ветровых турбин, простирающийся до горизонта и синхронно мигающий красными огоньками.
— Мой брат слишком дипломатичен, — сказала она. — Раз он стесняется, я скажу. Барьерами в том или другом месте проблему не решить. Все эти политики слишком… — Она покрутила рукой в воздухе, снова обменялась парой слов с Микьелем и наконец остановилась на выражении: — Слишком консервативны. Подъем уровня моря — общая проблема, и решать ее надо в масштабах всей планеты.
— У нас особая связь с нашим городом, — заговорил Микьель. — Наша родина — именно Венеция. Не Италия. — Он пожал плечами. — Другие итальянцы, в Романье или в Тоскане, могут посмотреть на карту и сказать: «Подумаешь, Венеция! Крохотное пятнышко на карте. Если его потерять, Италия не погибнет, даже уменьшится совсем ненамного. Все знаменитые произведения искусства можно перевезти куда-нибудь повыше; можно даже разобрать по кирпичику собор Сан-Марко и Дворец дожей и заново собрать их на новом месте…
— Устроить евро-Дисней! — невесело усмехнулась Кьяра.
— Как Лондонский мост перевезли в Аризону[557], — подсказала Саския.
— Может, там и для Моста вздохов найдется местечко!
— Как ни жаль, и в Венеции есть те, кто с этим согласны, — подхватил Микьель. — Но мы не из них. Мы здесь представляем тех венецианцев, для которых побережье Лагуны и есть вся их страна. Все остальное неважно. Наша родина — Венеция; если мы ее потеряем — останемся бездомными.
— А вы считаете свою страну частью Европы?
— Венеция никогда не была частью Европы! — вступил в разговор еще один голос, женский, звучный и властный.
Подняв глаза, Саския увидела в проходе новую гостью.
На вид ей можно было дать и пятьдесят, и очень моложавые семьдесят. В костюме гостья не делала уступок неформальному стилю Дикого Запада, царящему в этом поезде: на ней была длинная темная юбка, кашемировый свитер с высоким воротом и блейзер. Несколько тщательно подобранных украшений, и среди них крупная золотая булавка с изображением крылатого льва, символа Венеции. Саския с трудом подавила мгновенное нелепое желание пригнуться и проверить, какие на гостье туфли. Без сомнения, строгие, элегантные, скромные на вид — и стоят целое состояние.
При виде своей тетушки — это, очевидно, была она — Микьель поднялся с места, уже набрал воздуху в грудь, чтобы начать церемонию представления, но та его оборвала. Устремив прямо на Саскию взгляд больших угольно-черных глаз, она договорила так же спокойно и неторопливо:
— А когда мы совершили ошибку и доверились Европе, нас отымели.
Будь Саския помоложе, пожалуй, эта женщина ее бы напугала. Но она давно уже не девочка — и теперь прямота и жесткость венецианки вызвала у нее лишь уважение, не страх.
— Корнелия! — воскликнул Микьель, а затем повернулся к Саскии. — Ваше величество, позвольте представить мою тетушку…
— Вы говорите о Крестовых походах? — прервала его Саския, изумленная тем, что о делах столь далеких дней Корнелия говорит с такой экспрессией. Но что еще она могла иметь в виду?
— От корсиканца[558] мы тоже ничего хорошего не видели, но да, я о Крестовых походах. — Корнелия подошла ближе, протянула руку, и Саския, не вставая, ее пожала.
Ни к кому больше новая гостья интереса не проявила. Кьяра, до того шумная, в присутствии тети как-то разом поблекла и притихла. Микьель вышел в проход и помог Корнелии сесть напротив Саскии, хотя, кажется, помощь ей вовсе не требовалась. Теперь молодые венецианцы стояли у стола и наблюдали за разговором, не то чтобы встревоженные, но явно готовые вмешаться.
Корнелия поставила локоть на стол, оперлась волевым подбородком о ладонь и запустила пальцы с кроваво-красными ногтями в волосы, черные, как воронье крыло, но кое-где подернутые серебряными нитями. На руке звякнули браслеты. Смотрела она прямо на Саскию. А Саския — прямо на нее; и то, что видела, с каждым мгновением все больше ее привлекало.
В сексуальном плане она почти не имела дела с женщинами, а немногие, очень давние случаи списывала на юношеские «поиски себя». Однако теперь настойчивый интерес дочери к ее личной жизни направил мысли Саскии в неожиданную сторону. В самом деле, ведь иногда, раз в десятилетие, ей встречались женщины, ради которых стоило сделать исключение! Вот и сейчас…
На миг ей показалось, что остальные догадываются, куда устремлены ее мысли. Ей самой это казалось до странности очевидным. И легкая усмешка в глазах Корнелии подсказывала, что как минимум один из присутствующих прекрасно ее понял. Но в следующий миг Корнелия отвела взгляд и со вздохом откинулась на спинку кресла.
— Нидерландам тоже известно, каково это — когда тебя предают. Когда ненавидят, потому что завидуют.
— Наверное, каждая страна это ощущает рано или поздно, — заметила Саския. — Так вырабатывается чувство национальной общности.
— Но иногда эти ощущения не лгут. Венецию ненавидят уже много столетий. В чем только не подозревают! Даже другие итальянцы — особенно они. Нет, мы — отдельная страна. И должны добиться независимости. Иначе нам не выжить.
— Если позволите… — начал Виллем. Корнелия повела взглядом в его сторону, и он добавил: — О, я здесь никто! — Полное равнодушие Корнелии к светским приличиям, похоже, не оскорбляло его, а забавляло. — Если позволите, подытожу все здесь сказанное. Весь город Венеция очень скоро окажется под водой. Возможно, он уязвим, как ни один другой город в мире. Из-за мелочных запретов и неуклюжей бюрократии ЕС, а также из-за коррупции в самой Италии провалился проект MOSE. И самое неприятное, что он не быстро провалился, а очень-очень медленно затонул.
Молодые венецианцы рассмеялись, и даже на лице у Корнелии впервые появилась улыбка.
— Если бы Венеция обладала свободой действий и могла принимать смелые решения, как в памятные времена ее золотого века, это бы…
— Да, это бы решило все наши проблемы, — подтвердила Корнелия.
— Но Венеция — часть Италии, а та, в свою очередь, часть ЕС, так что это невозможно вдвойне.
— Невозможно вдвойне… хорошо сказано! — печально покачав
