Юрий Брайдер - Особый отдел

Ясное дело, что по прошествии такого времени искать какие-либо улики бесполезно. Даже кровь давно слизали бродячие собаки. Приходилось надеяться, что насильственная смерть оставляет следы не только в реальном пространстве, но и на его таинственной изнанке, к созерцанию которого допущены лишь немногие избранные.

— Ну рассказывай, голубок, зачем ты меня сюда позвал? — спросила Валя-Эргида, возвращая Цимбаларю мобильник, смеха ради разрисованный губной помадой.

— Сама слышала, что здесь недавно погиб человек. — Цимбаларь для убедительности даже каблуком по асфальту пристукнул.

— Тот самый, из-за которого вы занялись Гобашвили?

— Совершенно верно.

— Да-a-aa, — Валя-Эргида оглянулась по сторонам. — Не очень подходящее местечко для того, чтобы потерять голову.

— Местечко дрянь, — согласился Цимбаларь, — но голова уж больно важная.

— А пусть те, кто её не уберёг, и отвечают.

— Боюсь, как бы нам всем за это не пришлось отвечать… Ты скажи, можно ли с помощью сверхъестественных способностей восстановить ход событий, предшествовавших смерти?

— Можно, наверное, но это не по моей части. Тут требуется огромная воля, умение сосредотачиваться и вообще совсем другое сознание, — она покрутила растопыренными пальцами возле своей головы. — Сам знаешь, есть спортсмены, и есть физкультурники. Я — физкультурница. Стремлюсь не к высоким результатам, а к собственному удовольствию.

— Огорчила ты меня, — сказал Цимбаларь.

— Да не хмурься так! — Валя-Эргида толкнула его плечом. — У тебя же есть подробный рассказ Гобашвили. Могу гарантировать, что он не врал.

— А проследить путь покойника возможно? Откуда он сюда пришел? Что делал раньше?

— Не обижайся, но я за это не возьмусь. Физкультурница может принимать красивые позы, но выше головы не прыгнет.

— Взгляни на эти часы, — Цимбаларь протянул девушке «Ролекс», переживший уже двух хозяев. — Они ничего не подсказывают тебе?

— Страшненькая вещица, — она взвесила часы на ладони. — От неё так и разит смертью. Один ужас накладывается на другой, и понять что-либо почти невозможно. Это как паника в курятнике… Впрочем, могу сказать, что первый владелец часов пережил большой испуг. У него было на это время. А второй умер почти мгновенно… Пуля попала ему в сердце? — в голосе девушки появились вопросительные интонации.

— Кажется… — Цимбаларь вспомнил, что один из прокурорских работников обронил сегодня фразу, смысл которой заключался в том, что бандитов погубила мгновенная смерть водителя, в отличие от сообщников пренебрегшего бронежилетом. — Но ты глубже давай, глубже.

— То же самое через часок услышишь и ты. — Валя-Эргида подмигнула ему и сразу посерьёзнела. — Похоже, твой безголовый отзывается. — Она прижала часы к щеке. — Как же он сильно испугался тогда… Но не смерти. Совсем не смерти… А за мгновение до конца он вдруг вспомнил своего папашу.

— Случайно не Гобашвили? — ужаснулся Цимбаларь.

— Нет. Лысенького дяденьку с бородкой, который покоится в прозрачном гробу, сложив на груди лапки.

— Так ведь это же Ленин! — Цимбаларь в сердцах чуть не сплюнул. — Вождь мирового пролетариата. Ты что, в Мавзолее никогда не была?

— Никогда, — она нервно рассмеялась.

— И больше покойнику ничего не привиделось?

— Ничего. Мавзолей ему всё застил.

— Ладно, спасибо и на этом… — Цимбаларь за несколько секунд до этого испытывавший краткое чувство падения в бездну, стал торопливо раскланиваться.

— А пообщаться? — капризно надув губки, девушка взяла его под руку. — У меня и кроме лотоса есть на что полюбоваться.

— Я как-то, знаешь, не готов. — Цимбаларь был словно сам не свой. — И потом, представляешь, что будет, коли у нас появится ребеночек. Мент-чародей! Это, наверное, покруче, чем грядущий антихрист.

— Ну, как хочешь, — она резко отстранилась. — Прощай. Хотя я уверена, что мы ещё встретимся.

— Почему-то и я уверен в этом, — как бы помимо своей воли кивнул Цимбаларь.

Если не считать задержания Гобы, итоги дня выглядели безрадостно.

Иностранцы — по крайней мере, те, которые зарегистрировались в своих посольствах и консульствах, — пропадать пока что не собирались. Мусорные контейнеры ежели и горели, то пожарные подобной информацией не располагали.

Трусы и носки, имевшиеся на трупе, были произведены на текстильных предприятиях Юго-Восточной Азии и предназначались для реализации как в странах Евросоюза, так и в Северной Америке.

Продукция фирмы «Ролекс» поставлялась в Россию небольшими партиями, но, кроме того, существовало ещё множество каналов контрабанды, так что связать номер часов с фамилией покупателя было практически невозможно.

Общее мрачное впечатление скрасил лишь звонок Вани Коршуна. Малыш был удачлив и уловист, словно горностай. Можно себе представить, каких успехов он мог бы добиться, если бы не достойная сожаления вражда с многочисленным и неистребимым кошачьим

племенем.

Короче говоря, Ване удалось выяснить, что мужчину, по приметам схожего с Голиафом, в конце апреля действительно видели на бульваре, примыкающем к Сучьему полю. Сидя на лавочке, он беседовал со стариком, которому, по словам очевидцев, было «лет сто». Потом оба собеседника резко вскочили и, не подав друг другу руки, разошлись в разные стороны. Дальнейший путь Голиафа никто проследить не удосужился и, как позже выяснилось, он завершился едва ли не в объятиях Сергея Гобашвили.

Что касается примет старика, то они остались тайной за семью печатями. Так уж повелось у нас, что люди, считающие себя хозяевами жизни, привыкли отводить взор от своих сирых и убогих собратьев. Да и само время не располагало к созерцанию — за ночь пустых бутылок подвалило, словно грибов после тёплого дождика, а грибы, как известно, перестаивать не должны.

— А если мне по этим свидетелям самому пройтись? — поинтересовался Цимбаларь, ещё не привыкший к исповедуемым Ваней принципам полной самостоятельности. — Вдруг они ещё что-нибудь вспомнят.

— Скорее всего, они забудут даже то, о чём говорили прежде, — ответил Ваня. — Надо принимать во внимание психологию людей, с которыми я имею дело. Сыскарь, вынюхивающий невесть что, для них враг, причём на уровне подсознания, а маленький мальчик, со слезами на глазах разыскивающий пропавшего отца, — божья пташка. От него ничего скрывать не станут. Ещё и конфеткой угостят на прощание.

— Это называется брать на жалость, — пояснил Кондаков, внимательно прислушивавшийся к разговору. — Кстати говоря, весьма эффективный оперативный прием. Одно неудобство — под рукой постоянно должен находиться носовой платок, пропитанный луковым соком.

— Спросите у Вани, как он поступает с конфетами, которыми его угощают доброжелатели, — попросила Людочка.

За хитроумного малыша ответил Кондаков, видимо, хорошо знавший его привычки:

— Выбрасывает. У него отвращение к конфетам, как у любого пьющего человека.

— А я на сладком просто помешана, — печально вздохнула Людочка. — И ведь никто не догадается угостить.

— Дело поправимое, — засуетился Кондаков. — Были у меня где-то конфеты. И как я только запамятовал. Мне ребята из хозслужбы целую коробку на день рождения подарили. Глотай, говорят, по паре штук каждое утро и будешь бодреньким, словно Геркулес. И кофе не понадобится.

Отлучившись в другую комнату, Кондаков принес белую пластмассовую баночку, одну из тех, в которые сейчас чего только не упаковывают, начиная от витаминов и кончая затычками для ушей. Немного повозившись с хитроумной крышкой, он высыпал в пустую сахарницу содержимое баночки, скорее напоминавшее пилюли, чем конфеты.

— Какие-то они подозрительные, — сказала Людочка. — Но одну я всё-таки съем. Исключительно из уважения к хозяину.

— Подожди, — Цимбаларь, уже завершивший разговор с Ваней, перехватил её руку. — Пётр Фомич, а знакомые тебя с подарком не обманули?

— Зачем им меня обманывать? — удивился Кондаков, уже поднесший одну пилюльку ко рту. — Они ведь не враги мне, а друзья. Двадцать лет знакомы.

— Вот именно. Старые друзья хотели тебе добра, а потому вместо конфет подсунули стимулирующее средство, известное под названием «Виагра». Представляю, как бы ты повёл себя, отведав такого угощения!

— Ну и как, интересно? — брякнул Кондаков.

— Разнузданно! — Цимбаларь демонстративно отодвинулся от ветерана. — Ты бы набросился на нас, не принимая во внимание, что Людочка беременная, а я вообще не женщина.

— Скажи пожалуйста! — Кондаков стал аккуратно складывать пилюли обратно в баночку. — Ради такого случая придётся завести сожительницу. Не пропадать же добру… Как же это я сам, дурак, не догадался. Это они меня своим Геркулесом в заблуждение ввели.

— Как раз наоборот, — сказала Людочка. — Это был прозрачный намёк. Кроме всего прочего, Геркулес прославился подвигами, которые и гарантируют приём «Виагры». Отлюбить за ночь сорок девушек было для него обычным делом.