Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон
Бо явно не спешил переходить к делу. Он задумчиво следил взглядом за троицей рабочих, зашедших на парковку, чтобы посетить переносной туалет и выкурить по сигарете.
— Сто лет назад они были бы чернокожими. Пятьдесят лет назад — вьетнамцами. Двадцать лет назад — мексиканцами, — заметил он.
Нынешние рабочие были белыми.
— Что ж, может, хоть это их научит уважать труд. А то, что они здесь делают, очень напоминает посадку риса, не правда ли?
Он имел в виду древний способ земледелия, распространенный по всей Восточной Азии, когда рис высаживают весной на заболоченных полях. В каждом языке, в каждом диалекте для этого процесса есть свое слово. И сейчас Бо использовал слово не из мандаринского. Судя по его речи и виду, Бо был типичным северным ханьцем и на мандаринском говорил с рождения; но сейчас — едва ли случайно — он перешел на диалект фучжоу, родной для китайской половины семьи Виллема.
— Верно, — согласился Виллем, — очень похоже. С той разницей, конечно, что здесь выращивают не пищу, а новую землю.
— Это должно быть очень любопытно и для вас, и для особы, на которую вы работаете, — сделал подачу Бо. — Кому же знать все о таких вещах, как не нидерландцам!
Фраза, явно направленная на то, чтобы Виллем «раскололся» насчет королевы. Китайцы знают, что она в Техасе? Или только подозревают? Или не знают ничего?
— Мне кажется, вы не отдаете должного собственной стране, — любезно возразил Виллем. — Сегодня чуть раньше я ехал вдоль реки, с обеих сторон огороженной насыпями выше дороги. Это напомнило мне реку Желтую: как вы знаете, именно так она выглядела задолго до того, как нидерландский народ начал возводить свои скромные плотины.
Бо кивнул.
— Это и способ борьбы с наводнениями, и оружие. — Он употребил китайское выражение, буквально означающее «вода вместо солдат».
Виллем принял подачу.
— Быть может, вам интересно будет узнать, что и голландцы использовали воду как оружие. Вильгельм Молчаливый, принц Оранский, — да, предок особы, которой я имею честь служить, — в 1574 году открыл шлюзы, чтобы остановить наступающую испанскую армию. Прием оказался успешным. Теперь ту победу каждый год отмечают в Лейдене.
— На вашей второй, приемной родине, — без особой нужды добавил Бо. — Так вы изучаете историю? Тогда, должно быть, знаете, что прорыв плотин на реке Желтой считался страшной катастрофой. Когда такое случалось, народ верил, что император утратил Мандат неба.
Бо проговорил это с легкой улыбкой, и Виллем усмехнулся в ответ.
— Если вы хотите провести какие-то аналогии с особой, на которую я работаю, то вам стоит помнить, что свой мандат она получила от народа. А в «небо» никто в Нидерландах больше не верит.
— В Амстердаме? В Гааге? Может, и так, — парировал Бо. — Но разве вам не случалось ездить на восток?
— Вы имеете в виду восток Нидерландов?
— Да.
— Это же в двадцати минутах езды от названных вами городов!
— Верно. Но иногда двадцати минут достаточно, чтобы переместиться в иную эпоху. — Бо неторопливо отхлебнул чай. — Сельские жители в… как называется этот район? Брабант?
— Да, Северный Брабант.
— Мне рассказывали, там и по сей день живут очень религиозные люди. Консервативные. Даже реакционно настроенные.
Такой поворот беседы Виллему не нравился, но спорить было невозможно. В конце концов, сам он всего несколько часов назад не где-нибудь, а в доме своего отца любовался «реликвиями», воплощающими в себе именно то, о чем говорит Бо.
— По моему опыту, люди во всем мире рассуждают примерно одинаково, — заметил Виллем. — Когда случается катастрофа, во всем винят власть. «Мандат неба» или нет, но нужно сменить власть, и все наладится!
— Западные историки, — сказал Бо, — об этом китайском феномене пишут в снисходительном тоне, поскольку полагают, что Запад…
— Давно оставил позади всю эту суеверную чепуху. Знаю.
— А вам не кажется, что такая склонность к самообману делает западных лидеров уязвимыми?
Виллем пожал плечами.
— Вы подняли интересный философский вопрос, из тех, над какими любопытно поразмыслить в свободное время. Но мои рабочие задачи очень просты: напоминать конституционному монарху, лишенному всякой реальной власти, вовремя подписывать поздравительные открытки для школьников и следить, чтобы на званом ужине не перепутали таблички с именами гостей.
Бо отвел взгляд и промолчал — быть может, считал, что на такие глупости не стоит и отвечать.
Что ж, ничего другого он не услышит. Китайцы то ли слишком прямолинейны, чтобы понять концепцию конституционной монархии — и видят в ней непрочное прикрытие реального положения дел, — то ли несоизмеримо более проницательны и видят то, чего не замечают склонные к самодовольству и самообману европейцы. Так или иначе, их взгляды на этот вопрос куда тверже, чем у самого Виллема. Он-то предпочитал утешаться гипотезой, что королева Фредерика хотя бы в исключительном случае способна проявить серьезную авторитарную власть… но эта мысль слишком явно расходилась с Конституцией — с Грондветом, которому он присягнул на верность.
— Выходит, вы… как это по-английски… работаете не в полную силу! Человек вашего опыта, вашей эрудиции — и расставляет таблички на званых ужинах? Серьезно?
Звучало это как зачин предложения о новой работе, а такое предложение могло повести лишь в самом катастрофическом направлении, так что Виллем поспешил ответить:
— Своей ролью я абсолютно доволен.
— Значит, у вас должны быть и другие обязанности, сложнее и интереснее! — воскликнул Бо с таким выражением, словно эта новая увлекательная мысль только что пришла ему в голову. — Конечно, это все объясняет. Зачем бы еще вам находиться здесь, зачем осматривать окрестности?
— По очевидной причине. Меня интересует глобальное потепление.
— Да-да, — покладисто согласился Бо, — на этой части Америки глобальное потепление
