Игорь Вереснев - Младшие братья
— Давай же! Чего застряла?
Огница задрала голову, растерянно посмотрела на него.
— Я не могу. Я не знаю, как им управлять.
— Да чего там управлять?! Пожелай…
Сказал и осёкся. Лишь теперь сообразил, что пожелать-то у неё и не получится! Нет у неё мозгача в голове.
Максим опустился на землю. Медлить было нельзя ни секунды: криссы заканчивали добивать хранителей, с минуты на минуту начнут прочёсывать окрестности. Да и для того, чтобы за небом следить, у них времени больше появится. Оставалось одно.
— Стань у меня за спиной и обними покрепче, чтобы не свалиться.
Она подчинилась. Просунула руки под мышками у Максима, сцепила в замок.
— Приготовься, — предупредил он. И медленно взлетел.
Ранец запросто поднимал и двоих. Огница сжала руки крепче, чтобы не выпустить, обхватила ногами его ноги. Максим подался вперёд, ложась в воздухе горизонтально. Он уже готов был лететь, когда взгляд его упал на серое яйцо, лежащее рядом с убитыми криссами. Это ведь оружие! Кто знает, вдруг понадобится? Опустился чуть ниже, подхватил прибор. И рванул прочь от развалин так быстро, как только мог. Огница ойкнула прямо в ухо.
Да, он всё рассчитал верно, жабы не заметили беглецов. Или заметили, но не обратили внимания? Пониматель ведь подсказывает, если сосредоточишься на чём-то. Может, и мозги у зеленокожих так же устроены?
Чтобы вернуться, времени понадобилось меньше, чем на полёт до рекреации. В долине у двери ничего не изменилось за это время. А сколько там прошло того времени! Полчаса.
Пересекать «линию фронта» было опаснее всего, могут подстрелить и чужие, и свои. Максим на лету сформировал проём в стене террасного здания, влетел, затормозив в последний миг. Тактика сработала, выстрелить в них никто не успел. Но ранец, оказывается, не обладал функциями диванчика — защищать пассажира до последней возможности. Хочешь жёсткую посадку? Получи! Максим с размаху вмазался коленями и ладонями в пол. Хорошо, что выстелен тот был криссовским материалом, а не обычный линолеум, иначе пара-тройка переломов была бы обеспечена. Но удар всё равно был так силён, что слёзы из глаз брызнули. Огницу сорвало с его спины, кувыркнуло через голову — аж хекнула, припечатавшись. И тут же в дальней стене прорезалась дверь.
Максим зажмурился, ожидая полновесный разряд станнера в загривок. Но вместо этого услышал знакомый голос:
— Вот так встреча. Тебя тоже сюда отправили, Маакс? Не повезло.
Пурпурный жакет Рен-Рендука был разодран в нескольких местах и перемазан сажей. Но лицо казалось таким же лоснящимся и самодовольным, как в их последнюю встречу. И усики воинственно топорщились. Подумалось, что получить разряд станнера было бы приятней, чем встретить этого гада.
Тиун подошёл к Максиму.
— В Добрию тебе теперь не выбраться. Даже на ранце, который ты притащил, не выбраться.
— Я принёс не только ранец, — Максим встал, поднял с пола яйцевидный прибор. — Знаете, что это?
Лицо у Рен-Рендука вытянулась от изумления. Он знал.
— Да это же огнебой… Где ты его взял? — Он подался было вперёд, но передумал, досадливо махнул рукой: — Бесполезно. Пониматель не скажет, как пользоваться таким оружием. Оно предназначено для криссов.
— Подумаешь, «не скажет»! Добрийцы стреляют из станнеров без всяких понимателей. А эта штука ничем не сложнее. Я видел, как зелёный ней управлял.
— Покажи, — потребовал Рен-Рендук.
Отворить проём в окне, развернуть в его сторону огнебой было делом нескольких секунд. Максим коснулся пальцами выемок на ободе оружия, в точности как это делал зеленокожий. Прибор завибрировал, зажужжал едва слышно. С острой его оконечности сорвалось ярко-белое колечко, превратилось в шар, шар понёсся в окно, разрастаясь, темнея, из белого становясь огненно-жёлтым, оранжевым. Глухо ухнуло, в стене по ту сторону долины появилась новая дыра.
Тиун шумно перевёл дыхание. Подскочил к Максиму, протянул руки:
— Дай, дай Рен-Рендуку попробовать!
— Не давай этому предателю! — крикнула очухавшаяся после удара об пол Огница.
Но поздно, тиун буквально вырвал оружие. Бережно прижал к себе добычу, погладил обод. И проворно развернувшись, бахнул в окно. Его шар получился куда больше и мощней чем у Максима. По дальней террасе долбануло так, что две колонны надломились и рухнули. А тиун вдруг захохотал:
— Предатель? Нет, девочка, Рен-Рендук не предатель. Рен-Рендук никогда не предавал того, кому служит. А служит он исключительно себе самому!
Продолжая хохотать, он выскочил в коридор. Максим бросились следом. Чёрт его знает, что на уме у этого психа!
Рен-Рендук мчался сквозь анфиладу комнат, орал так, что слышно было во всём здании:
— К двери! Все к двери! Уходим в Добрию! У меня огнебой! Прорвёмся!
Его услышали. Из комнат — впереди, позади — начали выскакивать стражники. Они тоже кричали: радостно, недоверчиво, испуганно — слов было не разобрать. И бежали за тиуном.
Так, всей толпой, они и вылетели наружу, в парк, превращённый в пепелище, к тому месту, где некогда стояла ажурная беседка с укромным, незаметным постороннему глазу альковом, и где сейчас была лишь оплавленная, устланная трухой каменная площадка. А кто-то и прямо к спиралям рванул. Вспыхнула, развернулась радуга, словно семицветным языком слизнула храбрецов. И тут Рен-Рендук ударил в ответ.
Огненные шары понеслись к кромке террасы, к основанию радуги. Заухало, посыпался камнепад. Радуга разом погасла, в небо потянулся новый столб жирного чёрного дыма. Путь в Добрию был свободен.
Стражники прыгали в лазоревую спираль один за другим. Все, сколько их уцелело, не разбирая званий, офицеры и рядовые, раненые и здоровые. А Рен-Рендук стоял, крепко уперев ноги в каменные плиты, задрав подбородок, и лупил огненными шарами во всё, что могло послужить укрытием для криссов. Сейчас он почему-то был похож не на подлого гада и фашиста, а на… героя? Даже смешной наряд и отвисший животик не мешали этому.
Максим и Огница стали за его спиной. Вертели головами, высматривая любое движение, любой отблеск, готовые предупредить. Их никто не просил помогать. Но они не могли так запросто взять и уйти.
Когда последний из стражников исчез в спирали, Рен-Рендук молча развернулся, зажал огнебой под мышку и рванул к двери. В двух шагах от неё оглянулся на опешивших от такого пренебрежения Максима и Огницу, осклабился:
— Не отставайте, детишки! Рен-Рендуку вы ещё нужны.
Первые из вернувшихся в Добрию успели поведать о герое-спасителе, и стоило тиуну вывалиться из двери, как навстречу ему двинулись не только советники и командиры дружин, но и кое-кто из князей вышел из шатров. Однако Рен-Рендук миссию свою законченной пока не считал. Так же громогласно, как в Задвери, гаркнул:
— Прочь отсюда! Бегом из оврага!
От него попятились, испуганные и голосом, и грозным видом. А особенно невиданным оружием, что Рен-Рендук прижимал к животу. Не дожидаясь, пока толпа отхлынет на безопасное расстояние, он вскарабкался вверх по противоположному от двери склону, обернулся, навёл огнебой и бахнул. Гравий, куски засохшей глины взлетели в воздух, превратились в грязно-бурую непроглядную тучу, посыпались на головы разбегающихся людей. Тиун выстрелил снова, кромсая нависающий над дверью склон. А когда туча развеялась, посветлела, никакой двери не было. Спирали похоронила под собой гора глины и щебня.
Рен-Рендук обессиленно уронил огнебой. Вытер рукавом пот и грязь с лица.
— Всё. Теперь пучеглазым дорога сюда заказана.
Он улыбнулся, нашёл в толпе Максима, подмигнул ему. Потом обвёл взглядом остальных. И Максим оглянулся.
На героя больше никто не смотрел. Взгляды были прикованы к тому месту, где минуту назад светилась дверь. И на лицах вовсе не было радости и облегчения. Ужас, оторопь, тоска — вот что там было!
Максим понял. Только что эти люди потеряли Задверь. Потеряли халяву, которой пользовались многие поколения. Пусть их жизнь была не такой комфортной, как у обитателей Вирии, но тоже вполне сытой и благоустроенной. А теперь всё это кончилось. И Добрия превратилась в то, чем она и была по большому счёту — первобытная страна, едва-едва вступившая в железный век.
Несчастье, свалившееся на Добрию, было так велико, что даже Совет не собирался. Князья были обескуражены не меньше, чем их подданные. Они не знали, что предпринять и поспешили быстрее разъехаться по своим уделам. До бывших пленников никому не было дела. Максима и Шура такой поворот вполне устраивал, Гуню — частично. Обретённая свобода означала, что опять нужно самому заботиться о пропитании. А пропитание стало неимоверно дорогим. На Добрию надвигался голод, уходить отсюда следовало как можно скорее. К тому же Максим уже знал, через какую дверь начинать свой путь. Очень долгий и далёкий путь к Земле.
