Один в поле воин - Виктор Иванович Тюрин
– Майкл, зачем тебе это нужно? – строго спросил Генри. – Эта история с фотопленкой и так некрасиво выглядит.
– Дядя Генри, я дал слово Василию Сталину, а свое слово всегда держу. Кроме того, мне хочется получить фото с его автографом на память. Ведь он большой человек в коммунистической России. Я прав?
– В этом-то все и дело, Майкл. Ты пойми, все, что касается высокой политики, особенно в советской России, чревато большими неприятностями. Здесь десятки тысяч, а может, и сотни тысяч людей, сгинули без следа, поэтому надо быть предельно осторожным. Не забывай, что мы находимся в чужой и враждебной нам стране.
– Простите меня. Честное слово, я просто не подумал обо всем этом, – решил я покаяться, видя их искреннее беспокойство.
На следующий день, когда мы возвращались к себе после завтрака, портье окликнул Генри:
– Господин Вильсон, вам просили передать пакет. Подойдите, пожалуйста.
Мы все трое удивленно переглянулись, так как никто из нас ничего не ждал.
Сенатор, получив в руки запечатанный конверт, покрутил его в растерянности, так ни адреса отправителя, никаких либо пометок не было.
– Что это может быть? – воскликнула Мария.
– Не знаю, – нахмурился Генри. – Наверно, надо позвонить в посольство.
Тут я вдруг вспомнил слова сотрудника ГБ.
– Дядя Генри, тут мои фото! Дайте я сам открою!
Действительно, в пакете оказалось десять цветных фотографий. Три фотографии, где я стою с Василием Сталиным и Владимиром Карнеевым на фоне спортивного мотоцикла. На остальных шести фотографиях были запечатлены особо красивые моменты гонок на льду. Бен оказался не просто фотографом, а настоящим художником. Он сумел увидеть и запечатлеть самые яркие моменты гонок на своих фотографиях, на которых можно было не просто видеть, а чувствовать бешеную скорость мотоциклов в ореоле разлетающихся во все стороны брызг искрящегося льда, дикое напряжение и радость победы гонщиков.
– Майкл, ты удивительный парень, – покачал головой Генри, разглядывая фотографии. – В Советском Союзе ты только третий день, а уже знаком с сыном Сталина, и я не удивлюсь, если тебя через неделю пригласят в Кремль.
– Не пойду, для меня там нет ничего интересного, – с апломбом подростка заявил я.
Причем сейчас я говорил чистую правду. Услышав мое заявление, супруги весело рассмеялись.
Вернувшись в отель после очередной экскурсии, мы уже шли к лифту, когда Генри снова окликнул портье. Мы подошли. Стоило мне узнать, что это звонили Вильсону из нашего посольства, я скорчил недовольную физиономию, дескать, взрослые разговоры такие скучные, после чего, не задерживаясь, продолжил свой путь. О том, что не остался, мне пришлось пожалеть уже через пятнадцать минут, когда в дверь моего номера постучала миссис Вильсон. Она сообщила мне, что русская сторона согласна организовать нашу встречу с советскими школьниками, и она уже дала согласие на это мероприятие.
– А я просил?! – не мог я сдержать новой волны раздражения, после того как ушла Мария. – Да пошли они все!
Естественно, ничего уточнять не стал, если подслушивают, то будут знать, что мальчишка сильно разозлился. Не более того. Почему? Да кто его знает, может, сладкого лишили.
Мне в новой жизни вполне хватило впечатлений от одной американской школы. Зачем мне еще встреча с советскими школьниками?! Для сравнения?! Пустая трата времени. К тому же, как оказалось, нам предварительно надо будет заехать в ВОКС, где нас примет инструктор, который курирует подобные темы. В другом случае я бы наотрез отказался встречаться, но мне не хотелось обижать Марию, которая беспокоилась за меня и решила, что мне будет интересно встретиться со своими ровесниками.
Пообедав, мы поехали на встречу. В кабинете, куда нас провели, сидела сухопарая женщина – инструктор с дымящей папиросой во рту. Выпустив струю дыма, она достала изо рта папиросу, затушила ее в пепельнице, полной окурков, потом встала и поздоровалась:
– Здравствуйте. Меня зовут Кокошкина Светлана Семеновна. Вы, я так понимаю, госпожа Вильсон и Майкл Валентайн.
У нее было хорошее произношение, что говорило о постоянной языковой практике, при этом она обладала хорошей фигурой и приятным лицом, вот только глаза были холодными. Мне сразу стало ясно, что мы ей не сильно нравимся.
– Здравствуйте, – ответила Мария. – Нас пригласили, я так понимаю, чтобы согласовать время и место встречи. Только одного в толк не возьму, почему мы не могли договориться обо всем по телефону.
– Садитесь, пожалуйста. Сейчас я вам все объясню.
Ее объяснения оказались короткой лекцией, на которой нас проинформировали, что можно, а что нельзя говорить при подобных встречах. Строгий запрет касался любых обсуждений внутренней и внешней политики СССР, вкупе с любыми критическими высказываниями о классиках марксизма-ленинизма, а также инструктор нас особо предупредила, чтобы никакой печатной продукции мы с собой не брали. Ни журналов, ни брошюр, ни открыток. Совсем ничего.
– Почему? – сделал я наивно-удивленное лицо.
– Советским людям не нужна пропаганда западного образа жизни, – сказала, как отрезала, женщина-инструктор.
– Вы сами верите в то, что говорите? – с явным скептицизмом в голосе спросила ее Мария.
– Верю, иначе бы здесь не сидела.
В ее ответе было сто процентов правды, так как в те времена к работе с иностранцами направляли только самых стойких и проверенных товарищей.
«Железный занавес, он такой», – усмехнулся про себя я, а затем спросил:
– Сколько будет учеников в классе?
Инструктор сначала окинула меня внимательно-цепким взглядом, затем ответила:
– Точно не скажу, но можно уточнить. Почему вы задали этот вопрос?
– Думал угостить ребят конфетами, – ответил я, глядя на нее честными глазами. – Или можно подарить шоколадки.
Женщина задумалась на какое-то время, потом согласно кивнула головой:
– Пусть будет шоколад. Что-то еще?
– Хочу еще подарить им блокноты и шариковые ручки.
– Подарки будут от какой-то американской организации?
Тут она сумела меня удивить.
– Почему от организации? Сам хочу подарить.
– Не положено, – отчеканила сотрудник ВОКСа.
Только сейчас я сообразил, в чем тут дело. Мальчик-американец одаривает советских детей, которым живется лучше всех на свете, а это плохой пример для молодых строителей коммунизма, которые стройными рядами идут в светлое будущее. Все это легко читалось на лице инструктора. Если говорить честно, то мне прямо сейчас хотелось сказать, что с меня хватит этого балагана, после чего развернуться и уйти. Было видно, что и Марии все это не по душе, но она, как жена политика, не хотела явных конфликтов с местными властями и поэтому сказала:
– Пусть будут просто подарки. Мы с Майклом их подарим без какого-либо уточнения. Так вас устроит?
– В этом разрезе устроит, – отчеканила женщина-инструктор. – Теперь давайте обговорим
