Андрей Уланов - Автоматная баллада.
— Они убьют тебя. Швейцарец усмехнулся: — Это не так–то просто. — Они убьют тебя, — все тем же уверенным тоном повторила девушка. — Ты ловок… но ни один человек не справится сразу с четырьмя десятками воинов Храма. Неторопливо распутывавший завязки укладки Швейцарец поднял голову и удивленно посмотрел на девушку. — А с чего ты взяла, что я человек? — Ты мутант? — Не в привычном тебе смысле, — отозвался он. — Я — моральный мутант. — Не понимаю. — Поймешь, — пообещал Швейцарец. — Со временем. «Если, конечно, — мысленно закончил он, — это время у нас будет. Для нас — будет». — Я… — Помолчи, — сказал он и, чуть помедлив, неожиданно для себя добавил: — Пожалуйста. — А… можно я только спрошу одну–единственную вещь и потом сразу замолчу? В любой другой момент она сама первая поразилась бы собственной храбрости. Не подчиниться воле хозяина, да еще и лезть с вопросом… Но сейчас даже не подумала об этом. Он, впрочем, тоже ничуть не удивился — в отличие от девушки, Швейцарец неплохо представлял, какое действие могут оказать две похожие на каштаны «пилюли доктора Самоделкина», которые она так доверчиво взяла у него прошлым вечером. Повышенная трепливость была одним из побочных эффектов. В основных же числились: прилив сил, улучшение ночного зрения… возможность бежать по лесу, не обращая внимания на то, что легкие туфельки давно уже прорвались и каждый очередной шаг пятнает землю кровавым отпечатком. Неплохо представлял — правда, открытым оставался вопрос, какое воздействие окажут его варварские стимуляторы на женский организм в период месячных. Риск… но когда зверь отгрызает защемленную капканом лапу, его мало волнует вероятность заражения крови. Она и сейчас не чувствовала ни боли, ни страха — только любопытство. Расплата придет позже, несколько часов спустя. И эти часы им обоим еще нужно пережить. — Спрашивай. — Как тебя зовут? Этого вопроса Швейцарец не ждал. «Зачем ты меня спас?» казалось ему куда более логичным вариантом, но… — Ты можешь называть меня Швейцарец. — Это имя такое? — недоуменно переспросила девушка. — Другого пока не будет. «А какое имя у тебя, спрашивать не стану, — подумал он. — Потому что не хочу, не желаю его знать. Потому что для меня сейчас ты должна, обязана оставаться просто девушкой. Безлико и серо… и никаких ниточек. Ты для меня всего лишь инструмент, причем дорогой, но еще не известно, насколько полезный. Ты для меня почти никто, и ничто нас не связывает. …кроме безумного ночного бега. …и тех минут, чуть больше суток назад. Когда уже под утро ты, наконец, решилась уснуть и, спящая, доверчиво прижалась ко мне. …и за это я обещаю — что бы ни случилось, как бы все ни обернулось… …твои кошмары уже никогда не смогут достать тебя наяву!» Девушка тем временем с удивлением наблюдала, как из вороха тщательно увязанных шкур появляется… появляется нечто, более всего напоминающее… — Это что, лом? — В каком–то смысле, — Швейцарец присоединил к толстому стальному обрезку странно изогнутую деревяшку и задумчиво погладил образовавшийся в результате костыль. Костыль, непонятым образом умудрявшийся сочетать грубовато–неказистый вид со впечатлением не просто тщательной, а сверхтщательной отделки. — Это можно назвать и так. В том смысле, против которого нет приема. Только когда он бережно извлек из вороха шкур еще более тщательно замотанный сверток, аккуратно распустил бечевку, и на конце черного цилиндра тоненько блеснул мыльный пузырь линзы, девушка начала понимать: — Это… винтовка, да? — Это — Красотка, — строго произнес Швейцарец. — С винтовками мужики в деревнях на кабанов ходят. А это — Красотка, запомни. — Запомню, хотя я бы… — Ты, — Швейцарец встал, — сейчас возьмешь вот этот бинокль и наведешь его на валун с большим белым пятном. — А где… — Рядом с местом, где мы выбежали из леса. Справа от тропы. Он лег на «коврик», неторопливо вытащил из нагрудного кармана первую пятерку патронов… помедлив, вложил три обратно. Те, кто идет по их следам, должны появиться в пределах четверти часа, но пока собачьего лая не слышно, а значит, незачем зря холодить порох. — Сейчас… ага, нашла, нашла. И что дальше делать? — Смотреть, — произнес Швейцарец. — Внимательно смотреть.
Рассветный туман почти пропал, и все пять дымков были отлично видны — тонкие серые нитки, словно какой–то великан захотел пришить висевшее над долиной облака к земле. Дымки тянулись к небу строго параллельно вертикальной нити прицела — ветра не было и в помине. Равно как и миражей от нагретой солнцем земли. «Идеальные, считай, условия для стрельбы, — подумал Швейцарец, — будто в закрытом тире». — Отличный шанс для тебя, Красотка, — прошептал он. — Покажи, на что ты способна. Винтовка упруго ткнулась в плечо. — Ты попал, — девушка, казалось, сама не верила в то, что говорила. — Ты попал в камень. — Точнее, — не отрываясь от прицела, выдохнул стрелок. — Что попал, я вижу и сам. Левее, правее, выше белого пятна? Валун большой… — Облачко было… — девушка замялась, — кажется, слева и чуть выше. — Кажется… — ворчливо повторил Швейцарец, вкладывая новый патрон. Затем его «накрыло». Знакомое, уже далеко не первый раз испытываемое, но все равно не перестававшее восхищать его ощущение. Он и Красотка вдруг стали единым целым, стрелок растворился в оружии, ласковое тепло разогретого пристрелочным выстрелом ствола воспринималось едва ли не четче биения сердца. Швейцарец ясно чувствовал, как туго уперся скат гильзы, спуск прошел последние миллиметры… скользнула вперед игла бойка… ослепительно–яркой точкой полыхнул капсюль… обтекая скользящую по нарезам пулю, ринулся по стволу огонь… и невидимая нить протянулась следом за буравящим воздух металлом. Он чувствовал эту пулю, вернее, ее чувствовало то существо, что возникло в результате слияния человека и его винтовки. Чувствовало и знало, что благодаря этой нити уже покинувшая ствол пуля все еще является частью их–его и на нее, эту пулю, даже можно воздействовать… но никакой нужды в этом не было — еще не выбрав до конца ход спуска, Швейцарец знал, что попадет. Больше всего на свете он любил именно это ощущение — сравниться с ним не могло ничто. Горячая кровь и холодная сталь… жар, что рождается под ударом бойка и передается толчком приклада в плечо, захлестывает все тело, при этом оставляя мысли столь же ясными, как и оптика. Совершенный биомеханизм, человеко–винтовка, которому для окончательного погружения в нирвану требуется всего лишь одна–единственная вещь — цель по ту сторону прицельной марки. Эй, святые! Все, сколько вас там есть, в оружейном раю — дайте же мне цель, настоящую цель! К голосу оружия небеса всегда благосклоннее, чем к людям, а понятие «всегда» включает в себя и «сейчас». — Хочешь помочь? — не отрываясь от прицела, тихо спросил он. — Да. — Тогда читай стрелковую молитву. Только не вслух, про себя. — Я… я не знаю такой молитвы. Швейцарец фыркнул. — Она простая, — сказал он. — Повторяй за мной: да сохранит наши стволы святой Токарев и святой Шпагин, да сбережет нас от осечек святой Кольт, да сделает наш спуск плавным святой Маузер и да направит наши пули в цель святой Браунинг. Это казалось всего лишь несильным ударом, но, когда шарфдесятник Храма Руслан Долин поднес к груди ладонь, в нее упруго толкнулась теплая струя. Затем долетевший, наконец, звук выстрела выдернул землю у него из–под каблуков. Со стороны это выглядело так, словно командир попросту споткнулся — целых пять секунд, пока еще один храмовник не превратился в наглядное пособие на тему: человеческая голова после прохождения сквозь нее твердой, остроконечной и сверхзвуковой пули. СЛЕДОПЫТ
— Лежать! — прошипел Шемяка. — Тихо! Ни звука! — А… — Тихо, мать твою! Это козлоящер! Полной уверенности у Айсмана не было, но когда из кустарника с фырканьем вывалилась светло–коричневая туша, радоваться своей догадливости Сергей не стал. Во встрече с самым опасным существом болот радостного было чертовски мало, с какой стороны ни гляди. — Куда в него лучше стрелять? Обернувшись на шепот, Сергей с ужасом увидел, как Энрико — вот послала же тетка Фортуна идиота! — приподнявшись и упершись «банкой» в камень, целится в монстра из автомата. — Нишкни, холера! — шепотом заорал Айсман, одновременно подсекая ботинком «банку» «АКМа». Падая, автомат ударился о камень, а затем об его ствольную коробку приложился и сам хозяин. Шемяка оглянулся — до твари оставалось метров триста, и хотя над водой звук разносится далеко, шансы были. Козлоящер, по сути, все же ящер, а не какое–то там млекопитающее, и потому на слух полагается куда реже, чем на иные источники информации. А ветер дует от него. — Сергей… — Это — козлоящер! — Айсман скрипнул зубами. — Я говорил о нем раз пять, не меньше. И говорил, что нужно делать при встрече с ним. А вы кивали в ответ. — Ты говорил — падать и не двигаться. — Именно. — А про уязвимые места этого монстра… — девушка осеклась, увидев лицо развернувшегося к ней следопыта: белое как бумага, без единой кровинки… с глазами, которые сложно было поименовать иначе как бешеные. — Если мы переживем ближайшие пять минут, — прошипел Сергей. — Я … уложу тебя мордой в болото, ***… и … в зад.
