Олег Верещагин - Там, где мы служили...
…Делал такое Витька раньше. Делал на скалодроме, на стене разрушенного дома — спуск, гранаты в окна, очереди в мишени… Только права Елена, там боевые — один из десяти. А здесь — все.
— Ударь-ка, — парень из 1-го, Витька его ещё не запомнил, держал тесак у расщелины. Витька двумя ударами приклада загнал клинок поглубже. — Ага, хорошо, — парнишка продёрнул трос через рукоять. — Сейчас поедем…
— Значит, так, — Скобенюк удобней закрепил на бедре «сайгу». — Винклаут.[24] Всё. Первое — мазл!
Верёвки полетели вниз, и по ним почти тут же соскользнуло первое отделение Мальвони. Из бойниц верхнего ряда фугануло дымом от брошенных гранат, штурмовики, стреляя, исчезли внутри.
— Второе — мазл!
Витька перехватил пулемёт и, оттолкнувшись, рухнул спиной вперёд в пропасть. «Ссссвишшшш!» — зашипела верёвка, взвилась даже лёгким дымком, мимо понёсся ало-серый гранит; отдалился, приблизился, Витька спружинил ногами, срывая с крепления гранату… «Бабам!» — многоголосо рвануло в галерее, и он открыл огонь из пулемёта в клубы едко пахнущего дыма, а потом, толкнувшись ногами ещё раз, маятником влетел внутрь, стреляя снова и снова.
Перекат, на колено. Свой, свой… труп. Та-та-та-та-та-та! Та-та! Та-та! Стена и пол взвихрились пылью, крошкой… Витька, крича, стрелял, держа пулемёт у бедра, кто-то рухнул через клубы дыма, под ноги плеснула кровь. «Убил?! Убил!»
— Витька, прикрой Жозефа! — Елена, вставив ствол дробовика в какую-то щель в стене, стреляла внутрь. Ревок метнулся к валлону, который, держа на плече «двушку», целился в оскаленный арматурой дверной проём. Дэниэль стоял на колене рядом, приготовив новую гранату.
— Сюда! — крикнуло Жозеф, не оборачиваясь. — Вон там — автоматчик!
Витька в самом деле увидел «синего берета» — он стрелял, положив ствол на искорёженные перила вёдшей вниз лестницы. Витька различал его обожжённое лицо. РПД коротко подпрыгнул в руках мальчишки, и «синий берет» бесшумно, молча свалился в проём. «Убил?! Убил! Второго убил! Это люди?! Нет — не люди…» Мысли не пугали, не удивляли, не радовали — скользили вспышками по краю замершего сознания. Граната полетела вниз, по коридору полыхнуло пламя выхлопа — внизу разорвалось, загрохотало эхо…
— Не стрелять, здесь третье! — донеслось снизу. — Мы что, всех прикончили?!
— Не глупи, Рышарт! — рявкнула Елена, меня барабан. — Они в комнатах, мы чистим! Где лоун?!
— Ниже! Начали?!
— Начали!.. Джек, Жозеф, Дэниэль, Витька — налево, Эрих, Майкл, Кайса — направо, Ник, Пётр — со мной! Мазл!..
…Вы знаете, как «чистят» комнаты? Сначала внутрь стреляют из чего посолидней. Ну — или просто бросают две-три гранаты. Потом вламываются, поливая всё вокруг — включая потолок — свинцом. Потом слушают, не кричит ли кто: «Сдаюсь!» Как правило, внутри уже никого нет — живого, только трупы, причём в степени полного неопознания.
Всё честно. Два мира. Одна планета.
Витька стрелял, как и все — не жалея патрон, не видя целей, веером в полутьму, несколько раз перечёркивая стволом одно и то же место. И не особо интересовался, в кого он там попал. Он даже слабо помнил, что и как именно делал. Первым более-менее отчётливым воспоминанием было: верхняя галерея, много штурмовиков, все переговариваются, и парень из взвода огневой поддержки вдёргивает в бойницу синий флаг с белым чудищем и швыряет скомканную ткань на пол…
… В сущности, бой за Большой Шлем закончился. Штурмовые группы захватили территорию с минимальными потерями, но и пленных взяли всего полдюжины — не сдавался почти никто. Над вершиной Большого Шлема плескалось, почти неразличимое снизу, знамя Рот.
Витька нашёл Джека случайно. Капрал сидел у зубца стены и ел шоколадку. Витька буквально рухнул рядом. Покосившийся на него Брейди молча протянул остаток плитки. Витька вгрызся в него, шоколад забил рот, пришлось пить. Но усталость более-менее отступила. С неба начал сеяться неожиданно лёгкий крупный снег. Он сразу таял, не ложился — но само падение снежинок было красивым…
— Не сдались, — задумчиво сказал Витька. Джек усмехнулся:
— Не сдались. Это они от страха.
— От страха? — Витька даже сел прямее, посмотрел изумлённо. Джек кивнул:
— От страха. Ясно же, что им у нас — петля. Да и что им терять-то? Грязь, ненависть и злобу, в которой они живут… да нет, существуют? Они же только этим и питаются, на этом растут, как плесень — грязь, ненависть и злоба… — Джек всмотрелся в лицо Витьки и двинул углом рта: — А. Вижу. Посетили тебя такие мысли: мол, а в чём между нами отличие? Мол, есть два государства, мы сильней и наша победа — и не больше?
Крыть было нечем. Витька вздохнул и кивнул. Но Джек ничего говорить не стал, и Витька осмелился спросить:
— Джек… ну а разве это не… ну, не так, в общем? Нет, справедливость, конечно, у нас, но всё-таки у них тоже какое-то… общество. Это же не совсем банды…
— Это совсем НЕ банды, — возразил Джек. — Просто так их называют по привычке. Это намного хуже, русский. Это именно что общество. Общество, в котором Тьма — Свет. Боль — Хлеб. Убийство — Жизнь. И всё, что тебе дорого, русский, всё, чем ты дышишь — они ненавидят до потери дыхания. Они про тебя не знают ничего, но вот конкретно тебя конкретно каждый из них ненавидит. Потому что ты — часть того, что для них Смерть. Ты часть нашей Жизни… — Джек хмыкнул. — Я стал говорить, как Ник. Ему бы понравилось… А плен — что плен? Им в нашем плену — петля и пуля. А вот нам в их плену… — по лицу Джека прошла тень. — Только ещё страшней, чем ты думаешь. Я тебе серьёзно говорю, Вик, — он назвал так Витьку без напряжения, как старого друга, и Джек понял — они в самом деле друзья, — в плен к ними попадать нельзя. Вообще. У них — ад, — Джек вдруг скривился, словно вспомнил что-то ужасное и отвратительное. — Или принесут в жертву своему… богу: снимут с живого кожу, отрежут голову и сожрут.
Витька задержал дыхание. Людоедство — страх и отвращение перед ним были в крови у детей этого времени с рождения. Джек повторил:
— Да, сожрут. Да и ещё — белые мальчишки у них высоко котируются… изнасилуют перед этим. Я всё это видел, — капрал вздохнул. И тут же уже совсем иным тоном спросил: — Ну, как тебе бой?
— Знаешь, я ничего не понял, — признался Витька.
— Главное — что сделал всё правильно, — ободрил Джек. — Как говорил Эндрю — не тушуйся! Правда — рукопашной не было…
— А что? — поинтересовался Витька.
— Да то, — непонятно ответил Джек.
Витька не стал уточнять.
6
Боксёрский матч между ротами между ротами заканчивался. В финал вышли Ник Фостер («Волгоград») и Толька Кержаков («Мёртвая Голова»). Разделения на весовые категории тут не было, и Толька — восемнадцатилетний сибиряк — был тяжелей канадца и обладал феноменальной стойкостью на удары. Матч был чисто боксёрский, «фэрплэй», и Ник тщетно бомбардировал ударами предплечья и плечи русского. Дождь лупил по тенту, натянутому над рингом, и несколько сотен зрителей, столпившись вокруг, орали, свистели и ревели, как спятившая эскадра теплоходов.
И русский, и канадец провели уже по восемь боёв. В холодном воздухе от них валил пар, пот стекал струями по груди, лицу и спине.
Отделение болело за Ника активней, чем вся остальная рота. Холодное лицо канадца временами перекашивала гримаса. Русский дышал через рот — нос ему Ник расквасил в первом же раунде. Орали, как правило, добрые советы, к которым люди умные в бою не прислушиваются.
Раз! Раз! Толька пошатнулся, на предплечьях вспыхнули красные пятна, но он тут же ответил, и на этот раз — удачно, Ник закачался и отступил назад, подняв кулаки к лицу. В тот же момент Толька ударил Ника в корпус, и канадец рухнул на плетёные маты, разбросав руки.
— Раз! Два! Три! — начал отсчёт лейтенант Крюгер. — Четыре! Пять! Шесть!..
— Вставай, Ник, вставай! В один голос орали вокруг. Толька ждал в стойке.
— Девять! Десять! — безжалостно закончил отсчёт Крюгер. Ник, стоя на коленях. Опирался руками о мат. Видно было, что он почти плачет. Толька помог ему подняться и сказал что-то неразличимое в общем шуме, но явно утешительное.
Крюгер поднял руку русского.
* * *Из-под душа Ник пошёл к своей кровати и свалился на неё, глядя в потолок и по временам дуя на пальцы. Сперва все молчали, потом Эрих сказал:
— Если бы это был свободный бой, ты бы его завалил.
Все заговорили сразу:
— Точно!
— Не расстраивайся!
— Плюнь, подумаешь!
— Ты же всё равно второй![25]
— Если дед узнает — он меня проклянёт! — Ник сел и ударил кулаками по подушке. — Иоганн бы выиграл этот бой!
— Иоганн не стал бы драться, — заметила Елена. — Хватит скулить, лучше подумай, что наденешь на спектакль?
