Стас Северский - Историк
— Вставай давай. Хватит трупом притворяться.
Я подошел к костру, протягивая руки бьющемуся со сквозняками огню, ожидая ответа… Но боец не отозвался, и я, резко развернувшись к нему, сдернул покрывающую его шкуру…
— Мне не до тупых шуток сейчас…
Сигурд?.. Это он… Просто его лицо посерело от обморожения и мороз выгрыз на нем черные язвы…
— Черт… Сигурд… Сигурд!
Он не отвечает… Он без сознания, едва живой… Как мне нужен регенератор… Но он брошен средь бескрайних снегов… Брошен, как сломанное оружие, которое нет смысла тащить с собой… Мы не могли тащить его с собой в буран, выбиваясь из сил под тяжестью снаряжения…
— Ты — Олаф?
Я поднял глаза, рассматривая незнакомого бойца, вышедшего из темноты и неуверенно вставшего в дверях…
— Я.
— Грелл обещал остаться со мной, но ушел… А этот охотник… Я нашел его у самых врат… Я не знал, что нужно делать и… Я правильно сделал, что принес его сюда?..
— Правильно. Тебя как называть?
— Ханс.
— Ты что, тупой?
— Не знаю…
— Это что значит?
— Просто, я не знаю…
— Иди помогай, разберемся…
Он сделал все, что я сказал, — все, без исключений и с предельной точностью… Хоть и неловко, но он помог мне обработать раны охотника и растолочь сухой мох для отвара… Я перехватил спутанные волосы шнуром, склоняясь над огнем, дымящим угаром, над парящим котлом…
— Дай мне тот прут… Ханс! Тот, железный!
Ханс, подав мне прут, сразу запущенный мной в бурлящую пузырями воду, зябко съежился и отступил к стене, отворачиваясь от меня…
— Ты что это?..
— Олаф, мне очень страшно…
Я поднял голову, осторожно прижимая к ободранной морозом скуле перевязочную полосу, сложенную и пропитанную еще горячим отваром…
— Что?..
— Страшно, Олаф… Я ничего не понимаю…
— А что тут понимать?..
— Хоть что-то…
— Ты что несешь?..
— Я не знаю… Я ничего не знаю, Олаф!..
Я поднялся в дыму и пару, бросая в кипящий котел раскаленный прут с рукоятью из куска облезшей шкуры… Моя тень взметнулась вслед за огнем… В морозной тишине треск жарких углей слышен особенно четко, и кипящая смола разрывает обломки еловых сучьев громом… В этой тишине ворчит, улегшийся у костра, обрывок промерзшего ветра, бурчит, выкипая, заключенная в котле вода… Но этот боец продолжает молчать, пряча глаза от нападающих на него красных всполохов…
— Как можно не знать ничего?..
Грелл, скидывая затверделые льдом перчатки, тяжело положил руки ему на плечи, опуская на шкуру, расстеленную на полу…
— Вот так, Олаф, — он ничего не знает. Его память не загрузили при запуске. Он не понимает, куда и откуда он попал, — ничего не понимает…
Черт… И что теперь делать? Что с ним делать?! Я с отчаянья вырвал из котла прокаленный прут, наставляя бойцу в грудь…
— Отвечай внятно, что ты знаешь?!
Боец замер, молча смотря на меня открытыми страху глазами…
— Отвечай!
Грелл с досадой толкнул меня, отстраняя… Теперь огонь бросает отблески на его раскрасневшееся пятнами лицо…
— Сказал же, Олаф, он ничего не знает…
— Он не может не знать ничего! Он знает речевой код! Он же… Он же не прямо из снежной пустыни вышел!
— У него в голове одни обрывки знаний. Системе не хватило времени дать этому бойцу полноценную память. Он умеет управляться с оружием, но ему не ясно, что происходит. Он не понимает, что он был бойцом системы и стал вольным охотником.
— Но он ушел из системы! Как он ушел?..
— Сказал, что командир ему идти приказал, он и пошел… не поняв, куда и зачем его послали.
— Вот черт… И все на нашу голову… Боец из Штрауба… еще и недоработанный… Какого черта?.. Что с таким в стылой пустыне Хантэрхайма делать?..
— Мы забрали его у ледяной пустыни, Олаф… Мы не можем теперь вернуть его льдам Хантэрхайма… Я развел для него этот костер, скормив огню дерево вместо жира скингера… Я разделил с ним мясо и шкуры, добытые мной…
— Он не отработает… Грелл, нам нужно…
— Нет, он делает все, что надо, когда объяснишь четко, что надо делать. Он останется, Олаф. Нам придется с ним повозиться, но он станет охотником — будет ходить с нами к растопленным лугам и бить зверя.
— Мы потратим силы на него, на Сигурда… А что останется нам, Грелл?!
— Сигурд?..
Грелл только что заметил его, укрытого шкурами, и Ханс сжался под его взглядом…
— Грелл, пойми, я не могу тратить силы на него… Сигурд опытный охотник, он необходим нам…
Грелл просветлел, подходя к охотнику, но его взгляд снова отразил грозовой мрак, как только он всмотрелся Сигурду в лицо…
— Олаф, он не встанет…
— Я не отдам его ни огню, ни морозу!
— Успокойся, я не трону его. Он умрет без моей помощи — к рассвету, Олаф.
Я обернулся к Хансу, распахнувшему глаза с еще большим страхом…
— Я дам тебе слово, что ты останешься здесь до тех пор, пока Сигурд не возьмет оружие! Тогда мы решим, останешься ты или уйдешь!
— Мне некуда идти, Олаф…
— Тогда приложи все силы, чтобы остаться с нами. Мы даем тебе наши силы, в обмен ты даешь нам — свои. Это нерушимое правило вольных охотников — это наш закон. Тебе ясно?
— Так точно.
Грелл встал на пороге, обдав меня тревогой, и выбежал в коридор… Я побежал за ним, жестом остановив Ханса, оставшегося с Сигурдом, еще погруженным в тяжелый морозный сон… Грелл обладает тонким чутьем, вынуждающим его глаза промерзать и загораться со скоростью налетающего со штормом ветра… Он всегда видел и слышал, когда я стоял в немой темноте… Но теперь слышу и я… Этот рокот, разносящийся по простертому насту и затихшему в безветрии воздуху, — это звон когтей мчащихся к вратам зверей, это лязг промерзшей упряжи, гул зашкаленного бича… Мой крик перекрыт свистом кнута и дыханием зверей, но я кричу…
— Где охотники, Дйерв?! Где упряжки?!
Не дожидаясь ответа Дйерва, сбросившего оскаленную голову зверя с искаженного лица, я отвернулся, прижимая к стене открытую ладонь, — крепко, до холодной боли… Грелл, мрачнея, обхватил Дйерва за плечи, жестко встряхнув…
— Где охотники, Дйерв?..
Дйерв сбросил с плеч ослабшие руки Грелла, оборачиваясь к упавшим в снег без сил зверям, к снежной равнине…
— Олаф… Грелл… Не ждите… Они не вернутся… Я вернулся один.
В глазах Грелла мерцает ледяная пыль — колючая и острая, но Дйерв твердо смотрит ему в глаза… Оборачиваясь через плечо, сжимая зубы, сжимая в кулак замерзшую руку, будто пригвожденную к стене морозом, я открываю ему ментальную линию…
— Он забрал их?.. Зверь забрал охотников?..
Дйерв, сомкнув тонкие губы, рванулся ко мне, но, бледнеющий, Грелл удержал его…
— Ты знаешь, Олаф?..
— Он шел с бурей — Зверь…
— Буря прошла стороной, но поднялась метель, и мы еле тащились… так и не добравшись до «жгучего луга»…
— Зверь увел охотников в белую мглу…
— Он явился, будто отпущенный самой метелью, выйти к нам — охотникам…
Грелл опустил голову, прогоняя открытый взгляд гордого воина волчьим — исподлобья…
— Дйерв, ты потерял их?..
— Нет, Грелл… Я нашел их всех… Тогда я… Я разогнал бич, гоня зверей…
— И бросил все — и снаряжение, и упряжки?..
— Я не мог забрать их, Грелл. Зверь шел за мной… до самых ворот…
— Ты бросил снаряжение из-за обезумевшего зверя?..
Дйерв вскинулся, но удержал вскипающий гнев за зубами…
— Ты не видел Зверя, Грелл. А я видел его… И Олаф — видел…
Северный ветер набросился на меня, ударив в спину, и я повернулся к нему лицом… Его холодные зубы впиваются в мое открытое лицо, его ледяные когти цепляются за мои волосы, но я вдыхаю его, запрокинув голову, разводя сжатые в кулаки руки, закрывая глаза… Ангрифф! Ты пришел с бурей! Ты ждешь меня у ворот моей крепости! И я выйду к тебе! Я убью тебя! Убью тебя, Зверь!
— Мы убьем Зверя… Мы — охотники Хантэрхайма, дышащие вольным ветром! Мы убьем Зверя, приходящего с белой мглой!
Дйерв обрывисто кивнул головой, разрубая прямой ладонью путы северного ветра…
— Мы должны убить его, Олаф. Грелл!
Грелл, пригнув шею, через плечо всмотрелся в северный ветер прищуренными глазами…
— Мы должны убить его — Зверя… Олаф выследит его… Олаф связан с ним кровью и местью… Мы сделаем это… Теперь мы связаны этой клятвой, как этим холодным ветром…
Ханс, сжимаясь под ударами стужи, бросился к Греллу, но остановился в нерешительности чуть поодаль… Он видит перед собой не знакомого ему еще охотника, различающего шепот ветра в ночной мгле, отвечающего ветру волчьим воем, освещающего темноту волчьим глазом… Ханс с немым ужасом наблюдает, как охотники Хантэрхайма взывают к силе, данной им для борьбы с северным ветром, — к силе зверя…