Олег Языков - Гром и молния

…удалось изъять образцы боеукладки с трех истребителей «Як-3» № 7, 9, 13.

К этому прилагаю:

1. Снаряды осколочно-зажигательно-трассирующие (ОЗТ), калибр 23 мм, взрыватель К-20М – 2 шт. Из них:

– с зарядом гексогена, тротила и тетрила (ГТТ), нижняя зажигательная шашка из зажигательного состава ДУ-5, общий вес шашек 15,6 г. – 1 шт.;

– с зарядом верхней и нижней шашки из взрывчатого вещества A-IX-2, общий вес – 15,6 г. – 1 шт.

2. Снаряды бронебойно-зажигательные (БЗ), калибр 23 мм – 2 шт.

Внешним осмотром следов воздействия на боеприпасы не выявлено. Прошу передать их для изучения, анализа и выдачи заключения в ведомственный военный институт № 9.

Хочу вам сказать, что тогда я этого документа, естественно, не видел. А то бы непременно спросил подполковника Воронова: «А как же вас, батенька, на самом деле звать-то?»

Вот так! Самое интересное было то, что эти снаряды никакому воздействию не подвергались и пирозаряда не несли.

Меня душили беспокойство и тревога. Я места себе не находил. Наконец я уяснил причину беспокойства, назвал себя тупицей и чурбаном бесчувственным, выпросил у командира машину и поехал в штаб воздушной армии. Мне был нужен солидный узел связи…

В штабе я уже успел кое с кем познакомиться, столкнуться стаканами, и к моим просьбам прислушивались. Так что через полчаса я уже сидел в аппаратной узла связи и надрывался криком: «Трубач?! Дай Гвоздику! Гвоздику, говорю, дай!»

Ф-ф-фух-х, ну и связь! Действительно, так проще докричаться – без телефона…

– Гвоздика? Наконец-то! Нет, это я не вам, девушка! Я говорю – не вам! А зачем к вам звоню? Тьфу, ты, пропади все пропадом! Нет, девушка, это опять не вам! Да не вам, я говорю, черт меня побери! Дайте мне ночников. Не знаю я, какой у них сейчас позывной… Был вроде Сова… Да не знаю я! Я вам из Курска звоню, помогай, девушка! Я своей невесте звоню – помогай, родная! Сова? Наконец-то! Это вас бывший сосед по Крымской тревожит, мой позывной – Дед. Покричи мне, девонька, к трубе старшего лейтенанта Лебедеву. Ага, Катю. Жду.

Пауза… Я переложил трубку в другую руку и улыбнулся девушке-телефонистке, которая сидела с покрасневшими щеками и делала вид, что она совсем-совсем, ну абсолютно не прислушивается к разговору…

В трубке что-то стукнуло, я еле-еле разобрал: «Кто? Де-ед?» – стукнуло снова, и я услышал низкий, с хрипотцой от бесчисленных папирос, голос «матери-игуменьи» – командирши полка «ночных ведьм».

– Виктор? Виктор… мы тебе и написать не могли, номера полевой почты не знали…

А потом… ровный, стылый, далекий голос сказал главное:

– Катя погибла, Виктор. Уже два дня прошло, как она не вернулась из боевого вылета. Сгорела в своем самолете, Витя… Ты уж крепись, ты ведь мужчина, офицер… герой-летчик. Крепись, Виктор, и надейся – может, жива? Мертвой ее ведь не видели…

Дальше я не слушал. Меня накрыла какая-то темнота… Последнее, что я помню, это писк: «Товарищ майор?»

В себя я пришел от доброй, дружеской оплеухи.

– Вот так, вот и хорошо! Вот и ладненько! Не к лицу боевому офицеру сознание, как какой-то тургеневской барышне, терять! Ну-ка, майор!

Я тряхнул головой. В глазах прояснилось, спала красная пелена бешенства, безысходной ярости и тоски. Я посмотрел на зажатую в побелевших пальцах телефонную трубку и осторожно положил ее на стол. На аппарат не стал класть. Боялся, что промажу.

– Хто… Кто мне врезал? А-а, это ты, капитан! Спасибо… Извини – что-то голова закружилась. И сердце зашлось… Переутомление, наверное. Извини… Я пойду? Спасибо вам, девушка. Не надо плакать… я же не плачу.

Как я дошел до машины и как мы доехали до «Узла» – я не помню. Не удержалось в памяти… Помню лишь белый, раскаленный диск солнца, на который я неотрывно смотрел, часто смаргивая слезящимися глазами. Помню, что зашел в санчасть и отыскал Кошкина.

– Доктор, спирт есть? Налей мне стакан… На две трети… Что, коньяк? Это даже лучше – налей полный. Ф-ф-у. – Я крепко потер лицо руками. – Я у тебя в изоляторе прилягу. Меня ни для кого нет. На два часа, понял? Ни. Для. Кого! Все – иди. Нечего на меня смотреть – дырку протрешь. Ничего со мной не будет. Иди.

Что случилось – все узнали довольно быстро. В армии, как и в деревне, скрыть что-либо невозможно. Бывало, маршалы еще только задумаются: «А не заделать ли нам, Иосиф Виссарионович, козу Гитлеру?», а старые солдаты уже с уверенностью говорят: «Скоро наступать будем!»

Так вот… Все, значит, и узнали… Да я особого секрета и не делал. В любом случае – уже поздно было замалчивать. Но – молодцы. Тактично дали понять, что поддерживают, скорбят, помогут отомстить. И все, в рану пальцами не лезли, в курилке поведение зама по боевой не обсуждали. Я оценил.

Стакан коньяку и два часа отлежки с сухими глазами и стиснутыми кулаками помогли. Сердце чуть отпустило. Но боль осталась. Ничего, мы на фронте. Как эту боль снимать, я знаю… Есть средство.

А пока – надо готовиться к следующей фазе войсковых испытаний и противостояния с немецкими асами. Если я и подполковник Воронов не ошибаемся, сюда скоро будет переброшена какая-нибудь небольшая – 2–3 шварма, – но очень опытная и на улучшенных самолетах группа фашистских асов. Давно пора, ждем-с.

– Таким образом, товарищ подполковник, я могу доложить, что из четырнадцати истребителей группы «Молния» в строй удалось вернуть двенадцать. Два истребителя, к сожалению, получили такие боевые повреждения, что восстановить их не представляется возможным… Но вывезти их в ОКБ генерала Яковлева, я считаю, – крайне важно и необходимо! Анализ боевых повреждений, изломы конструкции истребителя очень многое дадут разработчикам в плане понимания границ прочностных характеристик и внесения необходимых изменений в конструкцию «Яка». Самолеты мы с места вынужденной посадки уже доставили, все технические жидкости слили, плоскости отстыковали, в упаковочные ящики закрепили.

– Правильно мыслишь инженер! Действуйте! Давай акт, подпишу… С железной дорогой уже договорились? Что нужно? Бумагу из армии? Будет! Что у тебя еще?

– Должен сказать, что абсолютно правильным было решение о дополнительном завозе авиамоторов ВК-107. Нужно заметить, что они еще не совсем… – инженер запнулся и пошевелил в воздухе пальцами.

– Ты не крути, инженер! Здесь дело государственной важности! Как можно ставить новейший истребитель в серию, если у него «сердце» не отработано и барахлит?

– Да нет, товарищ подполковник! Все моторы через такой этап проходят. Их доводят в течение полугода после того, как сам мотор пошел в серийный выпуск. Здесь ничего особо страшного нет. Ресурс он не вырабатывает! Должен около сотни часов, но по факту – хорошо, если пятьдесят. А так вообще – тридцать! Я бы рекомендовал вызвать сюда небольшую группу – трех-четырех человека с завода. Пусть посмотрят, сами ручками гайки-свечи покрутят, потрогают, послушают… Может, что и присоветуют или увидят своими глазами. Все же – спецы, инженеры-конструкторы, не чета моим мотористам.