Остров Немо - Георгий и Геннадий Живовы
– Видите ли, Эмма, я люблю Ди.
– О, Чепмен, об этом весь остров в курсе.
– И я не знаю… как мне дальше быть. Мне страшно.
– Мальчик, ее отдадут замуж… понимаю, как это горько, – тут Эмма разделяла боль Чепмена вполне и даже взяла его за руку. – Мы оказались на куче мусора, но сами мы – не мусор. Терпите, не теряйте надежду, что Орландо или кто угодно доберется до людей и приведет помощь.
– Откуда у вас столько мужества? Учитывая, сколько вам пришлось пережить…
– Тут каждому пришлось многое пережить.
– Нет, Эмма, ваша ситуация…
– Не будем об этом, – перебила Эмма.
– Эмма… За Дианой охотится маньяк, который уже давно орудует на острове. И я пытаюсь его вычислить. Я не могу поделиться ни с кем из местных – к женщинам тут просто не подобраться… а мужчины… не хочу ошибиться и довериться не тому человеку.
– Понимаю.
– Но мне очень важно услышать ваше мнение.
Чепмен раскрыл перед ней все карты – какими чертами личности должен обладать человек, способный систематически насиловать, истязать и убивать девушек; каким может быть ход его мыслей, – на самом деле, это был краткий и живой пересказ учебника по криминалистике. Чепмен хотел проверить – сумеет ли Эмма сама связать все воедино… и она сумела. С каждым пассажем, нюансом психики и образа действий серийных убийц Эмма приближалась к мысли, что фигуры лучше Крюгера на эту «должность», наверное, не сыскать. Она на своей шкуре почувствовала, как он двуличен: может делать вид, что заботлив и чуток, а потом превращается в первобытного хищника. Когда Чепмен, видя, что Эмма уже готова, он впервые произнес «Крюгер» и выложил перед ней его досье. Бедняжка обхватила голову руками.
– Мариэлла… уже говорила об этом.
И тут уже Чепмен взял Эмму за руку.
– Вас нужно защитить от него.
– А что, что я могу сделать?
– Ну, первым делом приходите завтра за книгами, и я дам вам оружие.
– Что?
– Добуду нож или что еще, чтобы вы смогли обороняться.
– Откуда? Как?
– Эмма, я выкручусь. Просто приходите. И то, как вы себя держите и ведете… вы большой молодец. Это лучший вариант, – тихо и спокойно, не показывая страха, играть свою роль.
– Мальчик… такой ты мальчик, а столько понимаешь.
Эмма обняла Чепмена крепко-крепко, как сестры обнимают любимых братьев. Она захватила только одну книгу, хотя вначале хотела взять побольше. Нужно было оставить предлог для скорого возвращения.
* * *
После наркотического «заседания» Крюгер вернулся домой на взводе. Эмма уже отошла от действия препарата, успела прибраться в контейнере, приготовила какой-то салат из водорослей и консервов и читала стихотворения Байрона. Крюгер рассвирепел: Байрона! Как ни в чем не бывало! Будто не она несколько часов тому назад бредила, вжавшись в окно, не она ползала по полу и звала свою умершую дочь. Валялась бы она сейчас в луже мочи и рвоты, он бы вновь сдержался и не стал бы даже орать. Но Крюгер, размахивая перед носом Эммы наркотиком, нарастающей скороговоркой принялся ее отчитывать:
– Ты больше не принимаешь эту дрянь, поняла?
– Почему? В смысле хорошо-хорошо.
– Дрянная девка! Чуть ли не слюни тут пускала, с голой задницей на полу, как распоследнее отребье, смотреть противно!
– Крюгер, я же ничего не помню, – пыталась возразить Эмма, хоть все прекрасно помнила: сначала ей снилось, как Джеральд, задрав ее ножки в каблуках себе на плечи, закинув саму ее на обеденный стол, сдвинув ей трусики набок, остервенело и сладко имел ее так, что у нее звезды плыли перед глазами; она смешно (Джеральд так считал – смешно) пыхтела и пыталась простонать, что на втором этаже – няня, и им следует прекратить, но он остановился, только когда уже сам забрался на этот монументальный стол (стол у Джеральда был своеобразным фетишем, но этот выбирала Эмма – массивный, устойчивый, хоть пляши на нем – специально для таких дел; Джеральд рассказывал, как за обедом любит вспоминать о самом сладком «десерте», которым он насладился тут накануне). И вот оба они на столе, Джеральд уже кончил, а Эмма немножко не успела, и тут наверху пищит Мими, и, стыдливо хихикая, оба родителя спешат к ней и будят няню – Долорес, которая, кстати, притворялась спящей. Эмма берет Мими на руки, а Мими смешно, со сна, начинает уползать, и она зовет свою малышку, и та не сразу соображает, что мама позади, и надо развернуться, и ревет, потому что мамы не видно, а Джеральд хохочет.
Всего этого Крюгер не знал, но чувствовал, и поэтому ревновал и бесился, хотя в этом и отсутствовал всякий смысл.
– Сука, грязная сука. Что за пошлости тебе там снились?
– Да… ничего… я не знаю…
Крюгер злился на Зилу, который так нагло подрезал его кусок пирога, на Мариэллу, которая непонятно с какой радости вытребовала себе долю, на идиота Бенциана, который трясся над своими жалкими дегенератами, на Холгера, никчемного криворукого болвана, который никого не сумел спасти – на всех скопом. Раздражители соединились в один комок ярости, и хватило последней капли – ревности к видениям жены, чтобы взорваться, и Крюгер наотмашь ударил раскрытой ладонью Эмму по лицу. Она резко встрепенулась, и получила еще, и на этот раз упала навзничь. Но Крюгера было уже не остановить.
– Что лежишь, шлюха? Чуть притронулись к тебе, и сразу рыдать, сопли пускать?
Крюгер схватил Эмму за волосы и с размаху приставил к стене.
– Ты у меня получишь, сука, грязная сука.
Он насиловал ее исступленно, долго, жестоко, беспощадно. Он крушил и ломал ее тело, а Эмма ничего не могла поделать: от ужаса она потеряла любую способность к сопротивлению. Она боялась умереть, но противиться этому в эти минуты не умела, и только одно сознавала: «Это он… Крюгер – маньяк».
* * *
Крюгер ушел из дома тем же вечером, прихватив
