Ад - удел живых (СИ) - Ливень Юрий

Когда все поднялись из-за стола, Вера Ивановна перелила остатки борща в банку, сложила в пакет несколько котлет и большой кусок домашнего хлеба.

— Денис, сыночек, отнеси гостинец соседям, Андрею с Артёмом. Они утром из детской больницы вернулись, там детки все… заболели… Артём, старший, седой весь пришел… Они так и не выходили после…

Братья Квасневичи, потомки древнего польского рода… Андрей, младший, работал местным участковым, Артём служил в ОМОНе. Отличные ребята, давно хотел с ними познакомиться, да всё не получалось — то у меня дежурства, то у них служба. Теперь вот, предоставился случай… Старший, седым пришел… Вспомнив увиденное возле нейрохирургии, я нервно сглотнул, представив, что пришлось пережить братьям…

Шепнув Ксении, чтобы присматривала за Бэтэром, я кивнул на дверь Игорю. Выходить одному на улицу, да ещё с ношей в руках, сейчас как минимум глупо. Вооружив соседа полюбившейся ему «Сайгой», сунул в разгрузку свой ИЖ и взял пакет с угощением.

Ночной весенний воздух, обычно свежий, пьянящий, стал совсем другим. Запах недалекого пожара смешался с какими-то непонятным, вызывающим отвращение душком, похожим на гниющие водоросли, легкие порывы ветра не уносили прочь миазмы, наоборот, делали их сильнее. Стараясь не дышать глубоко, я достал пистолет, Лукин перехватил карабин, готовясь к возможной стрельбе.

К счастью, улица была пустынной. Ни суетящихся живых, ни шатко бредущих мертвых, только гул недалекого проспекта. Все, кто мог, кто имел какие-нибудь колеса, старались поскорее покинуть умирающий, превращающийся в кладбище город. Только фонари над головой, горевшие даже днем, пытались создать впечатление, что всё не так плохо, как кажется.

Дом Квасневичей, стоящий напротив, оказался не заперт, кроме того, тишина и свет, пробивающийся из-под прикрытой двери в комнату, заставили меня насторожиться. Передав идущему позади Игорю пакет с продуктами, я взял пистолет наизготовку, пошел вперед, стараясь ступать как можно тише. Подойдя ко входу в светлицу, аккуратно толкнул дверь, чуть слышно заскрипевшую. Прислушавшись, прошел дальше, не опуская оружия.

За старым, советских времен столом, стоящим посреди просторной комнаты, увешанной многочисленными фотографиями, спортивными дипломами и медалями, неподвижно сидел Артем. Облаченный в забрызганную темными пятнами омоновскую форму с капитанскими погонами, он уставился в пустоту перед собой стеклянными, покрасневшими до черноты глазами. Перед ним, на скатерти, возвышалась почти допитая бутылка водки, справа от нее стоял наполненный до краев граненый стакан, накрытый горбушкой хлеба, а возле его руки лежал пистолет, «Стечкин».

Не выпуская из виду руку омоновца, находящуюся рядом с оружием, я быстро оглядел помещение. Перед телевизором в углу лежало сваленное в кучу снаряжение, винтовка СВУ-АС[28], вероятно, Артём служил снайпером. Рядом в беспорядке валялись пустые водочные бутылки. С другой стороны, у стены, на старинном кожаном диване, лежал труп Андрея, с простреленной головой. Сложенные на груди покойника руки, забинтованные до локтей, не оставляли никаких сомнений в настоящей причине гибели младшего брата…

Лукин, замерший в дверном проеме, с нелепо выглядящим сейчас пакетом, молча смотрел на сидящего за столом.

— Артём… — негромко сказал я, следя за его правой рукой, лежащей рядом с оружием. — Мы к тебе пришли… Я Денис, жених Саньки Фроловой, из дома напротив, помнишь меня?

Седой, почерневший, осунувшийся от горя, капитан ОМОНа не шелохнулся, лишь закрыл глаза. Обернувшись, я кивнул Лукину на выход, затем пошел следом за ним, не спуская глаз с лежащего на столе пистолета. Выйдя в коридор, прикрыл за собой дверь, затем так же, как раньше, бесшумно ступая, вышел во двор, к ожидавшему меня соседу.

— Что делать буд… — хотел спросить Игорь, но его слова прервал одинокий выстрел, глухо ухнувший в покинутом нами доме.

— Стой здесь! — тихо сказал я дернувшемуся от резкого звука соседу. — Я сам!

Снова подняв оружие, я вернулся в обитель Квасневичей. Всё та же тишина, всё так же тихо скрипнула оттолкнутая мной дверь…

Из головы лежащего на столе Артёма по скатерти растекалось пятно темной, густой крови. Пистолет покойного валялся на полу, из ствола ещё поднималась тонкая, почти невидимая струйка дыма. Не стало и второго брата, побывавшего в аду при жизни…

— Надо похоронить ребят… — раздался голос Игоря за спиной, заставив меня вздрогнуть. — Я сбегаю к нашим, скажу, что задержимся…

Выкопав две могилы в небольшом огородике, мы завернули братьев в простыни, найденные в шкафу одной из спален. Стараясь не смотреть на фотографии, висящие на стенах… Засыпав тела землей, мы наскоро сделали два креста, написав на них имена погибших. Налив до краев два стакана водки, принесенной Лукиным, поставили их у изголовий, затем молча сделали по глотку, прямо из горлышка, постояли минуту, поминая славных парней, пытавшихся защитить город от страшной заразы…

— Пошли в дом, оружие забрать надо, такие стволы бросать нельзя… — негромко сказал я соседу. — Похоронили пацанов, теперь можно, им оно уже ни к чему…

Лукин хотел было возразить, недоуменно уставившись на меня, но промолчал, лишь сверкнув своими не по-человечески зелеными глазами.

Вернувшись во двор дома Саньки, я спрятал снарягу омоновца, винтовку, патроны к ней и пистолет Артёма в кузове «буханки». Быстро приведя себя в порядок, мы с Игорем вошли в дом.

— Ну как, ребятки, посидели с братьями? — поинтересовалась Вера Ивановна, вышедшая из кухни. — Как они там? А вы чего такие грустные?

— Нормально, мама Вера, посидели… Рассказали они нам, что прошлой ночью было, вот и смурные… — я решил не огорчать не чужую мне женщину страшной вестью. — Проводили мы парней, на службу они ушли…

Глава 10

Вот дело полководца: он должен сам быть

всегда спокоен и этим непроницаем для других;

Иван Степанович Шепелев, начальник ИК № 5

11.04.2008, пятница, г. Рыбинск

Часы на столе начальника исправительной колонии строгого режима, Ивана Степановича Шепелева, едва показали шесть часов утра, как в кабинет начали входить сотрудники, исключительно из старшего начсостава учреждения.

— Сан Саныч, контингент изолирован по своим камерам полностью? — первым делом Шепелев обратился к своему заместителю по безопасности и оперативной работе, майору Качановскому.

— Никак нет, Иван Степанович! — отрицательно покачав головой, ответил майор. — Зеки третий день бунтуют, у нас уже двое раненных, контролеры, Разин и Сурков. В первом корпусе баррикадами входы загородили, только штурмом взять можно!

— Понятно. По остальным что? — Шепелев сделал большой глоток крепчайшего кофе, пытаясь сохранить ясность ума после трех почти бессонных ночей.

— В остальных корпусах ситуация полегче, все по камерам сидят. Но, режим не соблюдается, этой ночью были случаи поножовщины, драки, поджоги постельного белья. Шестерых посадили в ШИЗО[29], пришлось использовать спецсредства. За прошедшую ночь четыре случая членовредительства, всех в лазарет поместили.

— Из разных отрядов, в лазарете? — Шепелев поднял глаза, красные и зудящие от недосыпа, на подчиненного.

— Нет, из одного, из четвертого… Чёрт!.. — Качановский даже вскочил со стула, пораженный нехорошей догадкой. — Разрешите проверить обстановку?

— Давай, майор, только быстро, ситуация сложная, надо принять решение! — в голосе Ивана Степановича проскочили железные нотки.

Когда безопасник, сломя голову бросившийся на выход, покинул помещение, Шепелев выслушал доклады остальных своих заместителей и руководителей служб. Посещения запрещены, передачи тоже, склады в порядке, сигнализация в исправном состоянии, автопарк замечаний не имеет, сотрудники на казарменном положении с восьмого апреля… Когда последний докладчик уже заканчивал говорить, в распахнувшуюся с грохотом дверь влетел покрасневший, запыхавшийся Сан Саныч.