Дмитрий Казаков - Кровь ангелов
Тут было множество гомункулов с серьгой в ухе, зато полные люди являлись настоящей редкостью – он сам, Эний эру Альдерн, время от времени уезжавший куда-то, и Ультима, хотя с ней до сих пор не все выглядело понятным.
Выяснил, что находятся они на планете Сильвания, на самой окраине Империума, что население здесь невелико, имеется всего лишь один большой город и что огромные просторы не заселены.
Ларса учили с утра до ночи, причем таким образом, какого он ранее и представить не мог.
«Ага, разбежался! – осадила его наставница, едва он в один из первых дней попытался тупо пересказать все, что прочитал вчера. – Суть, суть узнанного мне изложи! Или ты забыл – я учу тебя пользоваться тем, что у тебя есть, и развивать новое, а не забиваю твою голову всякой требухой!»
До попадания в Умбра Ангустус учеба для Ларса заключалась в пяти классах поселковой школы, и он всегда думал, что главное – выучить все, что тебе задали, и затем повторить с минимальным количеством ошибок.
Но все оказалось совсем иначе.
Да, его заставляли читать множество всякого: исторические хроники чуть ли не со времен Фуги, сборники законов, в разные годы принятых на Монтисе, элементарные учебники по планетарной экономике и какую-то философскую муть вроде «Трактатов Гая Фортиса», «Книг Заратустры» или сочинений мудрецов школы Божественного времени, посвященных Катаегис Демуто, но при этом наставница всегда хотела чего-то странного…
Приходилось думать, насиловать мозги до того, что они начинали болеть, как мускулы после хорошей нагрузки. Искать связи, делать выводы, соединять разрозненные факты в цельную картину и, наоборот, выискивать крупицы ценных сведений в грудах пустословия.
Иногда это было интересно, но порой хотелось выть.
– …лишается гражданства Империума и изгоняется из его пределов. – Ларс вслух прочитал последнюю фразу из очередного закона и откинулся в кресле, разминая пальцами затылок.
Эх, насколько легче жилось ему раньше…
Дверь таблиния открылась, и вошел Эний, на Сильвании переставший брить голову, но зато избавившийся от усов.
– Привет, – сказал он. – Как работается?
– Неплохо, – ответил Ларс. – Ты как съездил?
– Тоже ничего, – отозвался бывший эдил, усаживаясь на расположенный напротив стола диван. – В Сильваполис прибыли двое экзорцистов, хотя вроде бы никто из местных служителей Божественной Плоти не провинился.
– И что, думаешь, по мою душу?
– Наверняка. – Эний потянулся, чтобы привычным жестом дернуть себя за усы, но скривился и опустил руку. – Вальгорн до сих пор хочет получить твой труп, и жрецы, ставшие его союзниками в борьбе за трон, помогают хозяину Божественной Плоти, ну а действуют они куда тоньше, чем прокураторы или консулы.
– У экзорцистов есть шансы меня найти? – Ларс вспомнил тот вечер во дворце и человека в черной сутане, двигавшегося целеустремленно и бесшумно, и невольно содрогнулся.
Эний улыбнулся:
– Во владениях Ультимы? Вряд ли!
– Интересно, все же кто она такая… – пробормотал Ларс. – До сих пор не могу понять.
– Может быть, и никогда не поймешь.
– А ты мне не скажешь? – На этот прямой вопрос бывший эдил лишь пожал плечами, и Ларс понял, что ответа он и в этот раз не дождется – какой бы он ни был отпрыск Антея Основателя и претендент на Мерцающий трон, к нему относились без особого пиетета, скорее как к обычному и довольно невежественному юнцу.
– Она не может быть гомункулом, – продолжил он, внимательно наблюдая за Энием – за этот месяц понял, что порой, лишь следя за собеседником, отмечая его реакцию, можно узнать массу всего. – Их видно сразу… теперь, думаю, я отличу каждого из них в любой момент…
Да, у всех носителей серьги было нечто общее, то же самое, что имелось и в гомункулах внутреннего двора – какая-то внутренняя слабость, неспособность действовать самостоятельно, по собственной инициативе, быть в полном смысле этого слова человеческим существом.
Эний продолжал улыбаться.
– Полуженщина? – сам себя спросил Ларс. – Не очень похоже, никаких следов имплантов, хотя физические возможности у нее намного выше обычных, как и умственные…
Ультима в любом своем действии была невероятно эффективна, почти совершенна – брала ли она в руки клинок из вибростали, чтобы показать, как им пользоваться, растолковывала ли тактику построения легиона при обороне инсулы или объясняла, как в разные эпохи формировался сенат.
И знала она столько, сколько невозможно вместить в обычную голову.
При внешней хрупкости и легкости наставница превосходила силой Ларса, а он всегда считал себя нехилым парнем, что же касалось ловкости и скорости движений, тут он безнадежно проигрывал. При всей любви к глупым шуткам и нелепым инсценировкам – вроде «стражи» из гомункулов с копьями или ночных плясок вокруг костра в лесу – Ультима оставалась беспощадно логичной и последовательной.
И он все время ощущал в ней некую чуждость, странную неестественность, пытался справиться с этим чувством, но не мог.
В последние несколько дней Ларс узнал многое об Орлином Гнезде и о его «птенцах», даже одолел жуткий «Трактат о Совершенстве» одного из них, Велия Недоноска. Тогда возникла мысль, не из подопечных ли императора Драмиция его наставница – странная, куда более могущественная, чем обыкновенный человек, немыслимо опасная…
Но по здравом размышлении он эту мысль отверг – всех «птенцов» уничтожили, да и пять веков прошло.
– Значит, не совсем обычная полуженщина, – говорил Ларс. – И тогда кто? Давай-ка предположим, что она из офицеров, прошедших Каструм Аетас или другое подобное училище, где ставят такие импланты, что их не заметишь, диффузные, например, или она модифицирована с помощью запрещенной технологии вроде той, что позволила создать супремусов…
Эний перестал улыбаться.
– Из особого выпуска, экспериментального, может быть, а кроме того, я выяснил, что ее прозвище на высоком наречии означает «Последняя», и я думаю, что она не просто так его выбрала.
– Ты приблизился к истине настолько, насколько это вообще возможно, – проговорил бывший эдил. – Но я бы на твоем месте не тратил время и силы на эту загадку. Не очень важно – кто она, главное то, чему и как тебя здесь учат… Ведь это тебе нравится?
– Да, – ответил Ларс после паузы. – Я узнал очень много такого, о чем раньше и не подозревал, я научился использовать себя куда лучше… Сколько еще это будет продолжаться?
– Пока Вальгорн активно ищет тебя, высовываться нет смысла, – сказал Эний. – Едва рвение его ищеек ослабнет, а это произойдет через несколько месяцев, мы приступим к активным действиям.
– Несколько месяцев? Так долго?
– Уверяю тебя, ты и не заметишь, как они пролетят. – Эний потер руки. – Так, а теперь мы с тобой побеседуем о кодексе Пятнадцати, не зря же ты корпел над ним последние дни?
Ларс вздохнул и попытался сосредоточиться.
В том, что касалось изучения законов, истории и экономики, бывший эдил помогал Ультиме, и наставником был пусть и не столь блестящим, но зато до крайности дотошным.
Так что придется отвечать, и отвечать с подробностями…
* * *Энхо вздрогнул, услышав возглас «Приступаем!», сердце заколотилось, и во рту пересохло.
– Эй, открывайте вы, там! – заорал Арвинд, заколотив кулаком в дверь кубрика, предназначенного для навтов.
Никаких входов в карталлусы, теснота, вонь от сломанного фильтра в латрине.
Офицеры с «Аспера» попали сюда около шести часов назад, когда их выгрузили из транспортного карпентума и под дулами лучевых ружей погнали по ВПП небольшого эмпориума, судя по всем признакам – военного. Энхо разглядел очертания сторожевых вышек, навигационную башню и силуэт легкого целера.
Через какое-то время скомандовали взлет, а теперь настало время для разработанного Янусом плана.
«Да это же безумие!» – воскликнул эру Венц, только узнав, в чем тот состоит.
«Конечно, куда разумнее, трахни меня по башке вымя Галактики, остаток жизни мерзнуть во льдах Алгора или глотать пыль с песком на Аенеусе», – сказал тогда Арвинд.
Энхо открыл рот, собираясь сказать, что после такого они станут настоящими мятежниками, но смолчал… Похоже, для Божественной Плоти нет разницы, истинные они бунтари или поддельные, так почему, во имя Превознесенного, они должны соблюдать ему верность?
Он более не патриций, и его поступок никак не отразится на фамилии эру Венц.
И он согласился.
– Что там у вас такое? – проворчал из коридора стоявший на страже конвоир.
– Человеку плохо, гортатору нашему! – с тревогой в голосе воскликнул Арвинд.
Янус лежал на койке, и его серая роба, в какие их всех нарядили за несколько дней до отлета, была расстегнута на груди. Остальные толпились вокруг, изображая тревогу и растерянность, хотя местонахождение каждого рассчитано до сантиметра.
