Владимир Владимирович - Ноябрьский дождь

   - А ты?..

   - А я осечки не даю, - увидев, как встает на место нажатая кнопка, Октавиан вытянул вперед руку с дрожащей кожуркой. - Я сам взял себе имя, и сам дал себе цель. И на пути к этой цели для меня не будет преград.

   Внезапно висящий в воздухе апельсин начал двигаться. Вращая ровными боками, он накручивался обратно на срезанную кожуру. Стоило фрукту совершить оборот, как следы разрезов на шкурке исчезали.

   - Когда начнется? - спросила Анна.

   - Очень скоро, - Октавиан благожелательно прикрыл глаза. - Мы будем бить по почкам и печени цивилизации. И каждый удар будет больнее предыдущего. Получится настоящее ультра-насилие.

   В руке его вращался заводной апельсин.

   Мягкие лапы принялись мять живот. Канзаки, сонно фыркнув, разлепила глаза. Ти, обиженно вздернув хвост, увлеченно топталась на хозяйке. Глазищи явственно выражали немой упрек: "Вот это называется - поиграли!"

   Мегуми непонимающе огляделась. Она лежала в одних джинсах на босу ногу и домашней футболке. Лежала на своей кровати. С блокнотом в районе подушки. Девственно чистым и пустым блокнотом. В животе ощущалась приятная сосисочная умиротворенность. Такая же умиротворенность угадывалась в гладкой мордочке кошки.

   - Ой, мама... - с ужасом простонала Канзаки, садясь и хватаясь за голову. Согнанная с родного пуза Ти недовольно мяукнула. - Проспала!

   Это был конец. Крах всего, ужас и ад. Она проспала. Продрыхла. Черт знает, сколько времени. Оперативно становящийся затравленным взгляд заметался в поисках часов.

   Вскочив с постели и прошлепав босиком к креслу, на котором висела куртка из синей джинсы. Пошарив во внутреннем кармане, девушка извлекла наладонник.

   Кровь почти шумно отлила от лица, скапливаясь где-то в районе затылка. Половина пятого. Мегуми глянула в окно. Темнело.

   Все, ее ждут кары небесные и позор на века. Через полчаса старший будет ждать ее. На контроль. А путь на одном только метро займет двадцать минут.

   Она судорожно заметалась по квартирке.

   А в это время, напротив ее скромного обиталища, Сэм Ватанабэ сидел на диване, служившим ему постелью, и вчитывался в текст, мелькавший светящимися буквами на планшете. В ванной далеко за спиной игриво журчал душ и горел свет. В комнате же единственным источником света служил желтоватый дисплей, который изучал толстяк.

   Неизменный черный пиджак покоился на спинке кресла. Галстук беспомощной ленточкой свисал рядом. Расстегнутый ворот белоснежной рубахи открывал широкую шею. Украшенное бородкой лицо, подсвеченное планшетом, казалось высеченным из камня. Карие глаза, сейчас казавшиеся черными, пробегали строчки отчета.

   "... Подтверждаем полученные ранее данные. Объект имел тесные контакты с Музыкантом (отмечен в предыдущем отчете). Удостоверено, что Объект и Музыкант встречались в ресторане "Демиан" в Балтиморе трижды за прошедший месяц. Наружное наблюдение за Объектом дало следующий результат: тридцать первого октября Объект и Музыкант вместе отмечали День всех святых. Объект осталась ночевать в доме Музыканта. С большой долей вероятности можно предположить сексуальный контакт..."

   Почему-то он снова и снова возвращался к этому абзацу. Слова "сексуальный контакт" светящимися желтыми чертиками прыгали перед глазами.

   Медведеподобная фигура Ватанабэ оставалась неподвижной, как чернеющая в сумерках скала. Ни один мускул даже не думал дрогнуть. Слух даже уловил, как прекратила течь вода в ванной.

   - Сэ-э-эм! - кокетливо проворковала, входя в комнату, платиновая девушка. - Ты уже оделся?

   - Дженни, - безразлично произнес Ватанабэ, продолжая смотреть в планшет. - Я не люблю быть голым.

   - А я люблю, - засмеялась она, завернутая в одно лишь полотенце. Мягкими шагами приблизившись к дивану, девушка перегнулась через спинку и прижалась горячей щекой. - Тебе было хорошо?

   - Дженни, - почти ласково отозвался он. - А ведь мы договаривались.

   - Ой-ой-ой! - снова засмеялась девушка. - Тоже мне, договорщик! Я ведь предупреждала.

   Молодое распаренное тело, казалось, вот-вот полезет на диван. А Сэм оставался неподвижен. Как статуя.

   - Я предупреждала, - горячо прошептала Дженни ему на ухо. - Что все равно мы будем вместе.

   Только теперь статуя Сэма шевельнулась. На губах появилась кривая ухмылка. Очень недобрая.

   - А я предупреждал, - сказал толстяк. - Чтобы ты оставила иллюзии.

   Лениво слушавшая Дженни Паттерсон вдруг уловила нечто странное. Рядом появился жалобный скрежет и скрип. И вдруг замелькал свет работающего планшета. Взглянув на руки Ватанабэ, девушка увидела, как в широких ладонях сминается дорогостоящий заменитель бумаги и почтового ящика. Мощные коротковатые пальцы Сэма ударили в пластиковый корпус, разваливая планшет надвое.

   Дженни ошарашено распрямилась, отодвигаясь от мужчины. А тот уже вставал, и разломанный планшет осыпался на пол кучкой разномастных обломков. Не говоря ни слова, Сэм шагнул к стоявшему на тумбе в углу телевизору. Подхватив аккуратный гладкий корпус, толстяк развернулся. С ужасом смотрела Дженни на то, как он без замаха, но с чудовищной силой метнул телевизор в свой старенький настольный компьютер. Обиженно и несчастно громыхнуло, треснуло, задымил лопнувший кинескоп, захрустел протараненный монитор, задрожал стол.

   Когда по комнате разнесся аромат горелого пластика, Сэм обернулся. И, нагнувшись, взялся за диван.

   Только теперь Дженни не утерпела. Видя, как возносится над макушкой Ватанабэ еще недавно мирный предмет меблировки, она испуганно закричала. А диван, едва не задев девушку, врезался в балконные двери. Даже прочные стеклопакеты не выдержали подобной наглости и осыпались наружу, прямо под вывалившиеся на узенький балкончик сиденья.

   А Сэм уже шел на Дженни. Грозной светлеющей массой надвигался он, сверля девушку холодными, мертвенными карими глазами и продолжая криво ухмыляться. Холодея от испуга, она попятилась назад.

   Комнатка в квартире была небольшой, и вот уже платиновая девушка ощущала спиной стену. Сэм же все не останавливался. Его правая рука медленно поднималась.

   - Сэм... - затравленно пискнула Дженни. - Сэм...

   Широко раскрытая ладонь понеслась навстречу. Перепуганная девушка закрыла глаза. И услышала громкий грохочущий стук над ухом.

   - Слушай, - низким, почти рычащим голосом заговорил мужчина. - Ведь я же сказал.

   Его рука упиралась в стену в сантиметре от лица Дженни. Огромная фигура толстяка нависла над беспомощной, закутанной в куцее полотешко, жертвой.

   - Я же сказал, что наш договор - он только договор. Я ведь сделал то, что сделал, только ради того, чтобы твой папа-кардинал не запихнул тебя в монастырь. Я предупреждал, что никаких отношений быть не может. Ты обещала не начинать сначала.

   - Я... - задушено пискнула Дженни.

   - Ты обещала, что не будешь пытаться снова быть со мной. Ты знала, что я не смогу тебя отшить. Ты знала, что я не хочу. Но ведь так хочется воспользоваться моментом. Так хочется сделать приятно себе. И вот сейчас стоишь ты, голая, и говоришь, что мы будем вместе. А я не хочу. Потому что не люблю тебя. И ты меня не любишь.

   - Сэм... - теперь вместе со страхом ее наполняла обида. - Но как же так...

   - А вот так. Я сразу сказал тебе, что поступаюсь принципом. И теперь ты мне противна. Потому что снова пришла. Но еще противней мне - я сам. Потому что впустил.

   Он снова был неподвижен. Возвышаясь над Дженни подобно фигуре разгневанного божества, Сэм не шевелился. Только губы произносили горькие, вызывавшие слезы слова. И глаза смотрели жестоко, неподвижно.

   - Сэм, - чувствуя, как бежит по щекам мокрое и горячее, шепнула Дженни. - Но я же...

   - Ты - дочь кардинала Паттерсона. И более - никто.

   Отняв руку от стены, Ватанабэ выпрямился.

   - Уходи.

   Мужчина отвернулся и шагнул к креслу. Подобрав с сиденья аккуратно уложенное платье и нижнее белье, протянул назад. Не обернулся.

   Несколько долгих, отвратительных секунд тянулась пауза. Потом, под аккомпанемент жалобных всхлипываний, одежду взяли из руки. Все так же стоя спиной, Сэм слушал легкое шуршание. Звякнули застежки, потом еще. Всхлипывания медленно, с неохотой, смещались в прихожую. Наверное, она все еще ждала, что он опомнится, позовет обратно. Но Сэм молчал.

   Щелкнула открываемая дверь. Плачущая девушка ушла.

   Мегуми Канзаки, натягивая верную куртку поверх свитера, услышала, как кричала по соседству женщина. Кричала от страха. Кричала не просто по соседству, а напротив. Грохнуло тяжелым ударом нечто. Еще раз.

   Натягивая верные рабочие кроссовки, Канзаки осторожно смотрела в дверной глазок. Но времени на сторонние размышления не было. А потому девушка споро выскочила в коридор и принялась запирать родную квартиру.